Чего боятся ангелы, стр. 10

– Я хочу, чтобы на поимку Девлина отрядили всех самых способных людей, – сказал Джарвис, снова завладевая вниманием магистрата.

Сэр Генри поклонился.

– Да, милорд.

– Конечно, вы послали наблюдателей в порты?

Очередной поклон.

– Да, милорд. Хотя виконт в эти дни вряд ли будет желанным гостем на континенте.

– Всегда остается Америка.

– Да, милорд.

Этот коротышка начинал его утомлять. Джарвис потянулся за табакеркой.

– Надеюсь, утром я получу более удовлетворительный отчет.

– Будем стараться, милорд, – сказал сэр Генри Лавджой и откланялся.

После его ухода Джарвис еще некоторое время постоял у залитого дождем окна, глядя во тьму и сжимая в руке забытую табакерку. Туман наконец рассеялся, и стала видна аллея. Мокрая брусчатка блестела в золотистом свете уличных фонарей и фонариков проезжавших мимо карет.

Прежде ему было все равно, виноват Девлин в убийстве актрисы или нет. Значение имело только то, чтобы расследование преступления было закончено как можно скорее и чтобы дурная слава виконта не успела повредить правительству в такой критический переломный момент. Если понадобится, можно будет убрать из правительства графа Гендона, отца виконта.

Чем дольше Джарвис думал об этом деле, тем больше ему казалось, что из этого запутанного клубка событий может выйти какая-то польза. Хотя решительные торийские убеждения делали Гендона более приемлемым для Джарвиса, чем, скажем, люди типа Фэйрчайлда, никуда не денешься от того факта, что Гендон никогда Джарвиса не поддерживал. Этот старый дурак и правда верил, что политика может руководствоваться теми же правилами, что спорт или честная игра вроде крикета на полях Итона. Если Джарвису удастся отделаться от Гендона, манипулировать принцем будет куда легче.

Кроме того, опрометчивое бегство Девлина от правосудия и его предположительное нападение на представителя закона, кончившееся для того смертью, явно предполагают определенную степень вины. Молодого человека надо схватить как можно скорее. Или убить. Джарвис открыл табакерку, заложил понюшку в нос и глубоко вздохнул. Да, лучше будет, если Девлина убьют.

ГЛАВА 9

Звуки погони давно затихли вдали.

Себастьян пустил мышастого коня шагом. Быстро темнело, дождь перешел в густую морось, поднялся ветер. Потерянная шляпа сейчас не помешала бы. Пытаясь хоть как-то укрыться от холода и сырости, он поднял воротник плаща и начал обдумывать, что ему делать дальше.

Даже здесь, вдалеке от фешенебельного Мэйфейра, люди оборачивались ему вслед и указывали на него пальцами. Себастьян прекрасно понимал, что у него нет шейного платка, сапоги заляпаны грязью, а плащ и перчатки в крови. Прежде всего, решил он, ему надо добраться до таких мест, где его расхристанный вид будет привлекать меньше внимания. В задних переулках и боковых улочках где-нибудь возле Ковент-Гардена или Сент-Джайлза никто и не обратит внимания на человека без шляпы, в разорванном плаще и окровавленных перчатках.

Под складками плаща Себастьян ощутил тяжесть бумажника и порадовался, что в последний момент по какому-то наитию сунул кошелек в карман, прежде чем покинуть дом. Он решил, что найдет какую-нибудь харчевню, убогую, но теплую и сухую. Переведет дух и тогда уже будет пытаться связаться с теми, кто мог бы…

Виконт резко поднял голову, уловив отдаленный звук, едва различимый за грохотом деревянных колес по колеям и неразборчивым шорохом дождя.

Сейчас он находился в не столь богатых кварталах, среди узких улиц с ветшающими домами и маленькими лавками с забранными железными решетками грязными окнами. Здесь не было дорогих карет – только тяжело грохочущие фургоны и подводы прокладывали себе путь среди растущей толпы крепкого рабочего люда – бондарей и паромщиков, прачек и пирожников, чьи голоса сливались в протяжном хоре: «Пирожки!

Пирожки горячие!» Но сквозь гул он уже ясно слышал ровный быстрый топот копыт и пронзительный голос мальчишки:

– Если вы ищете того парня на сером коне, так он в ту сторону поехал!

