Зеркальное время, стр. 77

— Нам надо идти, — неуверенно позвал Рогер, пере­ступая с ноги на ногу. — Я не знаю, сколько еще про­держится это волшебство. — Он указал на стеклянный лабиринт. — Нам лучше уйти отсюда.

Юлиан послушно шагнул к зеркалу, но потом снова остановился и взглянул на сестру.

— Когда ты заходила в черный балаган... Ты мне так и не сказала, что там увидела. Наверное, он отдал хозяину фрек-шоу тряпичного тролля, так?

Алиса кивнула:

— Да. И письмо.

Они оба знали это. Их отец купил это заведение — может быть, уже давно, и в письме содержались указания, касающиеся старого человека, которого после катастрофы извлекут из-под обломков.

Юлиана на какой-то миг охватил ужас. Видимо, его отцу пришлось прожить потом и третью жизнь, и эта третья стала расплатой за две предыдущие.

— Идемте же! —торопил их Рогер. — Что-то происхо­дит неладное, я чувствую это.

— А мы еще увидимся? —спросил Юлиан.

Алиса отвернулась, Рогер тоже не смотрел ему в глаза, когда отвечал:

— Я не знаю. Я не знаю, что нас ждет. Обратной стороны больше не существует.

Обратная сторона здесь, подумал Юлиан. Но ведь обратная сторона была не одна. И он чувствовал, что та сторона, куда отправятся Рогер и его сестра, — хорошая сторона.

ЭПИЛОГ

«...И это есть моя последняя воля, которую я изъявляю в здравом уме и трезвой памяти в присутствии трех вышеозначенных свидетелей».

Адвокат захлопнул кожаную папку, в которой лежало завещание его отца, и посмотрел на Юлиана.

— Ты все понял?

Юлиан не вполне был уверен в этом. Он слушал вполуха — но главное все же уловил. Большую часть своего громадного состояния отец завещал не ему, а благотворительному фонду, который опекал семьи по­страдавших или умерших артистов, владельцев балаганов, фокусников и художников. Оставшейся «меньшей» части было достаточно для того, чтобы обеспечить Юлиану безбедную жизнь, хотя для него это уже не играло роли. Вскоре после своего возвращения — Боже правый, неужто с того времени прошло уже три месяца? —он решил исполнить последнюю волю своего отца, вернуться в интернат и закончить свое обучение. А что потом — будет видно.

— Если у тебя есть вопросы, я к твоим услугам, — сказал адвокат. Ему было не по себе от упорного молчания Юлиана. Может быть, он принял это молчание за разо­чарование.

Юлиан встал, протянул адвокату руку и взял у него кожаную папку с последним волеизъявлением отца.

— Большое спасибо, — сказал он. — Я буду в городе еще два дня. Может быть, мы еще увидимся.

Он направился к двери, но потом остановился:

— То второе дело, о котором я вас просил... Вы что-нибудь узнали?

— Девочка? — Адвокат с сожалением помотал голо­вой. — Нет. К сожалению, это не так просто — раздобыть документы из прошлого столетия. Большая часть из них исчезла или была уничтожена во время войны. Но ты можешь не сомневаться, я поручил это расследование самым надежным людям. Как только мне станет хоть что-нибудь известно, я дам тебе знать. — Он сделал паузу, но потом, видимо, любопытство взяло в нем верх: — Меня это не касается, но все-таки почему ты интересу­ешься судьбой девочки, родившейся в 1893 году? Это была твоя бабушка?

— Нет. — Юлиан улыбнулся. — Скорее что-то вроде се­стры. Правда, очень дальней. — И с этими словами он повернулся и вышел от адвоката, оставив его в полном недоумении.

Выйдя в пустой коридор адвокатской конторы, Юлиан опять остановился. Он все еще чувствовал смутную печаль, думая об Алисе — своей сестре, которую он потерял практически в тот же момент, как обрел. Он отдал бы все, чтобы снова увидеть ее или хотя бы узнать, что с ней стало. Он даже несколько раз пытался сделать это — но безуспешно, с тем лишь результатом, что получил несколько порезов и приобрел себе славу маньяка, раз­бивающего зеркала.

