Синдром, стр. 12
— Нет!
— Ты в безопасном месте, Хенрик. Ничто не причинит тебе здесь вреда. Теперь глубоко вдохни. Медленно. О-о-очень медленно. Вдох… И выдох. Вдох и… Выдох. Еще. Вдох… И выдох. Вдох… Вот так. А теперь пусть твое дыхание поднимется до самой кожи, пусть оно заполнит тебя и выйдет наружу. — Дюран некоторое время следил за дыханием голландца и возобновил тему: — Хорошо, когда через тебя проходит свет, что происходит?
— Он забирает меня. Я поднимаюсь в большом луче.
— Каким образом?
— Свет втягивает меня. Это как лифт без стен, как эскалатор без ступеней.
— И что потом?
— Я в комнате на небе.
— В какой комнате?
— Похожа на аудиторию.
— Что ты делаешь?
— Ничего.
— Почему?
— Я не могу пошевелиться, только поворачиваюсь в воздухе.
— Что-что?
— Я медленно поворачиваюсь в воздухе.
— Каким образом?
— Меня выставили на дисплей, я как жук под стеклом, в стеклянной витрине.
— Ты один? — спросил Дюран.
Голландец покачал головой:
— Вокруг сиденья. Много рядов, под самый потолок.
— На сиденьях люди? — поинтересовался врач.
Де Гроот покачал головой:
— Я не вижу. Свет слишком яркий — только очертания.
Внезапно голландец сжался и замер, заметался в кресле.
— В чем дело? — насторожился Дюран.
Пациент пробормотал сквозь зубы:
— В меня внедряются.
Доктор, казалось, удивился:
— Что ты имеешь в виду?
— Я же сказал! В меня внедряются!
— Каким образом?
— Меня осматривают какие-то существа. Я не знаю — кто они, что они такое.
— Врачи?
— Нет! — Де Гроот отпрянул и быстро испуганно заговорил: — Не врачи — фигуры! Силуэты. Не хочу смотреть.
— Тогда почему ты не убегаешь? — спросил Дюран.
— Я не могу пошевелиться. Свет не дает мне двигаться. Он держит меня в воздухе.
— Что делают силуэты? Что происходит?
— Они вставляют инструменты.
— Куда?
— В нос, в рот. Во все отверстия. — Де Гроот вздрогнул и зажмурился. — Как неприятно!
— Что с тобой?
— Надо забыть, — бормотал голландец. — Ради собственного блага забыть.
Дюран настаивал:
— Нет, Хенрик. Тебе будет лучше, если ты вспомнишь. — Он положил руку на плечо пациента. — Только сначала расслабься, дыши. Во-о-от так. Сосредоточься на дыхании. Здесь ты в безопасности. Больше нет яркого света, ты на скале, у самой воды. Послушай, как волны ласкают камень, дует легкий ветерок, чайки кружат над головой. — Дюран подождал, пока пациент представит картину, и продолжил: — А сейчас давай вернемся в другое место — туда, где свет. Только теперь не бойся — я с тобой. Расскажи мне, пожалуйста, об инструментах. На что они похожи?
— На трубки.
— Из чего они сделаны?
— Из стекла и металла. — Де Гроот поежился.
— Что случилось? — спросил Дюран.
— Какие они холодные! Прилипают к коже, жгутся.
— Что эти существа делают с инструментами?
Пациент глубоко вдохнул и затрясся.
— Вставляют в меня.
— Куда?
— Нет.
— Хенрик, вспомни — это для твоего же блага.
— Вы же знаете!
— Конечно, знаю. Но ты должен сказать.
Голландец покачал головой.
— Куда? — настаивал психиатр.
— В мою… в мой зад!
— Но зачем? Для чего это им нужно, Хенрик? Ты знаешь?
Тот кивнул.
— Они кормят Червя, — ответил он и захныкал.
Дюран взглянул на часы. К его немалому удивлению, обнаружилось, что прошло уже пятьдесят минут сеанса.
— Хорошо, Хенрик, достаточно. На сегодня хватит.
Он вернул пациента в сознание, хотя и был разочарован тем, что опять не получилось вытянуть на поверхность травму, в которой заключалась скрытая причина проблем де Гроота. Никак не удавалось прорваться сквозь защиту психики, отмотать назад процесс, породивший абсурдную байку о похищении пришельцами. Голландец страдал из-за какого-то события, случившегося с ним в прошлом. И это событие хранилось в мозгу в зашифрованном виде и выдавало вместо себя фальшивую историю.