– Черт побери, – прошептал Себастьян и пустил своего краденого скакуна вперед, в ночь.

Он оставил лошадь в теплом стойле на окраине Сент-Джайлза. Этот район пользовался дурной славой – здесь идущие по следу преступника констебли часто пропадали без следа. Лондонские власти опасались туда заглядывать.

Постоялый двор «Черный олень» находился в конце неказистого переулка, известного как Пудинг-роу, в районе кривых улочек и ветхих средневековых домов, завалившихся друг на друга, чтобы не рухнуть. Их верхние этажи нависали над немощеными улицами с открытыми вонючими сточными канавами. Сквозь мутные окна низкого, наполовину деревянного строения на улицу пробивался слабый свет. Себастьян постоял в тени у входа, прислушиваясь и озираясь по сторонам.

Дождь прекратился, но с наступлением темноты температура упала, разогнав большинство обитателей Лондона по домам. Он слышал далекий скрип колес с железными ободьями, глухой монотонный гул колоколов, отбивавших кому-то погребальную песнь, – и больше ничего. Толкнув дверь, он вошел внутрь.

Навстречу ему хлынул густой запах эля и табака, горького угольного чада, горелого жира и острого застарелого пота. В общем зале было темно, оплывшие свечи отбрасывали лишь тусклые мерцающие блики на стены и низкие потолки с потемневшими от времени балками. Посетители толпились у стойки или сидели на лавках за обшарпанными столами. Они глянули на Себастьяна, когда тот вошел, и гул голосов и смех затихли, в пьяных глазах мелькнули подозрение и настороженность. Он был чужаком, а чужаков в таких местах не любили.

Протолкнувшись к стойке, он взял себе кружку эля и заказал ужин. Хлеб будет с примесью мела и квасцов, мясо – вонючим и хрящеватым, но в этих краях вряд ли найдешь лучшую еду, да к тому же он ничего не ел с тех пор, как они с Кристофером позавтракали в пабе неподалеку от Хита.

В одном конце зала горел очаг. Себастьян с кружкой в руке пошел к нему. Гул голосов возобновился, хотя подозрительные взгляды неотступно следовали за ним, а в воздухе повисло напряжение. По стенам мелькнули тени, когда из зала тихо выскользнули несколько человек.

Себастьян прошел почти половину пути по засыпанному опилками полу, протискиваясь между плотными немытыми телами, когда мимо него впритирку прошмыгнул мальчонка лет девяти.

– Ловкий паренек, – сказал Себастьян опасно веселым голосом, выхватывая из кулака парнишки свой бумажник.

Неожиданная утрата обретенного трофея так ошеломила воришку, что тот не сразу удрал, и Себастьян, бросив бумажник в карман, успел схватить его за шкирку и развернуть спиной к себе, причем кружку с элем он так и не поставил и не пролил ни капли.

– Только опыта у тебя, боюсь, маловато.

Все взгляды в зале были прикованы к нему, и Себастьян это осознавал. Но в них сейчас было скорее любопытство, чем враждебность. Ярмарочный сторож из Ковент-Гардена, здоровенный мужик с тремя подбородками, в тесном грязном сюртуке, встал из-за ближнего стола и провел мясистой рукой по губам.

– Ха, да он анабаптист, видать.

По комнате прокатился громкий хохот, поскольку гак называли молодых карманников, пойманных на месте преступления. Их подвергали немедленному суровому наказанию – макали в ближайшую лужу.

– Ну что, окрестить его прямо сейчас, а?

Паренек сжал челюсти и смотрел браво, хотя Себастьян ощутил, как по его тощему телу прошла дрожь. Если бездомного мальчишку окунут в ледяную лужу в такую ночку, то он насмерть замерзнет.

– Не сомневаюсь, что купание ему не повредило бы, – сказал Себастьян. И его слова встретил еще больший хохот. – Но вреда-то он мне не причинил. – Раскрыв руку, Себастьян выпустил тонкую ветхую ткань рубашки уличного сироты. – Вали отсюда, – добавил он, показывая головой на дверь, поскольку парнишка замялся. – Пошел вон.

Но вместо того, чтобы удрать, парнишка остался на месте, его темные, неожиданно яркие глаза откровенно оценивали Себастьяна.