Если женщина хочет..., стр. 92

Сэм закусила губу. Последний кусочек головоломки встал на место.

– Вообще-то я ее видела. Только не знала, кто она.

Положив трубку, Сэм тут же села писать письмо. Что-то пут­ное получилось только с четвертой попытки. Но когда Сэм пере­читала написанное, собственные объяснения показались ей глу­пыми и пошлыми. Она порвала письмо и составила короткую за­писку. Морган и сам поймет, что она хотела увидеть его задолго до того, как узнала правду.

«Морган, я прошу прощения за все. Я ошиблась и очень жалею об этом. Пожалуйста, простите меня за те ужасные вещи, которые я наговорила. Я оченъ скучаю по нашей дружбе. Пожалуйста, позво­ните мне. Сэм».

Утром она хотела бросить письмо в почтовый ящик Моргана, но увидела свободное такси и выбежала на улицу. Ничего страш­ного не случится, если она сделает это вечером.

Огромный двухсторонний щит «Продается» сообщал всем и каждому, что этим домом занимаются агенты по торговле недви­жимостью Джефферсон, Пауэр и Доуден. Когда вечером Сэм вы­шла из такси, она застыла как вкопанная.

– Интересно, что он с ним сделал, – раздался голос соседки, пожилой дамы, совершавшей ежевечернюю прогулку с двумя йоркширскими терьерами. Она остановилась рядом с Сэм, за­думчиво рассматривая дом Моргана. – Строители работали тут несколько месяцев, так что внутри должно быть красиво, – про­должила старушка. – Надеюсь, что его купит приличный чело­век. С тех пор как дом семьдесят семь купила эта нахальная рок-звезда, в квартале житья не стало. Моя подруга из семьдесят шес­того дома говорила, что там каждую ночь устраивают оргии и занимаются сексом прямо в саду. Мерзость какая! Она видела их в бинокль.

У Сэм даже не хватило сил улыбнуться этой простодушной реплике. Попрощавшись со старушкой и сопевшими терьерами, она подошла к двери Моргана и сунула конверт в щель ящика.

Сэм так и не узнала, что дом был уже пуст. На следующий день агент по торговле недвижимостью собрал почту и сунул ее в ящик стола, дабы у первого потенциального покупателя не сложилось впечатление, что в доме не убрано. Он собирался потом забрать почту и переслать ее Моргану, но забыл это сделать. Пятый вари­ант письма Сэм так и остался лежать между рекламой средства для мытья окон и извещением банка.

31

Выглянув из окна машины, Николь увидела маленькую ста­рушку, которая бодро прошла мимо с сумкой на колесиках. Авто­мобиль застрял в пробке и за последние десять минут продвинул­ся на три метра.

– Это просто смешно, – проворчала она. – Нужно было ехать на метро. Глупо тратить целый час на поездку, которая могла бы занять всего двадцать минут.

Олли, новый пресс-менеджер «Эл-Джи-Би-Кей», посмотрела на нее с укоризной.

– Артисты не ездят на метро, – сказала она. – Вы же не уви­дите там Селин Дион, правда?

– Увижу, если она будет торопиться, – нетерпеливо буркнула Николь.

Они ехала сниматься для журнала «Тинэйджер». Точнее, для обложки, как с трепетом говорила Олли. Интервью с портретом на обложке всегда означало удачу, а в музыкальном бизнесе об­ложку «Тинэйджера» можно было сравнить только с аудиенцией у папы римского. Единственным недостатком всего этого (во всяком случае, по мнению Николь) была необходимость провес­ти целый день с ребятами из «Тинэйджера», задающими идиотские вопросы о ее любимом цвете, о том, волнуется ли она перед выходом сингла, который должен состояться через две недели, кого она любит больше всех на свете и с кем из знаменитостей она «за ручку и на „ты“. Во всяком случае, именно такие вопросы задавали звезде, фотография которой появилась на обложке пре­дыдущего номера „Тинэйджера“. Так что ничего хорошего она не ждала.

Если говорить честно, то Николь нервничала. После передачи по радио песни «Милый, неужели ты не видишь, что нужен мне?» ее карьера круто пошла вверх. Сингл должны были выпустить в продажу через полмесяца, и все надеялись, что Николь попадет в первую пятерку хитов. Годилась и десятка, но эффект попадания в пятерку был бы намного больще. Если в турне «Юные звезды» участвовало множество людей, то сейчас она была одна. От новой звезды ждали, что она имеет собственное мнение обо всем на свете и ведет фантастический образ жизни, а не мечтает поскорее вернуться домой, посмотреть «мыльную оперу» и съесть бобы с гренками.

