Доктор Смерть, стр. 25

А он как воды в рот набрал. Больше того, скрылся в неизвестном направлении. Что, вынимает монеты из своих прачкоматов? Ставлю что угодно, этот осел от чего-то прячется. Если верить Зогби, Хейзелден представлял интересы Мейта, и другой адвокатской практики у него не было. То есть, он уделял единственному клиенту все свое внимание. Мейт был его пропуском к славе. Быть может, Хейзелдену надоела роль второй скрипки, и он захотел большего. У него на глазах Мейт отправлял на тот свет достаточное количество путешественников, и это дает ему возможность вообразить себя квалифицированным доктором Смерть. Проклятие, может быть, Хейзелден пошел учиться на юриста потому, что его не взяли в медицинский колледж!

— Любопытно, — заметил я. — Под это подходит еще кое-какая информация, выуженная мной из компьютера. Газетный отчет о пресс-конференции, которую Хейзелден все же созвал после одного из судебных разбирательств. Он сказал, что Мейт заслужил Нобелевскую премию, добавив, что и ему самому, как поверенному Мейта, должно кое-что перепасть.

Майло стиснул свободную руку в кулак.

— Я поручил его розыски Корну и Деметри, но теперь я займусь этим лично. Прямо сейчас отправлюсь к нему домой. Он живет в Южном Уэствуде. Могу по дороге забросить тебя в управление. А хочешь, поедем вместе.

Я взглянул на часы. Почти пять. День выдался длинным.

— Я позвоню Робин и поеду с тобой.

Мы перешли через улицу к машине. Заперев улики в багажник, Майло обошел машину, чтобы сесть за руль, и остановился. Оглянулся налево.

Латиноамериканка не сдвинулась с места. Майло обернулся. Ее голова дернулась — стремительно, как карта в руках шулера. Я понял, что женщина следила за нами.

Она снова уставилась в газету. Сосредоточенно. Газета задрожала. Но день был безветренный, просто ее рука не выдержала долгого напряжения. Свою сумочку из макраме женщина опустила на траву.

Майло оглядел латиноамериканку с ног до головы. Та, не обращая на него внимания, облизала губы. Еще глубже уткнула нос в газету.

Майло начал отворачиваться, и женщина метнула взгляд — молниеносный — в сторону квартиры Мейта.

— Постой-ка, — сказал мне Майло.

Он направился к женщине, и я последовал за ним. Та стиснула газету с такой силой, что бумага начала вибрировать. Поджав губы, латиноамериканка поднесла газету к самому лицу. Когда мы подошли близко, я разглядел, что это вчерашняя газета. Отборочные матчи, новые рабочие места...

Майло подошел к незнакомке.

— Мэм?

Та оторвалась от газеты и приоткрыла рот. Тонкие синеватые губы, потрескавшиеся и сморщенные, белесые по краям. Кожа лица — цвета мускусного ореха. Под глазами мешки. Возраст — между пятьюдесятью и шестьюдесятью; невысокая, полная, с круглым лицом и большими выразительными карими глазами. На ней была голубая летная куртка из полиэстера, надетая поверх белого в синий цветочек платья, доходившего до середины икр. Ткань тонкая, обтягивающая дородную фигуру, прилипающая к выпуклостям. Распухшие щиколотки, нависшие над верхним краем поношенных, но чистых кроссовок «Найк». Белые спущенные носки, открывающие покрытые ссадинами голени. Коротко остриженные ногти. Черные волосы с седыми прядками, заплетенные в косу, спускающуюся ниже талии. Кожа на шее, подбородке и бурундучьих щеках отвисла, но широкий лоб оставался без единой морщинки. Ни косметики, ни украшений. В целом она производила впечатление жительницы глухой фермы.

Работая в педиатрической клинике, я познакомился с несколькими мексиканками, сознательно выбравшими для себя такую непривлекательную внешность. Длинные волосы, неизменно заплетенные в косу, строгие платья, никакой косметики. Истая католичка, преданная супруга.

— Могу ли я вам чем-либо помочь, мэм?

— Вы... вы ведь из полиции, да?

Из сморщенного рта вырвался молодой голос, звонкий и неуверенный. Ни тени акцента; только едва заметное смягчение конечных согласных. Эта женщина запросто могла бы работать в агентстве, оказывающем секс-услуги по телефону.

— Верно, мэм. — Майло показал свой значок. — А вы...