Шум прибывшего лифта вывел его из задумчивости. Он увидел Франка, который нетерпеливо раздвигал рас­ползающиеся створки и махал ему рукой.

Равно как и двое полицейских, и — как Юлиан очень осторожно выяснил — члены банды рокеров, Франк ров­ным счетом ничего не помнил из того, что с ним было в то время, когда он пребывал во власти Кожаного. Он просто заснул и через день проснулся в полном помрачении, не в силах припомнить ничего, кроме одного сновидения. Когда он рассказал Юлиану про этот сон, оказалось, что он очень близок к правде, но Юлиан ничего ему не сказал. Франк был славный парень, но репортер, а у Юлиана к этой профессии выработалось примерно такое же отношение, как и к зеркалам...

— Что-то ты долго, — сказал Франк и ухмыльнулся: — Ну что, можно поздравить тебя с миллионами?

— Не совсем, — ответил Юлиан.

Франк заморгал глазами:

— Почему?

— Основное досталось не мне, — ответил Юлиан, по­жимая плечами. — Но не беспокойся, кое-что все же пере­пало. Так что тебе не придется меня кормить.

Франк взглянул на него искоса:

— И как велико это «кое-что», если можно спросить?

Юлиан ответил, и Франк побледнел, а потом спросил с кривой усмешкой:

— Слушай, у тебя нет желания усыновить меня?

Юлиан засмеялся. Они вошли в лифт, продолжая перешучиваться, и кабина поползла вниз. Франк пооче­редно напрашивался к Юлиану телохранителем, шофером, личным секретарем, денщиком и дегустатором пищи, но Юлиан все отвергал, однако утешил его обещанием до самого своего послезавтрашнего отъезда полностью снаб­жать его пивом и сигаретами. Они доехали до нижнего этажа. Дверцы лифта раскрылись и...

Франк вздрогнул. Перед ними был не мраморный холл высотного офиса, в котором располагалась адво­катская контора, перед ними простиралась ярмарочная площадь.

Палатки, павильоны, карусели и будки теснились друг за другом, насколько хватало глаз, отовсюду доносилась музыка и смех. Метрах в двадцати от лифта стояли рука об руку Алиса и Рогер, они заметили Юлиана и Франка и помахали им. А неподалеку от них Юлиан заметил юношу, одетого в черную кожу, который сидел верхом на старомодном мотоцикле и радостно улыбался. Впервые в жизни Юлиан не испытал страха при виде Майка и впервые в жизни почувствовал, что уже никогда не будет бояться его. Потому что тот перестал быть троллем. Потому что троллей больше не было вообще.

Но это была не единственная перемена, происшедшая здесь. Над ярмарочной площадью сияло чистое, лучистое, безоблачное небо, и солнце заливало все пространство теплом и светом.

— Чего вы ждете? — радостно позвал их Рогер. — Вы­ходите. Лифт от вас никуда не уедет.

Юлиан сделал шаг, другой, но потом снова остановился и обернулся, поскольку Франк не последовал за ним.

— Ну чего ты? Не бойся. Мы сможем вернуться назад, когда захотим.

Взгляд Алисы подтвердил его правоту. Значит, у зеркала была не единственная обратная сторона.

— О нет, — прошептал Франк.

Рогер и Алиса подошли поближе, Майк тоже подкатил на своем мотоцикле.

— Что это с ним? — спросил Рогер. — Почему он не хочет выйти?

Юлиан только пожал плечами. Он так же мало понимал ужас Франка, как и его сестра и Рогер.

— Ну что? — удивлялся он. — Чего ты ждешь?

— Этого не может быть! — сказал Франк. Лицо его стало совершенно бледным, руки и колени начали дро­жать. — Знаешь, что это такое, Юлиан?

— Конечно знаю! — ответил Юлиан. — Тут нечего бо­яться.

— Это самая невероятная история в моей жизни! — жалобно произнес Франк. — Самая сенсационная, какая только может быть!

— Ну и что? — с улыбкой спросил Юлиан.

Казалось, Франк вот-вот расплачется:

— Но кто же мне поверит, если я ее напишу?