Волшебник Хуливуда, стр. 34
Она оказалась нежной и несколько скованной любовницей; какие-то страсти бушевали в глубине, но она не давала им вырваться на поверхность.
Он скатился с постели и когда его ноги коснулись пола, невольно вскрикнул от холода. Если бы не отчаянная необходимость сбегать в уборную, он немедленно вернулся бы под одеяло. И проспал бы еще часок, еще денек, еще целую неделю.
Но дело нельзя было спускать на тормозах.
Он помылся под душем, побрился и вышел из дому в восемь утра.
Называйте это последовательностью действий или системой приоритетов, как вам угодно. Но если хочешь чего-нибудь добиться, необходимо наметить, что будешь делать в первую очередь, а что во вторую.
Но когда у тебя ничего нет, кроме бумажного пакета с бесполезными вещами, тебе остается лишь разложить эти вещи перед собой, рассортировать их, сравнить по цвету, по форме, по размерам. Вроде как решая головоломку. В надежде на то, что два фрагмента мозаики, очутившись рядом, поведают тебе нечто большее, чем они говорили порознь.
Он подумал, не позвонить ли Эбу Форстмену и не ошарашить ли его неприятной новостью. Но сейчас он не чувствовал себя в состоянии иметь дело с чужим горем, сколь бы невелико и абстрактно оно ни было. И вообще, на душе у него было смутно, да и самочувствие оставляло желать лучшего, как если бы он начал заболевать гриппом.
Он вновь прозвонился по всем телефонам, по которым вчера никого не оказалось дома, рискуя навлечь на себя гнев еще толком не проснувшихся людей.
В конце концов он дозвонился до Бобби Л., которая сонным голосом пригласила его к себе в кроватку, и до Бобби Д., которая послала его на хер. Ну, а чего другого следовало ожидать, когда тревожишь профессионалку в столь ранний час?
Глава двадцать вторая
Чарли Чикеринг, служащий морга, не числился у Свистуна ни в друзьях, ни хотя бы в добрых знакомых. Он проходил по разряду нужных людей. Иногда Свистун льстил ему, иногда на него орал, в зависимости от настроения самого Чарли, но все каждый раз заканчивалось десяткой или двадцаткой, ибо сахаром хорошо подсластить, уксусом – подкислить, но только деньги гарантируют более или менее правдивые ответы на интересующие тебя вопросы.
Бумажный пакет был у него под мышкой, когда он вошел в тихие пределы морга. В пакете находились два сандвича, две бутылки лимонада и голландский сыр; все это было куплено в лавке, торгующей деликатесами. Помимо денег, Чарли Чикеринг был неравнодушен к деликатесным сандвичам и к лимонаду.
Он сидел, положив ноги на стол, и глазел на фотографии в порножурнале.
– А книги ты когда-нибудь читаешь? – спросил Свистун.
– Одну книгу я как-то прочитал. Но там была уйма непонятных слов. А речь шла про то, что если будешь работать честно, не ввязываться ни в какие делишки, уважать женщин, заботиться о стариках и старухах и никогда не лгать, то станешь президентом крупной страховой компании или же банка. Такая вот херня. Потому что президенты компаний и директора банков лгут, мошенничают, смеются над собственными отцами, отдают матерей в богадельню и говорят женщинам, будто любят их, чтобы не расплачиваться наличными. А сами лезут в мохнатку.
– Куда?
– В мохнатку. Противно слушать, как все говорят одно и то же: пизда да пизда. Вот я и говорю: мохнатка.
Свистун выложил на грязный стол деликатесы.
Чикеринг заглянул в пакет. На глазах у него были контактные линзы толщиной с бутылочные стекла. Ухмыльнулся, блеснув металлической пластинкой на зубах, которую носил с тех пор, как они со Свистуном познакомились.
– Тебе что-то нужно от меня?
– Хочу порасспросить про парня по имени Кении Гоч, которого сюда доставили из лос-анджелесского хосписа.
– В хосписе свой морг.
– Не думаю, что там держат тела больных, погибших в результате убийства.
– Ах, этот!
Свистун достал перетянутые резинкой деньги и выудил из стопки десятку. – Его уже вскрыли?
