Волшебник Хуливуда, стр. 50

Малькольм отнесся к происходящему с поразительной невозмутимостью.

– Да вы что? Ни в коем случае! Голос Кейпа дрожал от страха. Малькольм не то прокашлялся, не то рассмеялся.

– Да кто поверит, будто я покончил с собой из-за каких-то ваших разоблачений, – заорал Кейп на Канаана.

Канаан достал блокнот и перебросил его на колени Кейпу.

– Вы распорядились убить Кенни Гоча, распорядились убить умирающего, распорядились перерезать ему горло, потому что он собирался перед смертью предать вас. Ему хотелось спасти бессмертную душу.

– Это не я. Я не имею к этому никакого отношения.

– Я изобличил вас и припер к стенке. Вы умолили меня позволить вам покончить с собой. Старому человеку не место в тюрьме. Я решил пойти на это во избежание колоссального скандала, который причинил бы ущерб репутации всего города. А теперь мне придется убить и вас, и вашего человека, а самому придумать какую-нибудь другую историю.

Но начальство в любом случае поверит каждому моему слову.

– Я назову вам имя убийцы. Ведь вы хотите именно этого, не так ли?

Канаан выждал. Не имело смысла соглашаться на сделку. Кейпу все равно некуда было деваться.

– Горло Гочу перерезал Раймонд Радецки, называющий себя Раабом.

– А почему?

– Потому что Гоч знал имя человека, убившего вашу племянницу. Он знал, что умирает, и ему хотелось покаяться.

– Это-то имя мне и нужно.

Кейп растерялся. Его губы сперва задрожали, а затем неподвижно застыли. Он уже выдал кое-что и решил на этом остановиться. Не из преданности по отношению к убийце маленькой Сары Канаан, но просто потому, что привык ото всего откупаться как можно дешевле, даже в противостоянии с человеком, который, вне всякого сомнения, собирался убить его, если у него не останется другого выбора.

– Пусть вам его назовет Рааб.

Канаан понял. Можно надавить на Кейпа еще сильнее, но того уже заколотило. Собственная гордость стала для него в этом пункте важнее жизни.

– И где же этот Раймонд Радецки?

– Он фотограф. Вы знаете «Люцифер»? Это частный ресторан в окрестностях Малибу.

– Знаю.

– Он будет там сегодня вечером. Будет фотографировать.

Канаан встал.

– Значит, мы квиты, – сказал Кейп.

– Посмотрим.

– Вы ищете не справедливости, а возмездия. И, кроме того, я старик и вот-вот умру и так.

Канаан посмотрел на Кейпа с бесконечным презрением, но и с жалостью.

– Лучше вам и впрямь пользоваться пеленками.

Глава тридцать третья

В конце концов плохое самочувствие взяло свое, и Свистун решил отправиться домой, принять что-нибудь от насморка и от кашля. Может, и впрямь горячего лимонаду с медом попробовать. Жаль, что он бросил пить: стаканчик виски в темной комнате, раздевшись, до всех лекарств или лучше вместо них, – и в постель.

Сейчас же все это ему пришлось проделать без виски. Ему снились дурные сны, хотя он не столько спал, сколько мучился, пока наконец не сообразил, что слышит из гостиной чьи-то вкрадчивые шаги. Он вскинулся было, среагировав на несомненную опасность, но что-то в его организме не сработало и он застыл парализованный, не в силах пошевелить и пальцем.

Боско что-то рассказывал ему по поводу таких ступоров и о том, чем именно они объясняются, но сейчас явно было не время припоминать его разглагольствования.

Когда наконец его тело разблокировалось и он оказался способен раскрыть глаза, то увидел склонившуюся над ним фигуру и, резко перехватив запястье, вывернул чужую руку. В ответ тихо вскрикнули.

– Да ты что? – воскликнула Мэри Бакет. – Я ж на тебя не нападаю.

– Кто это? Кто это?

– Я! Мэри! Это же я.

– Свет, – пробормотал он, отпустив ее и зашарив рукой по ночному столику в поисках выключателя.

А она уже подошла к окнам, раздернула шторы, впустила в комнату свежий воздух.

– Свежий воздух, вот что тебе нужно. Свежий воздух.

Скептически проверив склянки и упаковки с лекарствами, она смахнула их все в мусорное ведро, стоящее у двери.

