Список Шиндлера, стр. 6

- Герр Шиндлер, - пробормотала девушка. Опустив голову, она позволила себе несколько секунд поплакать. - Герр Шиндлер, ему нравится бить меня перед этими женщинами. В первый день здесь, он избил меня, потому что я выкинула кости от обеда. В полночь он спустился в подвал и спросил меня, где они. Они предназначаются для его собак, вы понимаете. Тогда он в первый раз избил меня. Я сказала ему… я не помню, что ему говорила; теперь я ничего не говорю… почему вы бьете меня? Он сказал: «Причина, по которой я бью тебя в том, что ты спрашиваешь, за что я бью тебя».

Она покачала головой и пожала плечами, словно извиняясь, что позволила себе так разговориться. Больше ей не хотелось откровенничать; она не могла излагать всю историю бесконечных избиений, когда кулаки гауптштурмфюрера снова и снова ходили по ее телу.

Герр Шиндлер доверительно наклонился к ней.

- Да, у вас нелегкая жизнь, Хелен, - сказал он ей.

- Неважно, - ответила она. - Я так и так жду.

- Чего ждете?

- Что когда-нибудь он пристрелит меня.

Шиндлер покачал головой, и она подумала, что с ее стороны было бы слишком большой смелостью питать какие-то надежды. Может, хорошая одежда и вежливое поведение герр Шиндлера - всего лишь провокация.

- Ради Бога, герр директор, я тут такого навидалась. В понедельник мы поднялись на крышу скалывать лед, молодой Лизек и я. И мы видели, как герр комендант вышел из дверей и прошел на веранду, как раз под нами. И там, стоя на ступеньках, он выхватил свой револьвер и выстрелил в женщину, проходящую мимо. Она несла узел. Он попал ей прямо в горло. Женщина просто шла себе куда-то. Вы понимаете. Она была точно такая, как все остальные. Я не могла и представить, что он это сделает. И чем больше вы узнаете герр коменданта, тем отчетливее вы понимаете, что тут нет никаких правил и законов, которых можно было бы придерживаться. Вы не можете сказать себе: «Если я буду соблюдать эти правила, то буду в безопасности»…

Шиндлер взял ее за руку и подчеркнуто сжал ее.

- Послушайте, моя дорогая фройляйн Хелен Хирш… Несмотря на все это, тут все же лучше, чем в Майданеке или Аушвице. Если вы сумеете сохранить свое здоровье…

- Я думала, - сказала она, что будет легче тут, на кухне. Когда меня перевели сюда из лагерного пищеблока, остальные девушки мне завидовали.

По губам ее скользнула скорбная улыбка.

Шиндлер снова повысил голос. Теперь он напоминал человека, втолковывающего принципы физики.

- Он не убьет вас, моя дорогая Хелен, потому что вы доставляете ему слишком большое удовольствие. Вы так нравитесь ему, что он даже не позволяет вам носить Звезду. Он не хочет, чтобы кто-нибудь знал, как ему нравится еврейка. Он застрелил ту женщину, потому что она ничего не значила для него, она была одной из многих, она была пустое место для него. Вы должны это понять. Но вы, вы… да, это гнусно, Хелен. Но такова жизнь.

Кто-то еще говорил ей эти слова. Лео Йон, заместитель коменданта. Он был унтерштурмфюрером СС.

- Он не убьет тебя, - сказал Йон, - до самого конца, потому что ему так нравится вышибать из тебя дух.

Но в устах Йона эти слова звучали совсем по-другому. Герр Шиндлер же приговорил ее к жалкому существованию.

Похоже, он понял, почему она оцепенела. Он пробормотал какие-то подбодряющие слова. Они еще увидятся. Он попытается вытащить ее отсюда.

- Вытащить? - спросила она.

- С виллы, - объяснил он, - на мой завод. Конечно, вы должны были слышать о моем предприятии. У меня фабрика эмалированной посуды.

- Ах, да, - воскликнула она, словно ребенок из трущоб, которому рассказывают о Ривьере. - «Эмалия» Шиндлера. Я слышала о ней.

- Берегите здоровье, - снова сказал он. Похоже, с его точки зрения это было самым главным. И, казалось, он знал о будущих намерениях - и Гиммлера и Франка, когда произносил это.

