Фредди Крюгер и Железная Леди, стр. 32

Из груди Крюгера вырвался протяжный стон. Он чувствовал, что сейчас его плоть развалится на сотни дымящихся бифштексов. Эта дьявольская музыка поджаривала его, словно на адском огне.

Фредди вжался в спинку кресла и зажмурился, готовясь в очередной раз принять мучительную смерть.

Но тут, когда он уже физически ощущал, как от костей его скелета отделяется мясо, музыка смолкла.

Руки призрака как две порывистые чайки в последний раз оторвались от клавиш и спокойно опустились на колени. Какое-то мгновение Эрик Деслер сидел неподвижно, вслушиваясь в умирающее эхо, которое, затихая, билось о стены и колыхало огоньки свечей. Затем обернулся к своему единственному слушателю.

Фредди Крюгер являл собой жалкое зрелище. Перекошенное лицо, полубезумные глаза, ищущие на потолке неизвестно что; пена у рта, трясущийся подбородок, дрожащие руки, рассеянно водящие по груди смятой шляпой.

— Вам понравилось? — тихо спросил Призрак Оперы. Его голос дрогнул от волнения.

— Что это было? — пробормотал Фредди, едва ворочая распухшим языком.

— Вы потрясены?

— А? Что?

— Я спрашиваю, вы потрясены?

— Чем? — тупо проговорил Крюгер, машинально расправляя шляпу.

Призрак Оперы был готов разрыдаться в самоупоении.

— Это был «Торжествующий Дон Жуан», — сказал он.

— Где? — спросил Фредди.

— Что? — не понял Эрик.

— Этот Дон Жуан, о котором вы говорите.

Призрак хрипло рассмеялся.

— Он в моей музыке. Я вложил в нее всю мою потерянную душу. Мою любовь, мою страсть, мои страдания. О Кристина! — вдруг воскликнул Эрик, сложив пальцы в замок, и прижал руки к груди. Глядя поверх головы Крюгера, он зашептал скорбным и нежным голосом: — О Кристина, меня душат слезы отчаяния. Вы должны любить меня. Забудьте об этих продажных импресарио, об этих режиссерах, съедаемых похотью, об этих поклонниках, не стоящих даже пылинки с кончика вашей туфельки…

Увещевания призрака были столь убедительны, что Фредди оглянулся, решив, что таинственная Кристина успела незаметно войти в зал.

Но они по-прежнему были здесь одни.

Призрак Оперы продолжал говорить, переведя взгляд на ботинки Крюгера.

— О Кристина! Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Я буду вашей преданной собачонкой, я буду тявкать, я буду целовать ваши ноги. — Он неожиданно рухнул на колени и пополз к Крюгеру на четвереньках. — Позвольте мне прикоснуться губами к кончикам ваших туфель, — взмолился призрак, содрогаясь от рыданий.

Наверное, впервые со времени своего рождения Фредди Крюгер почувствовал себя по-настоящему неловко. Из ушей опять повалил дым. Он не представлял, что ему делать с этим плачущим навзрыд призраком, который, не дожидаясь разрешения, принялся со страстью лобызать его давно нечищеные ботинки.

Но когда тот, осмелев, попытался закатать ему штанину, Крюгер не выдержал. Он резко вскочил, оттолкнув от себя призрака, и спрятался за спинкой кресла.

Призрак Оперы остался лежать на полу. Он приподнял голову, протянув к Крюгеру в немой мольбе руку с растопыренными пальцами.

— Протрите глаза, здесь нет никакой Кристины! — крикнул Фредди.

— Кристина… ты отвергаешь меня? — всхлипывал призрак.

— Кристина, моя любовь… моя музыка…

— Я не Кристина!! — заорал Крюгер — так, что половина свечей вокруг погасла. — Я — Фредди Крюгер! И живу я на улице Вязов! И всех соседей своих я перерезал! А мама у меня монашка!

В слезящихся глазах Эрика появились проблески рассудка. Он шумно втянул носом воздух. Потом с интересом посмотрел на беснующегося Крюгера, который продолжал что-то выкрикивать по поводу своей несчастной матери.

— Паленым пахнет, — пробормотал Эрик. — Что случилось? Я бредил?

— Бредили, — сердито подтвердил Крюгер, перестав кричать.

— О Кристине?

— Да.

Призрак Оперы тяжело поднялся и присел на выступ в скале.

— Простите, мсье. Я весь во власти своих безудержных страстей. Только они управляют всеми моими помыслами и поступками. — Он немного помолчал. — Знаете, мсье Крюгер, я долго за вами наблюдал, когда вы были в моей ложе. Если бы вы не разрыдались, слушая восхитительное пение Кристины, клянусь, я бы вспорол вам живот и выпустил наружу кишки. Не из вредности, нет, а хотя бы за то, что вы изрезали мне всю портьеру… И потом, эти ваши нелепые попытки сорвать премьеру — жаба изо рта Фауста, кузнечики из ушей… Я тоже порой не прочь пошутить подобным образом, но только если это не может повредить выступлению Кристины. Признаюсь, следя за вами, я вынашивал план мести. Но ваши слезы… они вас спасли.

— Призрак осторожно тронул себя за кончик носа и, убедившись, что тот на месте, продолжал: — Однако, помните, вы должны забыть о ней.

— О ком? — удивился Крюгер.

— О Кристине. Вы никогда больше не подымите на нее своих бесстыдных глаз. — Эрик погрозил ему своим тонким, музыкальным пальцем. — Я видел, когда этот нескладный тенор (которому я еще до наступления ночи обрежу уши) наступил Кристине на край ее платья и бедняжка упала, вы, мсье, смотрели отнюдь не на ее вдохновенное лицо, изображавшее душевные страдания Маргариты. Как бы не так! Вы постыдно лицезрели ее обнажившиеся до щиколоток ноги!

Крюгер смущенно молчал. Крыть было нечем.

Глава 6

Терминатор в Париже

На отнятом у панков мотоцикле по залитому вечерними огнями Парижу с бешенной скоростью мчался Терминатор. Он впервые был в этом городе, но его не занимали местные достопримечательности. И гид ему тоже был не нужен. На его дисплее высвечивалась туристическая карта города. Маркер упрямо мерцал на квадратике, обозначавшем здание Парижской Оперы.

Терминатор обладал уникальным слухом, но он ехал в оперу вовсе не за тем, чтобы приобщиться к высокому искусству и, заняв место в ложе, без конца листать программку, сосать карамель, время от времени хлопая в ладоши. Он ехал, чтобы УБИВАТЬ. Это была его главная функция, для выполнения которой, собственно, он и появился на свет.

Терминатор ехал убивать объект под кодовым названием Фредди Крюгер.

За полквартала до Парижской Оперы киборг отметил повышенное скопление транспорта. Улица была запружена каретами «скорой помощи» и полицейскими автомобилями. Гудели сирены, разноцветными огнями переливались мигалки, освещая в витринах магазинов тупые лица манекенов и не менее тупые физиономии зевак, скопившихся на тротуаре.

Терминатору пришлось снизить скорость. Он думал перебраться с мотоциклом на тротуар, но там уже было не пробиться. Он бросил машину и пошел пешком.

Внимание Терминатора привлекла суета у парадного входа в Оперу. Сквозь узкий коридор в толпе санитары выносили на носилках зрителей, пострадавших от падения люстры. Сверкали блицы многочисленных представителей прессы. Их теснили жандармы. Комиссар полиции орал на всю улицу в мегафон.

Премьера, как и мечтал Призрак Оперы, удалась. Терминатор остановил мотоцикл у левого крыла здания,

чтобы еще раз оценить обстановку. Вдруг кто-то тронул его за рукав шубы.

— У вас не будет лишнего билетика, мадам?

Не изменяя положения туловища, Терминатор круто повернул голову назад. На его дисплее отразился силуэт ветхого старичка с трясущимся от немощи подбородком. Маразматические, выцветшие от времени глаза моляще уставились на киборга.

— У меня нет лишнего билетика, — четко, почти по-военному ответил Терминатор. Женским голосом и на чистейшем французском языке.

По морщинистой щеке старика побежала мутная слеза.

— А что у тебя с глазом, дочка? — по-домашнему просто спросил он.

Терминатор молча оттянул черную повязку, предоставив старику возможность полюбоваться своей изуродованной глазницей. На ее дне сквозь блок противоударных линз ровным красным светом горела видеосистема.

Старик сочувственно зацокал языком.

— Ай-яй-яй, дочка. Как же тебя угораздило? Помню, был тут один случай. Как раз в этой самой Опере. Знакомый мой, барон де Шампур, любил смотреть на сцену через подзорную трубу. Выглядывал там смазливеньких артисток. Ну, вроде тебя, солнышко. И вот однажды его сзади окликнули, он оглянулся, а трубу от лица не отнял. Так и разбил супруге своей монокль! А она как вдарит ему веером по щеке, а он ее, ты не поверишь, на руки взял и понес… И нес до самого выхода, пока у дверей уронил…