Портрет неизвестной в белом, стр. 18
Глава 21
В Заманилках. Денис Скоробогатов и Слава-байкер
Не устаешь удивляться, как быстро иногда распространяются по поверхности земного шара разные известия.
Нет, про телевидение и Интернет мы сейчас не говорим. То как раз интересно, что безо всякого Интернета до Заманилок меньше чем за сутки докатилась по сибирским просторам весть, что некто Харон (известный в Заманилках, заметим, только одному человеку – Мобуте; и именно к нему одному и подкатилась под ноги эта весть), во-первых, несколько месяцев назад объявился в лесах под Омском. А во-вторых, только что вывезен оттуда в Омск в связанном виде. Для того, надо понимать, чтобы предстать перед правосудием. При этом, заметьте, в «Победе социализма» мобильных телефонов ни у кого не было. А у тех, кто участвовал в самой операции или ее наблюдал, не могла появиться мысль сообщить об этом именно Мобуте. Тем не менее Мобута про это узнал.
И лишь третья, самая свежая новость – что в Омске Харон ухитрился от захвативших его сбежать, – до Заманилок почему-то не докатилась.
А если бы докатилась, Мобута, может быть, и не предпринял бы своих поспешных действий. И не спровоцировал бы тем самым не менее поспешных действий Дениса Скоробогатова и Славки-байкера – утром того самого дня, о котором шла речь в предыдущей главе.
Читатель должен помнить, что Славке показываться Мобуте на глаза было ни в коем случае нельзя – тот скорей всего если и не узнал, то вычислил его в ту злосчастную ночь, когда Славик на мотоцикле засек их с Хароном у мостика над телом Анжелики.
На разведку к дому Мобуты (адрес и местоположение, как и внешность убийцы, Слава тщательно описал) в это утро был заслан Скин.
И ему повезло.
В самый тот момент, когда он с равнодушным видом шел по пыльной Интернациональной, хворостиной расчищая себе путь среди стада жирных гусей, вперевалку двигавшихся впереди, перегородив всю улицу, он и увидел стоявшего у калитки своего дома Мобуту. Тот подносил зажигалку старику с жидковатой желто-седой бороденкой, попыхивавшему большой сигаретиной (которой Мобута, видимо, его и угостил), и говорил громко, наклоняясь к его большому, тоже поросшему седым волосом, уху:
– К сеструхе еду! Давно зовет – картошку выкопать некому.
Рядом с Мобутой стоял большой зеленый рюкзак. Ставни в его доме были закрыты на засовы с замками, дверь плотно прикрыта и явно заперта.
Но главное, главное! К зажигалке был подвешен брелок. Блестящая гильза.
…Важно теперь не ускорить ни с того ни с сего шаг, хотя Скина подмывало припустить что есть силы.
А Мобута вздернул зеленый рюкзак на плечи и, попрощавшись со стариком, двинулся к околице.
Он шел, и мысли тяжело ворочались в его голове. Ни к какой сеструхе он, конечно, ехать не собирался, а сообщал об этом старику-соседу, чтобы замести следы. Мобута понимал одно – если Харона взяли, и именно по этому мартовскому делу, то Харон или его сдаст и все на него повесит (это при том, что вообще-то Мобута до Анжелики и не дотронулся – Харон сам все делал), или – что еще вернее – постарается с ним покончить. Тем самым путем, о котором уже говорилось. А тогда свидетелей вообще нет, и никто ничего не докажет.
Почему же нет? – спросит тот, кто прекрасно помнит про заказчицу убийства. Да потому, что она, как известно было Мобуте со слов Харона, их обоих не знала, ни имен их, ни кличек. А вышла на Харона через посредника. А посредник этот, как только передал Харону деньги (тот Мобуте его долю отдал целиком, тут ничего не скажешь), сразу и ушел контрактником в Чечню. И там в первую же неделю его подорвали.
Славку-байкера Мобута в ту ночь узнал – и в лицо, и по мотоциклу. И взял это дело на заметку. А Харон стоял к мостику спиной и считал, что какой-то мотоциклист просвистел на скорости и ничего не видел.