– А с этим никто не торопится. Если человека находят с перерезанным горлом, причем оттуда торчит бритва, других причин смерти как-то не ищут.
– Я бы взглянул на него.
– Чего ради?
– Откуда мне знать? Просто чтобы понимать, о чем говоришь, если кто-нибудь заведет при мне речь о вальвулотоме.
– Ага, значит, ты уже знаешь.
Не убирая ног со стола, Чарли принялся за сандвич. Видно было, что спешить ему некуда.
– А себе ты ничего не взял?
– Я так рано не ем.
– Это-то и плохо, Свистун. Ты не умеешь дружить. Нет, чтобы принести еще один сандвич и поесть со мной за компанию.
– Солнце едва встало, – заметил Свистун, вручая ему вторую десятку.
– Но можно же позавтракать!
Чикеринг наконец спустил ноги на пол. Держа сандвич губами, выдвинул ящик письменного стола, достал формуляр, заполнил его и протянул Свистуну.
– Разрешение, на случай, если кто-нибудь спросит, – пояснил он.
Свистун налепил себе на плечо пластиковую карточку разового пропуска.
Чикеринг надел резиновые перчатки и бумажную маску. Вторую пару перчаток и маску передал Свистуну. Маску тот надел, а перчатки сунул в карман.
– Я не собираюсь ни к чему притрагиваться. Миновав коридор, они вошли в покойницкую. Здесь было очень холодно, из-под бумажных масок заструился пар дыхания. Чикеринг снял со стены план морга, сверился с цифрами и прошел в глубину покойницкой. Здесь в длинном ряду лежали тела, прикрытые простынями, из-под одной простыни свешивалась рука. Чикеринг убрал ее под простыню.
– Они иногда шевелятся.
Его глаза из-под маски смеялись.
Он отодвинул пару носилок, расчищая проход к боксу, в котором хранились останки Кении Гоча. Они были снабжены табличкой: "Необходима осторожность". Носилки были закреплены запором, который открывался нажатием кнопки, после чего они свободно скользили по рельсам.
Чикеринг взялся за край простыни.
– Что ты хочешь увидеть?
– Только открой рану.
Чикеринг оттянул простыню на уровень плечей.
Свистун наклонился над мертвым телом, похожим на изображение Христа, снятого с креста, на каком-нибудь древнем алтаре. Кровь смыли, хотя кое-какие подтеки и бурые пятна еще оставались на шее.
Лезвия, разумеется, не было. Вещественное доказательство перекочевало на данный момент в карман к Лаббоку.
Нож, который описала Свистуну Мэри, и впрямь легко можно было не заметить. Или принять за что-нибудь другое.
– А какой примерно длины этот самый вальву-лотом? – спросил Свистун.
– С первый сустав большого пальца, – послышался голос откуда-то сзади.
И Свистун, и Чикеринг подскочили на месте.
Молодой человек в белом халате с песочного цвета волосами стоял в покойницкой. На лице у него было написано раздражение.
– Как это вы так подкрались? – изумился Свистун.
– Башмаки такие. А кто вы такой и что тут делаете?
– У него есть разрешение, – сказал Чикеринг.
– Вот как? – Незнакомец подошел поближе. -Что-то никак не могу разобрать подпись.
– Это подпись Эрнеста Лаббока, – сказал Свистун.
– А кто такой Лаббок?
– Детектив из убойного отдела, голливудский участок, – сказал Свистун.
– И проверять не стану, – произнес мужчина в белом халате, искоса взглянув на Чикеринга. – Сильно смахивает на разовые пропуска, которые выписывает Чарли, когда его подмажут.
– Что вы, сэр!
Чикеринг выставил вперед руки, словно готовясь отразить удар.
– Да ничего страшного. – Мужчина обратился к Свистуну: – Но вы так и не представились.
С такими людьми Свистуну доводилось сталкиваться не раз. Как правило, ничего, кроме раздражения, они не испытывали, но само оно далеко не всегда оказывалось безобидным. Он полез в карман нашарить одну из своих визитных карточек, решив, что в письменном виде его имя произведет на незнакомца лучшее впечатление, чем в устном. Нашел одну – затрепанную и не совсем чистую: слишком уж долго провалялась она в кармане.
Незнакомец прочитал карточку и вернул ее Свистуну.