- Хорошо, - согласилась она.

Она повернулась к нему спиной, и двинула вдоль стены полку с посудой с силой, которой Шиндлер никак не ожидал в таком изможденном создании. Затем она вынула кирпич из того куска стены, который прикрывала полка с посудой. Оттуда она вытащила сверток денег оккупационных злотых.

- На лагерной кухне у меня сестра, - сказала она. - Она моложе меня. Я бы хотела, чтобы вы выкупили ее, если ее станут загонять в теплушку. Я догадываюсь, что вы часто уже заранее знаете о таких вещах.

- Постараюсь заняться, - небрежно, отнюдь не давая ей торжественного обещания, ответил Шиндлер. - Сколько здесь?

- Четыре тысячи злотых.

Он небрежно взял их, ее деньги, оставленные на черный день и сунул их в боковой карман. У него они были в большей безопасности, чем спрятанные на кухне Амона Гета.

Так рискованно началась история Оскара Шиндлера, в которой было место и жестокости нацистов и разгульности эсэсовцев, и худой запуганной девушке и даже шлюхе с золотым сердцем - она была хорошей немкой.

С одной стороны, для дела Оскара было жизненно важно видеть подлинное лицо системы, жуткую личину под маской чиновничьей благопристойности. Раньше, чем многие иные осмелились признаться себе, он понял, что означает термин Sondlubehandlung, и хотя он толковался всего лишь как «Окончательное решение», слово это означало горы отравленных цианидом трупов в Бельзеце, Собиборе, Треблинке и в том комплексе к западу от Кракова, известном полякам как Освенцим-Бжезинка, но который станет известным на западе под своим немецким названием - Аушвиц-Биркенау.

С другой стороны, он был бизнесмен, делец по складу характера и он не мог открыто плюнуть системе в глаза. Он уже предвидел горы трупов и хотя не предполагал, насколько они вырастут в этом году и в следующем и превысят ли они Маттергорн, он знал, что этих гор мертвецов не избежать. И хотя он не мог предсказать, чьими бюрократическими стараниями будут они расти, Оскар все же предполагал, что всегда будет и место и необходимость для труда евреев. Поэтому, разговаривая с Хелен Хирш он и настаивал: «Берегите здоровье». Он был уверен, как и те евреи, согнанные в концлагерь в Плачуве, что ни один режим, - как бы ни был он свиреп - не может позволить себе отказаться от такого количества бесплатных рабочих рук. И лишь те, которые теряют Силы, обескровливаются, сваливаются в дизентерии - лишь тех отправляют в Аушвиц. Герр Шиндлер сам не раз слышал, как заключенные Плачува, согнанные на аппельплац на утреннюю поверку, бормочут про себя:

«По крайней мере, у меня пока есть здоровье», - тоном, которым в нормальной жизни говорили лишь старики.

Так, сим зимним вечером начались эти дни и ночи, когда герр Шиндлер приступил к практическому спасению многих человеческих жизней. Он увяз с головой; он в такой невообразимой степени нарушил законы рейха, что ситуация должна была привести к его многократному обезглавливанию, повешению или уничтожению в бараках Аушвица или Гросрозена. Но он еще не знал, во что ему это обойдется. Хотя фортуна пока всегда была на его стороне, он не знал, какую плату ему придется выложить за свои деяния.

Не стоит с самого начала подчеркивать его убеждения; история эта началась с простого и банального акта доброты - поцелуй, мягкий голос, шоколадка. Хелен Хирш так никогда больше и не увидела свои 4.000 злотых - во всяком случае, она не смогла подержать их в руках и сосчитать. Но до сего дня она считает сущей безделицей небрежность Оскара в обращении с деньгами.

Глава 1

Бронированные армады генерала Зигмунда Листа, рванувшись на север, с обеих сторон обошли жемчужину польских городов Краков. Случилось это 6-го сентября 1939 года. И для Оскара Шиндлера, прибывшего вслед за ними, город стал на последующие пять лет убежищем, его устричной раковиной. Национал-социализм решительно разочаровал его всего через месяц, но он не мог не признать, что Краков с его железнодорожным узлом и пока еще достаточно скромной промышленностью станет бурно развиваться при новом режиме. И в его пределах он больше не будет простым коммивояжером. Теперь он станет подлинным магнатом.