В общем, так или иначе, путь Мобуты лежал к станции. Он мог бы доехать на автобусе, но автобус проходил через Заманилки только два раза в день. Первый рейс Мобута пропустил, а второго ждать не стал, двинул пехом. До станции семь километров, но Мобута любил повторять: «Бешеному волку семь верст не крюк».
А Скин дул что есть силы по тропинке к Славке. Бегал он хорошо, особенно с тех пор как бросил курить. Вообще-то это был уже бег с препятствиями – после недавнего урагана поперек тропинки довольно высоко, пружиня на ветвях, лежали поваленные березы, и Скин перепрыгивал через них резво, словно конь.
Славка молча выслушал его рассказ, где было для него две новости – как в анекдотах, хорошая и плохая. Хорошая – что вещдок при владельце, и любой следователь сразу увидит, что пуля, найденная Славкой в снегу, от этой гильзы. Плохая – что Мобута рвет когти.
Решение, как именно его задержать, пришло Славке в голову почти мгновенно. Он тут же изложил его Денису и встретил полное понимание. Все-таки Скин был мужественный человек, этого у него не отнять. Может, за это и полюбили его новые друзья.
– Лишь бы сегодня Костыль на дежурстве, – повторял Славка, уже выводя мотоцикл на дорогу. – Без него тоже можем выкрутиться, но с ним верней бы. Он правильный мужик.
Оба нацепили шлемы (без шлема Слава-байкер даже на самую короткую дистанцию не ездил и друзей не возил), оседлали «Харлея» (бывшую, напомним, «Яву») и улетели. Безошибочный расчет Славки был на то, что они скроются за лесом до того, как Мобута выйдет на опушку: в Славкины расчеты не входило, чтоб он засек его мотоцикл.
Глава 22
В Москве. Старший и младший Бессоновы и Гоголь
Бессонов-старший стоял в коридоре и прислушивался. Сквозь дверь слышался смех его сына. Вот умолк – и снова смеется. И сама собой всплыла вдруг в памяти картинка из того времени, когда Бессонов еще жил с семьей, – пятилетний Ванечка смеется, закинув голову, и видны все его маленькие зубки…
А вот уже громко хохочет! Но с кем – вот что интересно. Бессонов был уверен, что Иван в комнате один. Только сегодня ведь прилетел!
Он не выдержал и вошел.
Ваня сидел на тахте, ноги кренделем, по-турецки. На коленях – раскрытая книга.
– Что читаешь-то?
– «Мертвые души»!
– А смеешься чего?
– Так смешно же до чертиков! Тащусь прямо!
Отец неопределенно пожал плечами и собрался уходить.
– Пап, ну ты послушай!
– Да читал я твоего Гоголя… В школе еще читал.
– Ну и что, что читал! Все читали!
Бессонов-старший промолчал. Насчет «все» можно бы поспорить, по крайней мере, насчет их класса, 9-го «Б». Да, пожалуй, и насчет его нынешнего офиса. Да и сам он, если быть честным, читал когда-то «Мертвые души», так сказать, не подряд. Как раз это он помнил очень хорошо.
Ну, правда, их потом всем классом в театр водили. Так что Ноздрева, например, Бессонов действительно помнил: «А я, брат, с ярмарки. Поздравь – продулся в пух!»
Ваня начал громко, «с выражением». Читал он, надо прямо сказать, прекрасно, не хуже артистов. Отец покорно стоял, слушал.
– «…Стали сильно опасаться, чтобы не произошло даже бунта между таким беспокойным народом, каковы крестьяне Чичикова…»
– Какой «беспокойный»? Ведь Чичиков же мертвые души скупал? – вспомнил Бессонов-старший школьные уроки и мхатовский спектакль.
– Па, так в этом и смех! Другие-то помещики, у которых он не покупал, не знают, что мертвые! Они к нему с почтением – много очень купил крестьян, богатый, мол, основательный… И теперь вывозить их будет куда-то в свои поместья… Ты дальше послушай! «…Многие предложили свои мнения насчет того, как искоренить буйный дух, обуревавший крестьян Чичикова…»
– Коля, ты хоть понимаешь? Они уже как про факт говорят про буйный дух его крестьян!.. Сами уже себе поверили!