Синдром, стр. 33

Доктор стоял в пелене дождя, внимательно изучал карту, все больше убеждаясь, что отыскать могилу — дело отнюдь не простое. Оправдались его самые недобрые предчувствия: даже со схемой ему пришлось бродить почти двадцать минут. И хотя благодаря зонту его голова и туловище оставались сухими, к тому моменту, когда он наконец подошел к финалу поисков, брюки насквозь вымокли, а в ботинках хлюпало.

Надгробие Джеффри Аарона Дюрана уютно расположилось на небольшом холмике под высоченной елью. Рыхлую, пропитанную влагой землю покрывали бурые иголки, наполнявшие воздух запахом Рождества. Дюран стоял перед могилой и смотрел на бесхитростную надпись:

«Джеффри Аарон Дюран

26 августа 1968 — 4 апреля 1970

Покойся с миром, милое дитя, безвременно ушедшее на небо».

Дюран едва держался на ногах от потрясения, стоял затаив дыхание и даже боялся оглянуться, опасаясь, что вокруг окажется пустота. Будто он повис в вакууме, где не за что уцепиться, кроме уверенности, что мир, каким ты его знал, был лишь галлюцинацией, плодом собственного расстроенного рассудка. Потрясенный до глубины души, Дюран бессильно опустил руки, порыв ветра выхватил зонт и унес прочь. Джефф рефлекторно обернулся, с благодарностью провожая взглядом пропажу, которая колесом катилась вниз по склону, радуясь, что еще есть и склон, и зонт, и это кладбище.

Только теперь доктор, к своему немалому удивлению, обнаружил то, что бросалось в глаза сразу: он находился на семейном участке, в окружении нескольких Дюранов. Во второй раз за минуту мир перевернулся: его взгляд упал на гранитный постамент, на котором стоял ангел с расправленными крыльями и потупленным взором, а внизу, на камне, виднелись имена его родителей, которые, как и он, упокоились в 1970-м.

На память пришли слова на свидетельстве о смерти: «обширная травма (авто)». Значит, не углекислый газ, и не в Нантакете, а в Карлайле, Пенсильвания.

Развернувшись, Дюран медленно побрел прочь под проливным дождем, не обращая внимания на хлещущие в лицо струи воды. Он вернулся в кладбищенскую контору мокрый до нитки. Зайдя в помещение, Джеффри попросил сидевшего за письменным столом служителя вызвать ему такси. Тот медленно, точно рептилия, поднял глаза и, взглянув в лицо посетителю, расплылся в ядовитой, полной злорадства ухмылке.

— Да на вас лица нет. Уж не привидение ли, часом, повстречали?

Глава 14

Как же все-таки несправедливо!

Каждый день в течение недели Эйдриен просиживала в офисе с раннего утра почти до полуночи, подготавливая документы к допросу свидетелей. И вот стоило теперь, один-единственный раз, опоздать на работу, как секретарша Кертиса Слу буквально забила голосовую почту своими насмешливыми репликами. Замечания с каждым разом становились все саркастичнее и язвительнее, а кульминационная фраза звучала так: «Ты вообще сегодня заявишься?»

Вот стервозная дамочка!

Эйдриен взглянула на часы: всего-то десять утра, а с ней обращаются так, словно она проспала до обеда. Ничего не поделаешь. Она сделала глубокий вдох, сосчитала до пяти и нажала кнопку местного номера Слу. Девушка на коммутаторе сообщила, что линия занята, и перевела ее в режим ожидания.

Воспользовавшись минутной паузой, Эйдриен решила просмотреть информацию по Данте Эспозито, одному из ведущих экспертов в области асфальтоукладки, которого намеревался использовать в качестве свидетеля окружной прокурор. Складывалось впечатление, что Эспозито готов подтвердить, что асфальт, по всей видимости, отличался от обычной смеси. Плоховато дело.

Когда наконец в трубке раздался жизнерадостный голос шефа, стало ясно, что он уже забыл, о чем хотел поговорить с помощницей. Ситуация складывалась в ее пользу, так как босс славился привычкой обвинять в собственных просчетах других.

— Я прослушала сообщения, — начала Эйдриен. — Документы, которые вы просили, готовы. Вам прислать?

