Дьявольский вальс, стр. 10
Она прошла к зеленому стулу, сняла зверюшек. Положив их на ночной столик и пододвинув стул к дивану, села, поставив обе ноги на полную ступню и положив руки на тонкие колени.
Я протянул руку, взял с подоконника мягкого зверька и погладил его. За окном виднелись похожие на тучи темно-зеленые верхушки деревьев Гриффит-Парка.
– Прелестные игрушки, – начал я. – Подарки?
– Да. Некоторые. Часть привезли с собой. Мы хотели, чтобы Кэсси чувствовала себя как дома.
– Больница уже стала вторым домом, не так ли?
Она уставилась на меня. Карие глаза налились слезами, отчего стали казаться еще больше. Чувство стыда разлилось по лицу.
Стыд? Или вина?
Чтобы скрыть слезы, она быстро подняла руки к лицу.
Некоторое время бесшумно плакала.
Я взял с ночного столика бумажную салфетку и стал ждать.
4
Синди отняла руки от лица.
– Извините.
– Не стоит, – возразил я. – Ничто так не изматывает, как болезнь ребенка.
Она кивнула.
– Самое худшее – что ничего не известно. Видеть, как она страдает, и не знать причину... Если бы кто-то только смог понять, в чем дело.
– Другие симптомы разрешились сами собой. Может быть, и с этим будет так же.
Перекинув косу через плечо, она начала перебирать пальцами концы волос.
– Я, конечно, надеюсь, что так и будет. Но...
Я улыбнулся, но ничего не сказал.
Синди проговорила:
– Те, другие симптомы были более... типичными. Нормальными, если можно так выразиться.
– Нормальные детские болезни, – подсказал я.
– Да – круп, понос. Они бывают и у других детей. Может быть, не в такой тяжелой форме, но все-таки бывают. Поэтому они понятны. Но припадки... это просто ненормально.
– Иногда, – объяснил я, – у детей бывают припадки после высокой температуры. Один-два случая, а потом уже никогда не повторяются.
– Да, я знаю. Доктор Ивз говорила мне об этом. Но у Кэсси, когда случались припадки, не было температуры. Когда у нее возникли кишечные проблемы, поднялась и температура. Она просто горела. Больше сорока одного градуса. – Синди дернула себя за косу. – А потом это прошло, и я думала, что у нас будет все в порядке. Но теперь – припадки, как гром среди ясного неба. И это было действительно страшно. Я услышала как будто стук в ее комнате, вошла, а ее колотило так, что тряслась кроватка. – Ее губы задрожали. Она прижала руку ко рту, пытаясь остановить дрожь, а другой рукой смяла поданную мной салфетку.
– Страшно, – проговорил я.
– Ужасно, – кивнула она, глядя мне в глаза. – Но тяжелее всего было смотреть, как она страдает, и быть не в состоянии сделать хоть что-нибудь. Беспомощность – это самое худшее. Я сообразила, что нельзя брать ее на руки, но все же... У вас есть дети?
– Нет.
Она оторвала взгляд от моего лица, будто внезапно потеряла всякий интерес. Вздохнув, поднялась и подошла к кроватке, все еще держа в руке смятую салфетку. Наклонилась, подтянула одеяло повыше и поцеловала Кэсси в щеку. На секунду дыхание Кэсси участилось. Синди осталась у кровати, глядя на спящую дочку.
– Она очень красивая, – сказал я.
– Моя толстушечка.
Синди наклонилась и прикоснулась к лобику Кэсси, отняла руку и опустила ее. Задержав еще на несколько секунд взгляд на ребенке, она вернулась и опустилась на стул.
– Что касается ее страданий, нет ведь никаких свидетельств, что припадки болезненны, – постарался утешить ее я.
– То же говорит и доктор Ивз, – ответила Синди, но в ее голосе звучало сомнение. – Конечно, я надеюсь, что это так... но если бы вы видели ее после них – она выглядела совершенно Выжатой. – Она отвернулась и стала смотреть в окно.
Немного подождав, я спросил:
– Если не считать головной боли, как она себя сегодня чувствовала?
– Хорошо, за то короткое время, что не спала.
– А голова заболела в пять часов утра?
– Да. Она и проснулась от этой боли.
