Ледяное сердце, стр. 33

— Или, — вмешалась Петра, — раз уж мы заговорили о таланте сострадания, может, он сам был честолюбивым служителем искусства и его просто снедала зависть.

— Честолюбивый гитарист, певец и пианист? — усомнился Майло.

— Человек, страдающий манией величия, — уточнила она. Все три детектива посмотрели на меня.

— Это возможно, — ответил я. — Дилетант, который скачет от одной забавы к другой. Много лет назад у меня был пациент, преуспевающий писатель. Чуть ли не каждую неделю он встречался с кем-то, кто был готов написать Великий Американский Роман, если бы имел на это время. Этот парень написал свои первые четыре романа, продолжая работать в двух местах. Одно, по его словам, ставило его в тупик: когда кто-то говорит, что хочет стать писателем, он никогда им не становится. Когда он говорит, что хочет писать, у него есть шанс. Это отчасти соответствует нашему варианту с фанатичным убийцей — с таким, кто впадает в наркотическое опьянение от внешних привлекательных сторон созидания.

Петра улыбнулась.

— Паразитирует на здоровом теле искусства. — Много лет назад она писала картины. — Мне это нравится.

— Итак, у нас две возможности, — заговорил Майло. — В голове убийцы поселилась либо фантастическая идея, что он спаситель, либо его обуревает патологическая зависть.

— Или то и другое, — сказал я. — Если не ошибаюсь.

— Не вздумайте говорить это на месте для дачи свидетельских показаний в суде, доктор, — засмеялась Петра. — Юрий Драммонд посвятил свой журнал фанатов исследованию сути искусства. Когда он начал приставать ко мне с просьбами представить ему наиболее кровавые детали, это походило на желание повторно посетить место преступления — в плане психологическом.

— Эготизм, — сказал Майло, — как у поджигателей, любующихся пламенем.

— Юрий Драммонд писал что-нибудь о Беби-бое? — спросил я.

— Он, кажется, говорил мне, что это делал некий журналист, — ответила Петра. — Я записала имя того человека. Тогда мне казалось, что это не имеет отношения к делу. — Она положила салфетку на стол. — Пора проверить того человека, отработать свое жалованье. Все было очень мило, Майло. Позволь мне расплатиться по счету вместе с тобой.

— Забудь об этом. У меня здесь открытый счет.

— Ты уверен?

— Я раджа, — сказал он. — Иди расследуй преступление. Позванивай.

Петра коснулась плеча Майло и направилась к двери. Шталь встал и последовал за ней. За все время он не проронил ни слова.

18

Человек, предпочитающий помалкивать. Некоторые женщины считают, что это им нравится.

Петра относилась к их числу, но работа со Шталем оказалась крайне трудным делом.

Этот парень никогда не заговаривал, пока к нему не обращались, и даже в таком случае снимал слова со своего счета в банке словарного запаса крайне расчетливо — буквально по слогам.

И вот теперь, когда они ехали со встречи с Майло и Алексом, казалось, должна была начаться оживленная дискуссия. Но Шталь сидел и смотрел в окно, безучастный, равнодушный.

Что, смотрит, нет ли где-нибудь еще одной угнанной машины? За одну неделю Шталь обнаружил три автомашины общего назначения. Пассажира второй из них разыскивали за совершенное им уголовное преступление. Так что оба они получили по очку за хорошую службу. Но если именно это подогревало чувство собственного достоинства Шталя, ему следовало бы попросить о переводе в отдел борьбы с угоном автомобилей. Петру поражало, что он предпочел убойный отдел. Почему Шталь отказался от спокойного места в армейской службе безопасности, чтобы работать на улицах, удивляло ее еще больше.

Она рискнула задать несколько вопросов. Все попытки пробить броню кончались неудачей. Раковина оказывалась непробиваемой.

Нет, старина Эрик не был стойким мачо, желающим занять доминирующее положение. Не обуревала его и жажда славы. Напротив, с самого начала он дал ясно понять, что Петра — старший партнер.

В отличие от большинства мужчин он умел извиняться. Даже в тех случаях, когда в этом не было необходимости.

