Код Givenchy, стр. 41
— Что теперь? — спросила я.
Страйкер подвел меня к дивану гранатового цвета, стоящему возле стены. Отсюда был прекрасно виден вход.
— Будем ждать. — Он протянул руку. — Дай-ка взглянуть на колье.
ГЛАВА 49
Страйкер внимательно рассмотрел цепочку и медальон. Изображение на полированном серебре было безупречно четким: ширококрылый ангел держит копье, слегка отведя руку назад, словно собирается вонзить его в кого-то.
— Михаил, — сказал Страйкер. — Архангел.
— А-а, — протянула Мел.
— Многие католики носят такие медальоны, — объяснил он. — Они молятся святым, чтобы те заступились за них перед Богом.
Мел наклонила голову набок, изучающе глядя на Страйкера, словно он пытался что-то скрыть от нее.
— Ты католик?
— Формально — да. — Он рос в католической семье, но после смерти матери перестал поддерживать отношения с Богом. — Мое прошлое тут ни при чем. Ведь подсказки должны быть связаны с Жертвой, не так ли?
— Это верно, но я не католичка. Я… Она неожиданно смолкла.
— В чем дело?
— Моя биография. Несколько лет назад я написала работу о ватиканских шифрах. В начале девятнадцатого века в Ватикане уделяли большое внимание криптологии, и я довольно много этим занималась. Даже выступала на какой-то конференции, не помню сейчас где. Наверное, я упомянула об этом в биографии.
— Ну вот и связь. — Страйкер перевернул медальон и посмотрел на надпись — Для меня это ничего не значит.
— Что там написано?
Он протянул медальон Мел.
у = a ch х
— Ты понимаешь, что это такое? — спросил он.
— Конечно, — сразу же ответила Мел. — Это уравнение цепной линии. Но какое отношение она имеет ко всему остальному, я не представляю.
— Угу, — сказал Страйкер. — А что такое цепная линия?
— Конечно, я могу сказать, но потом мне придется тебя убить.
Он приподнял брови, и Мел усмехнулась.
— Извини. Я просто повторила твои слова. — Она откашлялась. — Цепная линия есть форма идеально гибкой цепи, подвешенной за концы и подвергающейся воздействию тяготения.
— Замечательно. Счастлив это узнать. И какое отношение она имеет к архангелу? Или к тебе, если уж на то пошло?
— Понятия не имею, — призналась Мел. — Но нам нужно выяснить.
Страйкер кивнул и, моментально выкинув из головы линии и святых, вновь принялся вглядываться в лица людей, находившихся в вестибюле. Место для наблюдения было хорошее, но не идеальное, и он встал, протянув руку Мел.
— Настало время снова все обойти.
Они сделали еще один круг по отелю и остановились возле огромного цветочного букета, когда Страйкер услышал, как Мел тихонько ахнула. Он бросил на нее быстрый взгляд и тут же повернул голову туда, куда смотрела она.
Линкс. Он решительно шагал через вестибюль к лифту.
— Он нас не видел, — сказал Страйкер.
— Неважно, — ответила Мел дрожащим голосом. — Женщина у стойки консьержа — моя мама.
Страйкер резко повернулся и увидел хорошо одетую светловолосую женщину, которая о чем-то беседовала с консьержем. Линкс не обратил на нее внимания, и Страйкер решил, что убийца не знает, как выглядят Прескотты. Но он не сомневался, что ему известен номер их комнаты.
— Я пойду за ним, — сказал Страйкер. — Иди в дамскую комнату. Там встретишься с матерью.
— Что…
Он прижал палец к ее губам и поцеловал ее в лоб.
— Ты мне веришь?
— Да, — без колебаний ответила Мел.
— Тогда иди.
Она кивнула и быстро пошла по направлению к дамской комнате.
С противоположной стороны вестибюля раздался звонок лифта, и Линкс вошел в открывшиеся двери. Они плавно закрылись, и убийца исчез. Увы, слишком ненадолго. Во всяком случае, на взгляд Страйкера.
Страйкер устремился в сторону лифтов, на мгновение остановившись рядом с конторкой консьержа.
— Миссис Прескотт?
Она повернула к нему голову.
— Да?
— У меня для вас поручение от вашей дочери. Она просила, чтобы вы зашли в дамскую комнату. Я думаю, вам следует поторопиться. Кажется, вашей дочери нехорошо.
ГЛАВА 50
Дамская комната выглядела не менее изысканно, чем остальные помещения отеля. К счастью, в ней никого не было, если не считать служительницы, которая в обмен на мелкие монетки выдавала полотенца и другие туалетные принадлежности.
Дверь распахнулась, и я подумала, что это кто-то другой. С моим везением…
Но это была мама.
— Мелани! Дорогая, с тобой все в порядке? — Она приложила ладонь к моему лбу. — Какой-то человек сказал, что тебе нехорошо.
Мама пощупала мою куртку и внимательно посмотрела мне в лицо.
— Боже мой, девочка. Ты выглядишь ужасно. Она взяла прядь моих волос, подняла вверх и выпустила из руки, укоризненно цокая языком. Кажется, я уже говорила, что эта женщина — настоящий специалист по воспитанию самоуважения.
Не отвечая, я схватила ее за руку и потянула за собой в кабинку. Она не ожидала такого поворота событий и не оказала сопротивления, Я закрыла дверцу на задвижку и встала так, чтобы мама не могла сбежать,
— Мелани! Что это ты придумала? Я приложила палец к губам.
— Пожалуйста, мама. Пожалуйста, говори тише.
Она широко раскрыла глаза, и я съежилась, ожидая грандиозного скандала. Однако мама меня удивила. Она кивнула и поправила юбку, чтобы подол не касался унитаза.
— Что происходит, Мелани? Ты заболела? Что все это значит?
— Все хорошо. — И поскольку это было не совсем так, я добавила: — Я не больна.
— Тогда что…
— Послушай, мама, я не могу… Я не могу рассказать тебе о том, что происходит.
— Мелани…
Я подняла руку.
Тонкие брови матери выгнулись вверх, и ее идеальный макияж слегка пострадал в области лба. Никто и никогда не прерывал мою маму.
— Ты мне веришь, мама?
Она заморгала и сделала шаг назад.
— Что за вопрос?
— Это не ответ.
— Конечно, я тебе верю, дорогая. Я тебя люблю.
— Я знаю. Я знаю, что ты меня любишь, но иногда…
Я тряхнула головой, с досадой почувствовав, что по моему лицу текут слезы. Не время плакать. Я обязана найти в себе силы и сказать то, что собиралась.
— Вы должны немедленно уехать. Ты и папа. Покинуть город. Без сумок, без багажа, не возвращаясь в ваш номер и ни с кем не разговаривая.
— Мелани, что ты…
— Где папа?
— Он хотел сам запарковать машину. Ты же знаешь, какой он.
— Машину? Вы приехали на машине? Только мои родители способны приехать на
машине в Нью-Йорк из Хьюстона.
— Ну да. Мы на «лексусе».
— Оставьте его. Просто оставьте, и все. Возьмите такси и отправляйтесь домой. Я позабочусь о машине.
— Это абсурд. Я не собираюсь…
— Мама! Сделай это. Раз в жизни сделай то, о чем я тебя прошу.
Она расправила плечи, приняв хорошо знакомую мне боевую стойку, и я напряглась. Однако мама неожиданно протянула руку и погладила меня по щеке.
— Ты плачешь.
— Это очень важно, мама. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, уезжайте.
Несколько мгновений она внимательно смотрела на меня, и я затаила дыхание. Мама никогда не соглашалась с моими решениями. Мой переезд в Нью-Йорк она считала ошибкой, выбор специализации в университете — абсурдом, мой гардероб — легкомысленным, а макияж неряшливым. Я не надеялась, что она согласится, но попытаться следовало. К сожалению, я не могла рассказать ей обо всем, поскольку хорошо знала свою мать: она бы сразу обратилась в полицию. Нет, она должна уехать только потому, что я прошу ее об этом. Зная мою маму, я прекрасно понимала, что требую от нее слишком многого.
Я вздохнула. Или она уедет добровольно, или Страйкер увезет их в Техас насильно.
Мама осторожно сняла слезу с моей щеки.
— Если у тебя проблемы, малышка…
Я улыбнулась. Проблемы — это слишком слабо сказано.
— Мне необходимо, чтобы вы это сделали. Без вопросов. Я объясню потом. Обещаю. — Я посмотрела на нее, отчаянно стараясь больше не плакать. — Пожалуйста.