– Эй, – запротестовал Свистун, высунувшись из кокона тяжелых, пропитанных его потом простынь.

– Выметайся из постели! Неужели ты надеешься отдохнуть в такой грязи? Где у тебя чистые простыни?

– На нижней полке.

Он выбрался из постели и обмотался простыней.

Она переменила постельное белье, загнув аккуратные больничные уголочки. Ее руки сиделки двигались с четкостью, присущей человеку, не сомневающемуся в том, что он все делает правильно.

– Оставайся в спальне!

И она шмыгнула в ванную.

Свистун услышал шум воды из-под крана. Через несколько секунд Мэри вернулась с двумя купальными простынями и личным полотенцем.

Опустившись возле него на колени, она сняла с него простыню.

– Эй, – несколько сконфуженно сказал он.

– Великое дело! Голой попы я не видела!

– Но тогда ты и сама была с голой попой.

– Ну, если ты насчет этого, то придется потерпеть. Не думаю, что ты сейчас хоть на что-то способен.

Она протерла его влажными простынями.

– Пижамы у тебя, наверное, нет.

– На второй полке снизу.

Она полезла за пижамой, при этом сильно нагнулась.

Глядя на ее округлости, Свистун почувствовал, как в нем что-то шевельнулось, и усмехнулся: ага, мне становится лучше.

Его реакция на ее позу не осталась незамеченной. Ухмыльнувшись, она сказала:

– Может, насчет способности я ошиблась. Но подождать, так или иначе, придется. – Она перебросила ему пижаму. – Одевайся и ложись в постель. А я сейчас вернусь.

– А как ты вошла? – послушно облачаясь в пижаму, спросил он.

– Дверь была не заперта.

– О Господи!

– А в чем дело? – крикнула она уже из ванной.

– Ничего себе детектив, у которого двери нараспашку!

– А ты думаешь, запираться должны только детективы?

Послышался шум струящейся воды и грохот передвигаемых тазов. Когда она вернулась в спальню, он уже забрался в постель и зажмурился от удовольствия. И простыни, и наволочки были гладкими и прохладными. Он вспомнил, как ухаживала за ним мать, когда он был ребенком.

– Лучше себя чувствуешь? – спросила Мэри. Он понимал, что ухмыляется во весь рот.

– А как ты догадалась, что я дома?

– Заехала к «Милорду». Боско сказал, что ты рано или поздно сюда прибудешь. На-ка вот, выпей.

Открыв глаза, он увидел, что она сидит в кресле, придвинув его вплотную к кровати. Она подавала ему чашку с дымящимся отваром.

– Что это такое? – спросил он, как всякий пациент перед приемом нового лекарства.

– Валерьянка, липа, розовые лепестки…

– Кошачий глаз!

– … розмарин и фиалки… Почему ты это сказал?

– Что?

– Кошачий глаз.

– Я пошутил. Как если бы ты была ведьмой и предлагала мне свое варево.

– А как ты узнал, что я ведьма?

– Ничего я не узнал. Просто пошутил. А ты хочешь сказать, что ты ведьма?

– Да. А тебе это кажется странным?

– Единственное, что кажется мне странным, так это, что ты уже вторая женщина за сегодняшний день, которая признается мне в том, что она ведьма.

– Правда?

– Я искал одного парня, который знал Кенни Гоча, может, был даже его любовником, а домоправительница этого парня, Джорджа Гроха, сказала мне, что она ведьма. Ее зовут Арделла, а лицо ей изуродовал не то клиент, не то сутенер.

– Я знакома с Арделлой, – сказала Мэри.

– Вот как?

– Мы вместе учились, а потом, еще до того, как ее порезали, встречались в церкви.

– Ты это насчет ведьмы серьезно?

– Ты ведь принадлежишь к Анонимным Алкоголикам, не так ли?

– Более или менее. Сейчас я на собраниях бываю редко, но раньше дело обстояло, конечно, не так.

– И ты относишься к этому серьезно?

– Разумеется.

– Тогда что кажется тебе странным в том, что я верую в силу и благосклонность мира, созданного кем-то превыше моего разумения?

Она использовала крылатую фразу из катехизиса Анонимных Алкоголиков: вера в силу и благосклонность – вот что позволяет людям покончить с пьянством.