На третий день их совместного дежурства Петра пришла на службу рано и увидела, что Шталь сидит за столом. Он читал сложенную газету и посасывал травяной чай. Это было еще одной его характерной чертой — он не пил кофе. И если что-нибудь отличало его от других детективов, так это патологическая неприязнь к кофеину.

Заметив ее, он поднял глаза, и Петра заметила в них беспокойство — самый что ни на есть маленький намек на тревогу в его бесстрастных карих глазах.

— Добрый вечер, Эрик.

— Это не моя идея, — сказал он, передавая ей газету, на одной из последних страниц которой была помещена заметка в два параграфа, обведенная черным фломастером.

Обзор убийства, связанного с армянской бандой. Ее имя, как следователя, в печати. И Шталя — тоже.

Под этим делом была подведена жирная черта задолго до появления Шталя. Кто-то, возможно, какой-то придурок-пиарщик, не исключено, что и сам Шулькопф, преднамеренно копая под Петру, выдал на-гора эту положительную оценку их совместной деятельности.

— Тебе не о чем беспокоиться, — сказала Петра.

— Мне это не нравится.

— Не нравится — что?

— Этим делом занималась ты.

— Меня это не волнует, Эрик.

— Я подумал, не позвонить ли мне в «Тайме».

— Это смешно.

Шталь внимательно посмотрел на нее.

— О'кей, — сказал он наконец. — Мне просто хотелось внести ясность.

— Ты ее и внес.

Шталь вернулся к своему чаю.

За милю до отделения полиции Голливуда Петра спросила:

— Итак, что ты думаешь?

— О чем?

— О версии Делавэра.

— Ты знаешь его, — ответил Шталь. Утверждение, а не вопрос.

— Если ты хочешь выяснить, хороший ли он детектив, то, да, хороший. Мне приходилось работать с ним и с Майло. Майло — самый лучший, у него самый большой процент раскрываемости в западном Лос-Анджелесе, а может быть, и во всем управлении. — Шталь постучал по колену. — Он голубой, — сообщила Петра. Молчание. — Делавэр умный, — продолжила Петра. — Блестящий. Я обычно не доверяю психиатрам, но этот прошел строгий отбор.

— Тогда его версия мне нравится.

— И что дальше? Поищем «Груврэт» через магазины комиксов или попытаемся найти журнал с помощью телефонных звонков?

— Используем оба варианта, ведь нас двое.

— Чем бы предпочел заняться ты?

— Ты первая.

— Скажи, что ты предпочитаешь, Эрик.

— Я займусь телефонами.

Вот так неожиданность! Эрик — за своим столом, избегающий живого общения с людьми.

Высадив его, Петра поехала по Голливуду в поисках книжных магазинов. Вопросы относительно «Груврэт» вызывали лишь озадаченные взгляды продавцов. При пятой попытке прыщавый мальчишка, стоявший за прилавком, показал большим пальцем на картонный ящик слева от него. Надпись, сделанная красными чернилами, сообщала: «Старые журналы фанатов, один доллар».

От ящика пахло плесенью. Он был набит помятой бумагой и отдельными листами — подшивками порванных журналов. — Вы уверены, что там есть журналы «Груврэт»?

— Возможно, — ответил парень и уставился куда-то в сторону. Петра начала шарить в ящике, подняла пыль, от которой ее черный жакет стал серым. Большая часть журналов для фанатов представляла собой мусор, интересный только для увлекающихся этим делом юнцов. Журналы, напечатанные на некачественной бумаге, Петра только пробегала глазами. Мир алогичности, колеблющийся от скучного до совершенно бессмысленного. В основном это были статьи, посвященные музыке и кинокартинам, и грязные шутки.

Почти на самом дне стопки она нашла экземпляр «Груврэт» без обложки. Десяток страниц плохо напечатанного теста и любительские комиксы. По надписи в верхней части первой страницы Петра поняла, что этот экземпляр был опубликован прошлым летом. Никаких указаний на номер журнала.

Не было и подробных данных о редколлегии.

Юрий Драммонд, редактор и издатель Сотрудничающие авторы: обычная банда негодяев.