Машина затормозила у фотостудии, и все вышли; а у Николь зазвонил мобильник.

– Привет, – тихо сказала она, увидев номер Дариуса.

– Как дела? – спросил он.

– Только что приехали, – ответила Николь. – Попали в проб­ку и проторчали там уйму времени.

Дариус засмеялся.

– Звезды пешком не ходят. Слушай, у меня две хорошие но­вости. Первая: я говорил с девушкой из агентства по торговле не­движимостью, и она сказала, что есть еще одна квартира в ком­плексе, который тебе понравился. Балкон там меньше, но зато две спальни. Если ты все еще хочешь, чтобы Шарон жила с то­бой, это как раз то, что нужно.

– Замечательно! – радостно воскликнула Николь. – Когда можно будет посмотреть?

– Сегодня в шесть. Я заеду за тобой в студию. А вторая хоро­шая новость – то, что Сэм Смит к уик-энду вернется из Штатов. Ее секретарша записала тебя на ленч во вторник.

– Спасибо за то, что пробил это, – улыбнулась Николь. – У меня к Сэм большая просьба.

Она послала Дариусу воздушный поцелуй и вошла в студию, решив показать, что она настоящий профессионал. И это ей уда­валось, пока журналистка не задала вопрос про ее любимый цвет. Николь невольно вздрогнула, и журналистка, которая была нена­много старше ее, улыбнулась.

– Прошу прощения, – сказала она. – Этот вопрос мы задаем всем. О чем спрашивать человека, коэффициент умственного развития которого не выше комнатной температуры? О теории относительности Эйнштейна? Николь от души рассмеялась.

– Я бы с удовольствием не отвечала на вопрос о цвете, но Эйнштейн тоже не по моей части.

– Ничего нельзя сказать заранее, – улыбнулась журналист­ка. – Давайте я задам вам более интеллектуальные вопросы. Что для вас значит быть рок-звездой?

Подумав о том, какие огромные изменения произошли в ее жиз­ни и о стрессах, связанных с новой работой, Николь усмехнулась.

– В этом есть свои преимущества, – сказала она.

После жаркого Лас-Вегаса лондонская прохлада казалась уди­вительно приятной. Выйдя из экспресса «Хитроу—Паддингтон», Сэм сделала глубокий вдох и подумала, что в гостях хорошо, а до­ма лучше. Жалела она лишь о том, что так и не успела загореть.

По дороге Сэм заехала к Джей и забрала котят, а оказавшись дома, поняла, что нужно сходить за продуктами. Она отдала им последнюю жестянку кошачьих консервов, а в холодильнике не оставалось ничего, кроме банки сгущенного молока.

Сэм снова натянула джинсовую куртку и отправилась в мага­зин. Проходя мимо любимого ресторанчика «Гринвич Эмпориум», она вспомнила, как часто они с Морганом обедали там. В «Грин­виче» кормили здоровой пищей, «если не считать огромных гра­финов вина», как всегда шутил Морган. Владельцы ресторана Джордж и Фелисити были вечно заняты и не разменивались на мелочи. Это было проявлением не жадности, а здравого смысла: посетители «Гринвич Эмпориум» одним бокалом вина не огра­ничивались. «Тем самым сводя на нет все преимущества органи­ческих продуктов», – как вежливо говорил Морган Фелисити, которая отчаянно краснела, смущенно поправляла волосы и бе­жала к другому посетителю.

– Вы ходите сюда только потому, что Фелисити в вас влюбле­на, – однажды полушутя сказала Сэм.

– Если бы вы научились готовить, нам вообще не нужно было бы ходить сюда, – сердито ответил он. – Вы задолжали мне це­лых четыре обеда, которые я приготовил для вас самостоятельно!

– Точнее, сожгли самостоятельно.

– На языке поваров это называется «хорошо прожаренным блюдом», – серьезно поправил Морган.

– Ну, к овощам это не относится.

– Относится.

Сэм грустно заглянула в освещенный свечами зал «Гринвича» и подумала о множестве проведенных там счастливых вечеров. Опять Морган. Она была уверена, что никогда не забудет его.