Портреты, стр. 46

Я побежала к машине.

Было совершенно темно, когда я в своем «Рено» выехала на извилистую сельскую дорожку, освещенную только моими собственными фарами. Стрелка спидометра показала сначала пятьдесят, потом шестьдесят миль и замерла на семидесяти. Сердце мое колотилось в такт словам, которые я произносила про себя: «...Ну прошу тебя, Макс, прошу тебя...», я и сама не знала, о чем молюсь, кроме того, чтобы найти его, и как можно скорее. Мне было невыносимо думать, что он второй раз переживает тот же кошмар. Я понимала, что потеряла право надеяться на прощение, когда вошла в гостиную и бросила обвинение ему в лицо.

Я чуть не проскочила указатель, но успела с силой надавить на тормоза и со скрежетом повернула налево. Вглядываясь в темноту, я искала на обочинах машину, но все было напрасно. Подъехав к Стэмфорду, я сбавила скорость. Огни города приветливо сверкали, но я хотела лишь скорее очутиться на шоссе, чтобы снова ехать быстрее. И вот наконец возле бензоколонки я разглядела смутные очертания «Мерседеса». Резко затормозив, я услыхала целый хор сердитых гудков и съехала на обочину.

Человек в спецовке, который возился с Максовым колесом, показал большим пальцем в сторону пивной, расположенной через дорогу.

– Скажите ему, через полчаса, – гаркнул он.

Кивнув в знак благодарности, я направилась к заведению под вывеской «Зеленый друг», вздохнула поглубже и решилась войти.

В передней комнате, где находился бар, было шумно и накурено, но Макса я не увидела. Пройдя дальше, я остановилась на пороге следующего небольшого зала. Здесь народу оказалось немного, и я быстро огляделась вокруг.

Макс сидел за угловым столиком, склонившись над тарелкой, и методично поглощал что-то похожее на пирог с почками. Перед ним стоял высокий стакан с темным пивом. Вероятно почувствовав на себе взгляд, он поднял голову и, заметив меня, медленно опустил вилку.

– Привет, Макс, – я решилась подойти к нему, хотя ноги у меня подгибались от волнения.

– Клэр. – Он отодвинул стул и встал. Ты что явилась, чтобы самой надеть на меня наручники?

Он добился своей цели, и внутри у меня все болезненно сжалось.

– Макс, прощу тебя, нам надо поговорить. – По-моему мы сегодня уже наговорились.

Мне больше нечего тебе сказать, и ты должна это понимать. Я поговорю с моим адвокатом. – Он снова сел, а я выдвинула для себя стул, чувствуя себя незваной гостьей. Макс перестал обращать на меня внимание и снова принялся за еду.

– Макс, послушай меня. Я должна объяснить тебе кое-что насчет смерти Жозефины. Понимаешь, Гастон только что вспомнил одну подробность, которая доказывает, что это был не ты.

– 3накомая история. Один раз так уже было – вначале обвинение, а затем задний ход. Попридержи свою подробность, Клэр.

– Это был Роберт.

Услышав это, Макс резко вскинул голову, и глаза его сузились от злости.

– Роберт? Откуда ты знаешь?

– Жозефина называла его «мистером Лейтоном», и Гастон говорит, он был похож на тебя... но он не выносит сигаретного дыма. Макс, это правда.

Макс отодвинул тарелку и закурил, с любопытством, но недобро глядя на меня.

– Скажи-ка мне, Клэр, отчего ты так догадлива? Сначала увозишь Гастона, чтобы я до него не мог добраться, затем бросаешь мне в лицо обвинение в убийстве, а теперь хочешь меня оправдать и преподносишь мне Роберта. Ну что ж, я рад, что ты очень сообразительна, но боюсь, уже поздно. Видишь ли, у меня все время было одно преимущества – я знал, что не убивал Жозефину, понимаешь? А теперь, не будешь ли ты любезна оставить меня в покое, чтобы я мог спокойно доесть?

Меня больно резанули его слова, но я стерпела.

– Я сейчас уйду, но сперва я еще кое-что скажу тебе. Я хочу, чтобы ты знал, как я виновата перед тобой. Я понимаю, что это не поможет, но поверь, что это так.