– Вики уже заступила на дежурство?
Короткий кивок.
– Она дежурит двойную смену – заступила вчера с одиннадцати до семи и осталась с семи до трех.
– Так преданна работе.
– Да. Она очень помогает. Нам повезло, что Вики работает с нами.
– И домой к вам приходит?
Этот вопрос удивил ее.
– Всего пару раз – но не помогать, а просто навестить. Она принесла Кэсси первую мягкую зверюшку. А теперь Кэсси без ума от них.
Выражение удивления на лице Синди не исчезло. Я решил не продолжать и перешел на другую тему:
– А как Кэсси дала вам знать, что у нее болит голова?
– Она указала на нее и заплакала. Она не сказала мне о головной боли, если вы это имеете в виду. Она может произносить всего несколько слов: «бака» вместо «собака», «бу-бу» вместо «бутылка». И даже при этом иногда пользуется жестами. Доктор Ивз говорит, что ее речь отстает в развитии на несколько месяцев.
– Для детей, которые часто находятся в больницах, некоторое отставание – явление обычное. Но это пройдет.
– Я пыталась работать с ней дома. Разговариваю с ней. Читаю, когда она в настроении слушать.
– Хорошо.
– Иногда ей это нравится. А иногда она просто не может сидеть спокойно, особенно после тяжелой ночи.
– И часто бывают такие ночи?
– Нет. Но они очень сильно влияют на нее.
– Что происходит?
– Она просыпается, как будто увидев плохой сон. Мечется, вертится и плачет. Я удерживаю ее, и иногда она снова засыпает. Но порой долго не спит – капризничает. На следующее утро обычно бывает беспокойной.
– В чем это выражается?
– Не в состоянии сконцентрировать внимание. Хотя в другое время она может подолгу сосредоточиваться на чем-нибудь – в течение часа или даже дольше. Я стараюсь уловить такие моменты, пытаюсь читать и разговаривать с ней. Так, чтобы ускорить развитие ее речи. Может быть, вы мне могли бы что-то посоветовать?
– Вы как будто на правильном пути, – ответил я.
– Иногда мне кажется, будто она не говорит потому, что не испытывает в этом необходимости. Я всегда знаю, что ей хочется, и даю ей это раньше, чем она попросит.
– Когда у нее заболела голова, вы тоже сразу поняли, в чем дело?
– Совершенно верно. Она проснулась в слезах и металась в кроватке. Я сразу же пощупала ей лоб – не горячий ли. Нет, прохладный. Меня это в общем-то не удивило – она плакала не от испуга. Скорее от боли. Я уже научилась различать. Поэтому я спросила, что болит, и в конце концов она прикоснулась к головке. Я знаю, это звучит не по-научному, но постепенно начинаешь как бы чувствовать вместе с ребенком – словно в тебя встроен радар. – Синди посмотрела в сторону кроватки. – Если результаты компьютерной томографии не были бы в тот день нормальными, то я бы по-настоящему испугалась.
– Из-за головной боли?
– Когда пробудешь здесь, в больнице, достаточно долго, многого наглядишься. Начинает чудиться самое худшее. Меня до сих пор пугает, когда она вскрикивает по ночам, – никогда не знаешь, что случится дальше.
Синди вновь заплакала и стала промокать глаза смятой салфеткой. Я подал ей свежую.
– Простите, доктор Делавэр. Это просто непереносимо – видеть, что она страдает.
– Вполне вас понимаю, – сказал я. – Но, по злой иронии судьбы, именно то, что могло бы ей помочь, – анализы и процедуры, – причиняют девочке больше всего боли.
Тяжело вздохнув, она кивнула.
– Именно поэтому доктор Ивз и попросила меня встретиться с вами, – продолжил я. – Существуют психологические методы, помогающие детям преодолеть страх перед процедурами, а иногда даже ослабить ощущение боли.
– Методы, – повторила она, подобно Вики Боттомли, но без свойственного медсестре сарказма. – Это было бы прекрасно – я была бы очень признательна за все, что вы смогли бы сделать. Смотреть, как она страдает, когда у нее берут кровь на анализ... Просто ужасно.
Я вспомнил, что говорила Стефани по поводу самообладания Синди во время процедур.
Словно читая мои мысли, она призналась: