Алиса в Хуливуде, стр. 16

– А что насчет второго посетителя? Который был в форме летчика?

– Ах, этот. Вот уж красавчик. Вылитый Рудольф Валентине. Черные волосы, прямой пробор, усики. Но не ласковый. Почти такое же говно, как мой Морис.

– Почему ты так думаешь?

– У нас наценка в пятнадцать процентов. Точно такая же, как в ресторанах и в бистро во Франции, ясно? Но, строго говоря, мы рассчитываем на то, что сами наши клиенты окажутся малость щедрее. Ну, скажем, пять процентов от счета. А лучше – все десять.

– А он не оставил чаевых?

– Ни единого су.

– И расплатился кредитной карточкой?

– Нет, наличными. Пятерка, доллар и четвертак. А счет у него был шесть баксов пять центов, это за две рюмки «наполеона». И он стоял здесь – точь-в-точь где стоишь ты – и ждал свою медяшку.

– Он что, попросил разменять?

– Ничего он не попросил. Он ждал двадцать центов сдачи. Ну, что можно купить в наши дни за двадцать центов?

– Да и впрямь. А что?

– Ну, можно купить «французскую тайну».

– Что еще за тайна?

– Конфетка. Та, что ты съел.

– Значит, он взял сдачу конфеткой?

– Именно. И еще с таким недовольным видом! И я его чуть было не убила. Не из-за двадцати центов – что можно в наши дни купить на двадцать центов? Дело в принципе.

– А эти двое на протяжении вечера как-нибудь общались между собой?

– Час был ранний, народу сравнительно мало. Тринадцать-четырнадцать человек во всем клубе. Я этого «мотоциклиста» встречала, так что я поздоровалась с ним и сразу же забыла. А летчик появился впервые, да еще такой красавчик, так что я на него поглядывала. Исподтишка. Я хочу сказать: разговоров не затевала, не клеилась. Но мне хотелось, чтобы он чувствовал себя как дома.

– Но он был в маскарадном костюме?

– Уходя, он упомянул, что наш клуб ему порекомендовали в Нью-Йорке. Я еще решила, что с его стороны очень мило сразу же прийти сюда, одевшись как человек… Хотя он не дал на чай и еще попросил сдачу с четвертака.

– Потому что за двадцать центов в наши дни ничего не купишь?

Брови Эсмы полезли вверх. Он сразу же обиделся, решив, что над ним подшучивают.

– Значит, он так разоделся, чтобы сойти здесь за своего? – торопливо продолжил Свистун, не желая утрачивать доверие педика. – Чтобы никто не принял его за деревенщину?

– А какая разница? Эсма его еще не простил.

– Разницы никакой. Просто рассуждаем с тобой, а может, до чего-нибудь и договоримся.

Свистун облокотился на стойку и улыбнулся Эсме.

Тот сразу же растаял.

– Филип и Чарльз начали лизаться, а мы такое не поощряем. Я хочу сказать: полюбезничать немного – это нормально, но бурные изъявления чувств нам не нравятся. Кажется, я что-то сказала, но никто не обратил на это внимания, я и решила: ну и ладно. А Гарри…

– Гарри?

– Мотоциклист.

– Ага, понял.

– Гарри под шумок попробовал завести знакомство с летчиком. Да только темный небесный ангел оказался не в настроении. Да я бы сразу объяснила Гарри, что «металлом» такого красавчика не подманишь.

– Значит, на твой взгляд, они не были знакомы заранее?

– Здешняя клиентура любит порой немного порезвиться. Сам понимаешь. Старые друзья делают вид, будто только что познакомились. Возобновляют остроту ощущения первого свидания, понятно? Господи, я хочу сказать, они только что вылезли из одной ванны, а здесь усядутся за разные столики и давай строить друг другу глазки.

– Как в кино?

– А что, это бывает довольно мило. Только у этих двоих все пошло по-другому. Летчик отшил Гарри и через пару минут ушел. А Гарри пошел за ним следом. Вот я и решила посмотреть, что там у них получится.

– А с какой стати?

– Гарри пришел сюда выпивши. А я знаю, каким он иногда становится. Пока он в клубе, мы в состоянии с ним справиться. А на улице… Я боялась, что он способен учинить что-нибудь скверное, ведь его так грубо отшили, причем на глазах у всех. Он мог напасть на летчика в аллее. А нам тут такие неприятности ни к чему. – На мгновение он запнулся, вспомнив суть дела. – А то, что случилось, ни к чему особенно.

– И ты успел вовремя?

– Я уже взялась за дверную ручку и тут сквозь стекло увидела две вспышки. Еще подумала: неужели молния? Решила: из-за жары собралась гроза. Так и подумала.

– И открыл дверь посмотреть?

– Морис окликнул меня из-за стойки и велел никуда не ходить. А сам говорит, если на улице неприятности, выйти должен кто-нибудь из сотрудников заведения. А я что, не из сотрудников заведения? Он и сам из сотрудников, да только никогда не выходит. И приходится мне. И пол сама подметаешь, и на улицу выскакиваешь.

– Значит, когда ты вышел…

– Гарри лежал посредине аллеи, и из него фонтаном била кровь.

– А летчик?

Эсма пожал плечами.

– Значит, ты не видел, как он садился в машину?

– Я его вообще не видела.

– А Дэнни Кортес к вам сегодня наведывался? – спросил Свистун, отойдя от стойки.

– Заходил с утра и обещал еще заглянуть.

– А он установил фамилию этого Гарри?

– Я ему ее назвала.

– И ты ее все еще помнишь?

– Надо бы вам, сыщикам, действовать посогласованней.

Эсма, вздохнув, открыл ящик под кассовым аппаратом и извлек копию счета, оплаченного по кредитной карточке. Надписал сверху номер телефона, оставленного «мотоциклистом» на экстренный случай, как того требовали правила заведения.

Свистун вернулся к стойке и выхватил у Эсмы листок, который тот на мгновение придержал двумя пальцами.

– Ты не полицейский, я вспомнила. Ты частный сыщик.

– Ради Бога, Эсма, не все ли равно?

– Не знаю, понравится ли Кортесу, что ты копаешься в этой истории.

– Ну, а теперь, когда мы оба знаем, в чем дело, не лучше ли нам держать язык за зубами?

– Если будешь со мною паинькой.

– Ну, я не знаю, в какой степени паинькой ты меня хочешь видеть, но обещаю тебе вот что: если не разболтаешь, я не сожгу твой парик и не припрячу лифчик с ватной грудью.

Шутка пришлась Эсме явно не по вкусу.

– Убирайся отсюда, пока я не позвала полицию!

Глава девятая

В некоторых местах на бульваре Сансет создается впечатление, будто город оказывает вооруженное сопротивление захватчикам. Маленькие гостиницы и допотопные офисные здания стоят с выбитыми или наглухо заколоченными окнами. Дверные ручки снабжены цепями, чтобы никому не вздумалось их открутить. Краска на стенах облупилась, а сами стены усеяны бесчисленными граффити.

Тротуар как таковой отсутствует. Пешеход пробирается здесь, как сапер по ничейной земле. Грабители и насильники подстерегают его на каждом углу даже днем.

В нескольких здешних домах еще теплится жизнь посреди всеобщего запустения. В розовом здании с зеленой крышей и с пластиковой пальмой в холле приютились маргинальное агентство по поиску талантов, служба знакомств, трое писателей, специализирующихся на порнографии, никому не нужная в век телевидения радиостанция и контора «Трегарон и Уэлс» – охранная служба, поставляющая своих людей на почасовой основе на вечеринки, общественные мероприятия, распродажи, на открытие шляпных мастерских и бензоколонок.

Контора размещалась в двух комнатах. Первая по габаритам напоминала уборную для посетителей в борделе, вторая была повместительней: здесь находились подделанный под старину письменный стол, четыре кресла – два жестких и две вертушки, примитивный кондиционер, металлический пульт, на котором стояла электрическая пишущая машинка, истертый кожаный диван, конторский четырехстворчатый шкаф, четыре телефонных аппарата и один автоответчик.

Трегарон у себя дома в Нью-Джерси именовался Филли Торино и носил кличку Трепач; он ухитрялся ладить и с мафией, и с полицией, рассказывая копам о донах, а донам о копах всяческие небылицы, благодаря чему и те, и другие оказывали ему некоторые услуги.

Пока однажды и доны, и копы не пришли к выводу, что ему пора перебираться на запад, пообещав не терять его из виду.