Голландец распрямился в кресле, поморгал и стал осматриваться.
— Что произошло? — спросил он с некоторой подозрительностью в голосе.
— Все просто великолепно, — ответил Дюран, выключил магнитофон и поднялся. — У нас неплохой прогресс.
К удивлению врача, де Гроот не спешил вставать, а просто сидел и постукивал кончиками пальцев друг о друга. Голландец то ли прислушивался, то ли думал о чем-то — а может, и то и другое.
— Что-то мне это не нравится, Док, — сказал он. — Мне совсем не лучше.
Глава 4
Нико жила в двухкомнатной квартире в «Уотермилле» — доме-совладении в Джорджтауне, чуть южнее М-стрит, откуда канал Чесапик — Огайо отправляется в пригород Мэриленд и дальше. Это было элегантное здание современной постройки с достойной охраной, милым видом на Потомак и просторными балконами с цветами.
В то утро девушка спала долго, а когда выбралась из постели, Джек не находил себе места — ему не терпелось вырваться за дверь и он выражал недовольство громким лаем. Никки торопливо причесала щеткой волосы, заколола их в непослушный конский хвост, схватила полиэтиленовый пакет для покупок, сунула его в карман и направилась с Джеком к лифту. Пес тянул ее за поводок, царапая когтями пол в коридоре.
— Доброе утро, мисс Салливан, — сказал портье с ярко выраженным акцентом южанина.
Портье Рамон питал честолюбивые планы стать актером и каждую неделю репетировал новый говор. Теперь он усердно подражал речи и манерам южного дворецкого — затея не слишком удачная: речь портье порождала в сознании какой-то маловероятный гибрид Вивьен Ли и Антонио Бандераса.
— Привет, Рамон!
— И вам того же, мастер Керуак [5] — Портье нагнулся и погладил собаку Никки, вознаградившую Рамона серией впечатляющих прыжков.
— Фу! — сказала Нико. — Тише, Джек.
— Шустрая псина, — заметил Рамон с прежним вальяжным акцентом.
Нико улыбнулась:
— Да уж, верно. У тебя что-то стряслось?
— А я разве еще не рассказывал? Мне дали роль в фильме Скорцезе — ну знаешь, стрельба в Вашингтоне и все такое.
— Потрясающе. Поздравляю!
— Вообще-то не так уж все и здорово. Совсем маленькая роль. Зато угадай, кого я играю? Дворецкого!
Нико не представляла, что говорится в подобных случаях, и потому сказала:
— Что ж, тут есть с чем поздравить… Эй!
Джек тянул ее за поводок, сгорая от нетерпения выскочить на улицу.
— Дело в том, что я пока не решил — соглашусь ли. На работе придется пропустить три или четыре дня. Вдруг уволят? Так что не знаю. А ты как считаешь, Ник? Попробовать? — Рамон устремил на нее вопрошающий взгляд.
— Джек! — сказала Никки. — Не мешай!
По правде говоря, Джек уже успокоился и тихо сидел между собеседниками — просто Нико не знала, что ответить, и решила перевести внимание на собаку, избегая вопрошающего взгляда портье. Рискнуть ли работой ради крохотной роли, которая, может, даже не войдет в окончательную версию? Для Рамона актерская карьера значила очень много, но он, похоже, был не слишком хорош в этом ремесле. Поэтому сыграть дворецкого казалось не такой уж и плохой мыслью. Но с другой стороны, стоит ли бросать настоящую работу ради того, чтобы изображать почти то же самое перед камерой?
Наконец Нико решилась:
— Попробуй.
— Правда?
— Конечно! Я смотрела по телевизору передачу, там один парень сказал, что, если следуешь зову сердца, все обязательно получится.
— Зову сердца? Вроде как делать то, что приносит радость? Как кино?
— Точно.
Лицо Рамона посерьезнело.
— Ну, не знаю. Работа мне нравится, чаевые неплохие, да и до Рождества всего пара месяцев осталась.
Нико пожала плечами:
— Попробуй подыскать кого-нибудь на смену, предложи выгодные условия. К тому же не думаю, что начальство поспешит тебя уволить — ты ответственный портье. Думаю, все обойдется.