– Охотно верю, – ответил Макс, стараясь не глядеть на меня. Он глотнул пива, потом поставил стакан, сложил руки и откинулся на спинку стула, продолжая по-прежнему смотреть на меня. – Но видишь ли, это маленькое представление, которое вы устроили в Вудбридже, довольно трудно переварить. Не очень-то приятно, когда женщина, которую ты любишь, отказывается иметь с тобой дело, потому что считает тебя преступником.

Мне хотелось уползти куда-нибудь и умереть, до того несчастной я себя сейчас чувствовала. Он был совершенно прав, и вполне понятно, что он на меня сердился, но куда хуже было то, что он оскорблен. Я просто обязана была найти способ это исправить.

– Макс... Макс, пожалуйста, послушай меня. Я не верила, что ты мог это сделать, но после того, что сказал Гастон – что мне оставалось! Я же не имела права подвергать его опасности, и потому то, что я думаю, тогда не имело значения! Ты умчался в Ниццу в ужасном состоянии и ничего мне не объяснил, а в Вудбридже даже не попробовал защититься...

Глаза мои наполнились слезами, и я сердито провела по ним рукой, – я уже достаточно наплакалась в эти дни. Но было поздно, я не могла остановиться, и слезы ручьем побежали по моим щекам. Я, плохо соображая, рылась в сумке в поисках платка и, так и не найдя его, воспользовалась рукавом.

Макс ничего не сказал. Он смотрел на меня по-прежнему загадочно, и я совершенно не представляла себе, о чем он думает. Всхлипнув, я продолжила:

– Я и не думала, что ты простишь меня, я приехала, чтобы рассказать про Роберта. Я считала себя обязанной... после... после всего, что было... извиниться, я имею в виду, и объяснить.

Снова наступила неловкая пауза, потом Макс сдавленно усмехнулся.

– Понимаю, – он покачал головой и усмехнулся еще раз.

Я смотрела на него сквозь завесу слез и, вдруг почувствовав себя ужасно уязвленной, совершенно забыла, что должна утешать его.

– Мне не понятно, что тебя так веселит, – прошипела я, снова вытирая глаза. – Я чуть не рехнулась, а ты способен сидеть здесь и издеваться надо мной, глядя, как я, можно сказать, ползаю перед тобой на коленях.

– Милая моя девочка, а что я по-твоему должен делать? Тебе не кажется все это немного странным? И если ты уверяешь, что чуть не рехнулась, то, как по-твоему, что было со мной? Гоняться за тобой и Гастоном сначала по Франции, а затем по Англии – не тоже самое, что охотиться на жаворонков. И, наконец, я выяснил, что ты скрываешься от меня, считая убийцей, замышляющим очередное преступление!

– Макс, я понимаю, и я уже сказала, что я виновата, ужасно виновата, и чувствую себя страшной дурой из-за того, что вообще могла сомневаться в тебе. Я буду жалеть об этом всю жизнь. И это после того, как я поклялась, что никогда тебя не обижу. Но самое ужасное – то, что я тебя потеряла, а ты единственный, кого я когда-либо любила, и, возможно, больше я никогда не полюблю. Считай, что я наказана, если тебе будет от этого легче. Но повторяю, я никогда не верила, что ты убийца, иначе почему, как ты думаешь, я не позволила Льюису позвонить в полицию? Это ты сам, черт тебя дери, убедил его, что виновен. 3ачем тебе это понадобилось? Почему ты ничего не отрицал, а стоял и слушал, как я рассказываю, что Гастон видел тебя. Ты был похож на смерть и даже уронил этот проклятый стакан! Ну что всем оставалось думать?

– Не знаю. Ты меня ошарашила.

– Понимаю. Но и ты от меня не отстал. Вспомни, как ты злой, как дьявол, понесся в Ниццу искать Жозефину! Я понимаю, что она действовала заодно с Робертом, но какое отношение она имела к тебе? Она была твоей любовницей?

– Моей... любовницей?

– Я подумала, что Роберт увел от тебя еще одну женщину. Ничего другого я не могла предположить. – Я чувствовала себя ужасно глупо.

Макс на секунду закрыл лицо руками, а потом посмотрел на меня.

– Ты поняла все шиворот навыворот, Клэр. Жозефина никогда не была моей любовницей. Она была няней Дэниела.

12