Синдром, стр. 80

Эйдриен потопала каблучком. Да, тут есть над чем призадуматься.

Если уж начистоту, то последний год Никки интересовалась только одной темой — ритуальными жертвоприношениями. Сестра твердила об этом без устали. Возможно, она ездила на конференцию, где встречались «жертвы насилия»?

Эйдриен решила навести справки в сети «Нексис» и стала припоминать логин и пароль своей адвокатской конторы. Когда загрузилась заставка поискового сайта, она ввела слова «Лонгбоут-Ки», «сатанистский» и ограничила поиск текущим годом. Компьютер переварил информацию и выдал «ссылок не обнаружено». Никаких статей. Эйдриен изменила слова для поиска, заменив «сатанистский» «возвращением памяти».

На этот раз система предложила ей список из шести документов. Пять из них оказались вариациями на тему съезда морских экологов, состоявшегося в «Холидей-инн» на Лонгбоут-Ки и проходившего с восьмого по девятое октября. На встрече уделялось особое внимание чудесному возвращению популяции ламантинов в список не подвергающихся угрозе вымирания животных. При этом корреспондент не преминул отметить, что память о тех событиях до сих пор жива в сердцах морских биологов. В последней, шестой, статье подробнейшим образом освещалось, как благодаря особым чипам, заложенным в память электронного управления автомобилей, угнанные машины успешно возвращены владельцам, что является особым предметом гордости полицейского управления Лонгбоут-Ки.

Эйдриен запустила новый поиск, удалив слова «память» и «возвращение». Она надеялась, что происходившие в городе-курорте события между седьмым и двенадцатым октября наведут ее на какие-нибудь мысли и помогут связать воедино все факты.

После нового поиска осталось 98 статей. Эйдриен просмотрел краткие ссылки, в которых перечислялись заголовок, название опубликовавшего их издания, дата и, наконец, строка с ключевым словом. Большая часть информации оказалась бесполезна: объявления о винных фестивалях, открытии галерей, теннисных турнирах и матчей по гольфу. Однако одна история отличалась от остальных. Сердце Эйдриен екнуло, когда она увидела заголовки:

«Убийство на курорте — полиция в замешательстве».

«Труп в инвалидном кресле, отдыхающие потрясены».

«Жертва снайпера — видный старый горожанин».

Теперь стало понятно, почему Никки поехала на поезде — через аэропорт не пронесешь винтовку. Эйдриен загрузила текст газетной статьи, опубликованной одиннадцатого октября в «Тампе»:

«Вчера вечером на эспланаде отеля „Ла-Ризорт“ убит Кальвин Ф. Крейн. Несчастный сидел в своем инвалидном кресле и любовался закатом, когда безжалостная пуля разбила его позвоночник надвое.

По сведениям полиции, К. Ф. Крейн, 82-летний старожил нашего города, был застрелен из винтовки высокой мощности, очевидно, снабженной глушителем. Имеются все основания полагать, что фатальный выстрел произведен с одной из выходящих на пляж высоток. Крейн был признан мертвым по прибытии в Мемориальный госпиталь сестер милосердия. По сведениям из осведомленных источников, полиция совершенно сбита с толку. «Бессмысленное убийство, — сообщили осведомленные лица. — Убитый умирал от рака. По прогнозам врачей, жертве снайпера оставалось жить не больше года». Медбрат Ливитикус Бенн, уроженец Ямайки, который ухаживал за погибшим вплоть до момента его смерти, допрошен в полицейском участке и сразу же освобожден».

Эйдриен продолжила поиск информации по делу об убийстве, просматривая ссылки, в которых фигурировали слова «снайпер» и «мощная винтовка». Как следовало из газетных статей, ямаец-медбрат не подозревал, что его подопечный мертв, пока кто-то не закричал, — только тогда он увидел кровь. «Я ничего не слышал, — сказал медбрат в полиции, — и не видел поблизости вооруженных людей». По всей видимости, ничего не заметили и остальные. Это-то и привело следователей к заключению, что убийца использовал глушитель. Эйдриен вспомнилась толстая черная трубка в светло-зеленом футляре под кроватью сестры. Расследование осложнялось тем, что жертву переместили с места смерти, и потому установить, откуда произвели выстрел, стало невозможно. Как выразились полицейские, это все равно что играть в шарады.