Сунув руку в сумочку, женщина достала красный бумажник из кожзаменителя, выделанного под крокодилью кожу и показала свои документы. Так, как будто ей неоднократно приходилось делать это.

Карточка социального обеспечения. Женщина буквально сунула ее в нос Майло.

— Гиллерма Салсидо, — прочел вслух тот.

— Гиллерма Салсидо Мейт, — с вызовом поправила его она. — Его фамилией я больше не пользуюсь, но это ровным счетом ничего не меняет. Я по-прежнему жена доктора Мейта — то есть его вдова.

Глава 10

Гиллерма Мейт распрямила плечи, словно это признание придало ей силы. Отобрав у Майло свою карточку, она убрала ее в бумажник.

— Вы были замужем за доктором Мейтом? — недоверчиво переспросил Майло.

Ее рука снова нырнула в сумочку и достала другую бумагу. Копия свидетельства о браке, стертая на изгибах, выцветшая до желтизны свежих опилок. Выдана двадцать семь лет назад в городе Сан-Диего. Гиллерма Салсидо де Вега и Элдон Говард Мейт, вступающие в блаженство супружеской жизни.

— Вот, — гордо заявила она.

— Вижу, мэм. Вы живете здесь, в Лос-Анджелесе?

— В Окленде. Как только я услышала о том, что произошло... впрочем, я долго не могла решить, стоит ли мне приезжать. У меня было много работы. Я ухаживаю за выздоравливающими в санатории. Но затем все же подумала, что должна приехать. Элдон посылал мне деньги, свою пенсию. Теперь, когда его не стало, я не знаю, как быть дальше.

Приехав сюда, я не поверила своим глазам. Здесь такая путаница, все улицы перекопаны. Я села в автобус и заблудилась. Мне никогда не приходилось тут бывать.

— В Лос-Анджелесе?

— Нет, в Лос-Анджелесе я бывала. Здесь. — Миссис Мейт ткнула коротким толстым пальцем на двухэтажный дом. — Возможно, это было знамением.

— Знамением?

— Ну, то, что случилось с Элдоном. Я вовсе не хочу сказать, что я пророк. Но когда происходит что-то противоестественное, это означает, что надо решиться на серьезный шаг. Наверное, я должна все выяснить. В первую очередь, кто занимается похоронами. Элдон был неверующим, но хоронить надо всех. Он ведь не хотел, чтобы его кремировали?

— Мне ничего не известно.

— Отлично. Тогда, наверное, я сама этим займусь. Моя церковь мне поможет.

— Когда вы в последний раз видели доктора Мейта? Она поднесла палец к верхней губе.

— Двадцать пять лет и... четыре месяца назад. Как раз когда родился мой сын — его сын. Элдон-младший, но все зовут его Донни. Элдон не любил Донни — он вообще не любил детей. Он честно в этом признался, так и сказал мне в самом начале, но я надеялась, что это одни разговоры, и когда у него самого появится ребенок, он отнесется к нему иначе. Так что я забеременела. И что вы думаете? Элдон меня бросил.

— Но он продолжал поддерживать вас деньгами.

— Не совсем так, — поправила миссис Мейт. — Вряд ли пятьсот долларов в месяц можно назвать солидной поддержкой. Мне приходилось все время работать. Но Элдон действительно присылал деньги каждый месяц — почтовым переводом. Тут надо отдать ему должное. Но только в этом месяце я ничего не получила. Деньги должны были поступить пять дней назад. Надо сообразить, с кем мне переговорить. Это была армейская пенсия, ее должны были полностью переправлять мне. Вы не знаете, к кому мне обратиться?

— Думаю, я смогу дать вам номер телефона, — заверил ее Майло. — И часто ли вы с доктором Мейтом общались на протяжении этих двадцати пяти лет?

— Вообще не общались. Он просто посылал деньги. Раньше я думала: это потому, что он чувствует себя виноватым. В том, что бросил нас. Но сейчас я почти уверена, что он не испытывал угрызений совести. Для этого нужно иметь веру, а Элдон ни во что не верил. Так что, наверное, он делал так по привычке — не знаю. Пока была жива его мать, он и ей посылал деньги. Вместо того чтобы навещать ее. Вообще привычки играли в его жизни большую роль. Все неизменно вплоть до мелочей. Рубашки одного цвета, брюки одного фасона. Элдон говорил, что это позволяло беречь время для важных дел.