— Да, наверное. Там есть что-нибудь полезное?

Она колебалась.

— Да… Я обнаружила отчеты различных проверяющих, эти бумаги играют нам на руку. Если вкратце, то мнение экспертов сводится к одному: работа выполнена «на пять с плюсом».

Босс одобрительно хмыкнул и поспешил уточнить:

— Прекрасно, но Эспозито утверждает обратное.

— Верно, только окончательную проверку проводил не он, а некто по фамилии Макэлигот. Этот человек уже на пенсии, но Эспозито работал под его начальством. Вчера я переговорила с Макэлиготом, у него положительные отзывы о смеси, так что…

— Превосходно!

— А поскольку Эспозито впервые взглянул на асфальт только через два года после его укладки, то…

— Отлично! — воскликнул Слу. — Эспозито будет выглядеть полным профаном. Замечательно! Теперь мы их в порошок сотрем.

В 12.30 за Эйдриен заехал Эдди Бонилла и предложил вместе перекусить. Он сослался на какую-то «прекрасную мысль», которую хотел бы обсудить вместе. Впрочем, причина была не только в этом: он просто решил угостить ее ленчем.

Детектив ждал Эйдриен в своем автомобиле на площадке перед Харборплейс, где разместился офис адвокатской конторы. Машина детектива представляла собой не первой свежести «камаро», под ее лобовым стеклом болталась пара кубиков Рубика, а на изготовленных по специальному заказу номерных знаках красовалась надпись: «СНАЙПЕР». Эйдриен забралась в салон, Эдди дал газу, и машина рванула с места, влившись в поток транспорта.

Девушка откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. В целом ей нравилось быть пассажиром — совсем как в детстве, когда они ездили отдыхать с родителями, она и Никки. Сестра дышала на стекло, так что на нем можно было рисовать и играть в крестики-нолики. Припомнились долгие поездки — когда родители брали отпуск — на озеро Шерандо. Выбирались туда каждый год пять лет подряд, жили на природе в палатках, чудесные времена… Дек и Марлена ехали на передних сиденьях, а девочки — плюс все, что не уместилось в багажник, — жались сзади. И с ними — кошка Сластена.

Когда Эйдриен с Бониллой миновали Мемориал Джорджа Вашингтона, девушка улыбнулась, вспомнив, как Никки скормила Сластене остатки рыбной котлеты. Это лакомство пролежало на солнце несколько часов. Кошку стошнило, и по салону распространилась невыносимая вонь! Девочки зажимали носы, кричали «Фу!» и, высовывая из окна головы, изображали, что их рвет. Много в те времена случалось подобных поездок, всегда одинаковых: длинных и однообразных — но неизменно радостных. Порой сестры распевали песни, иногда развлекались словесными играми — как та, что начинается словами: «Паковала чемодан, внутрь положила…»

Ружье.

— Что? — Бонилла нахмурился и взглянул на нее.

Эйдриен посмотрела в окно: мимо пронеслось здание Библиотеки конгресса — они направлялись на восток, в сторону Пенсильвании-авеню, и только теперь она поняла, что думала вслух.

— У сестры было ружье, — пояснила Эйдриен. — Винтовка.

Детектив равнодушно пожал плечами:

— Ну и что, многие в наши дни обзаводятся ружьями. У меня тоже есть, причем не одно.

Эйдриен не удивилась — Бонилла с первого взгляда производил впечатление человека, у которого в запасе имеется целый арсенал, — и потому решила при случае показать ему обнаруженную в квартире сестры винтовку и спросить, что он думает о глушителе. К тому же она не имела представления, что теперь со своей находкой делать. А как специалистка в юриспруденции Эйдриен даже не сомневалась, что хранение подобного оружия противозаконно. Пока же она поинтересовалась:

— Куда едем?

— В «Манджиалардоз». Люблю пригород.

На углу Девятой улицы и Пенсильвания-авеню они застряли за автофургоном службы доставки и не успели проскочить у светофора. Бонилла изверг поток ругательств, побарабанил пальцами по рулю, пару раз по привычке поддал газу. Эйдриен отвернулась и смотрела в окно: они оказались в некоем подобии демилитаризованной зоны — обшарпанного буфера между черным гетто и районом молодых преуспевающих яппи, образованных белых.