Проштудировав статьи об убийстве Крейна, Эйдриен принялась искать продолжение истории, вопреки всему надеясь, что убийцу все-таки нашли. Однако, как и следовало ожидать, дело осталось нераскрытым. После убийства прошло две недели, а у полиции не было ни мотива, ни подозреваемых, ни ценных свидетелей, ни орудия преступления. Следователи терялись в догадках.

Как и Эйдриен. Она не сомневалась, что в деле замешана ее сестра. Не исключено, что она непосредственная виновница гибели старика — только вот зачем ей это понадобилось?

Откинувшись в пластиковом кресле, Эйдриен подняла взгляд на потолок, освещавшийся флуоресцентными лампами, и потянулась. Она не полицейский и не имеет представления, как расследовать убийство. Но любому ясно, что каждое преступление имеет две стороны — преступника и жертву. Более того, в данном конкретном случае у нее явное превосходство над полицией: она неплохо представляет себе убийцу.

Только кто жертва Нико? Единственное, что Эйдриен знала наверняка, — сестра преодолела тысячу миль, чтобы убить умирающего, питавшего слабость к закатам. Как там его назвали в заголовке? «Старый горожанин»?

Или… не так. Не совсем так. Эйдриен вернулась к самой первой статье и сразу увидела, что в заголовке имеется запятая и еще одно слово. «Жертва снайпера — видный старый горожанин». Значит, он не просто старик, которого все в округе знают.

«Хорошо, — подумала девушка и вновь села за компьютер. — Попробуем выяснить, чем он прославился».

Глава 30

Шоу с Дюраном сидели за столиком кафетерия для сотрудников больницы и разговаривали, стараясь не обращать внимания на звон столовых приборов, бряцание подносов и мелькающих перед глазами медсестер и врачей. Стены столовой украшали вырезанные из картона жареные индейки — наступал День благодарения.

Психиатр озадаченно понаблюдал, с какой жадностью пациент поглощает куриную лапшу, сложил руки на груди и через некоторое время признался:

— Не знаю, как нам поступить… Я не вижу никаких признаков улучшения. Более того, ваше психическое расстройство только прогрессирует.

— Правда? — удивился Дюран. После операции он чувствовал себя необычайно собранным и бдительным. А раньше он будто смотрел на мир сквозь тусклые стекла и жил под воздействием седативных средств. И хотя восторг от радости бытия стал потихоньку угасать, ясность ума не слабела. Теперь все выглядело ярче, чем прежде, цвета казались более насыщенными, а звуки — громкими и отчетливыми.

Шоу сложил ладони, подался вперед и поведал пациенту:

— Я бы хотел попробовать пентатол натрия.

Дюран удивился:

— «Сыворотку правды»?

Психиатр поежился.

— Да, небольшую дозу. Ничего другого просто в голову не приходит. Конечно, можно оставить все как есть и надеяться на милость природы. Но буду с вами откровенен: за все это время мы ничего не добились — вы упорно блокируете информацию.

— Как?

— Вы точно прячетесь под панцирь. Ваша память напоминает черный ящик: только я пытаюсь копнуть прошлое, как натыкаюсь на стену. И хоть убейте, не понимаю — почему.

— Полагаете, пентатол натрия…

— Поможет? Да, надеюсь.

Дюран задумался.

— А почему вы убеждены, что проблема носит психологический характер? Ведь амнезия может быть вызвана и физиологическими причинами…

— Мы все проверили заранее, — сказал Шоу. — Нет никаких признаков повреждения мозга. Ни одного. Здесь имеет место патологическое отторжение.

— Отторжение чего?

— Вашей личности.

Джефф неторопливо потягивал из ложки бульон, обдумывая слова доктора. Затем склонился над столом и спросил:

— Вы хотите сказать, что у меня психиатрический эквивалент автоиммунного заболевания?

Психиатр прикрыл глаза и усмехнулся.