Рунная магия, стр. 21

Книга третья

Шепчущий

Рагнарёк. Конец света. По словам Ната Парсона, Великая Чистка Безымянного, единая титаническая попытка избавить Творение от зла и принести огнем, льдом и Бедствием Совершенный Порядок в миры. Выжил только род Ноя, по крайней мере так говорится в Хорошей Книге. Остальные уцелевшие — демоны и еретики, обманувшие смерть, — были низвергнуты в Нижний мир, дабы ожидать Конца Всего.

С другой стороны, Одноглазый рассказывал ей о пророчестве оракула и о последней великой битве Древнего века, о том, как Сурт-Разрушитель соединился с Хаосом и выступил против богов в Асгарде, как флот мертвецов на гробах-кораблях отправился ему на помощь из царства Хель.

В той последней битве боги пали, по горло в колдовстве и крови: Один, Последний Генерал, проглоченный волком Фенриром; Тор-Громовержец, отравленный ядом Мирового змея; однорукий Тюр; златозубый Хеймдалль; Фрей-Жнец; Локи…

— Но если они были богами, — спросила тогда Мэдди, — как могли они пасть? Как могли умереть?

Одноглазый пожал плечами.

— Все смертны.

Но вот перед ней стоит Локи и рассказывает совсем другую историю: о том, как павшие боги не погибли, но уцелели — ослабленные, разбитые, всеми забытые — и мечтали о возвращении, пока Хаос катился по Девяти мирам, сметая все на своем пути.

Прошли годы, установился новый Порядок. Его храмы выросли на руинах родников, курганов и стоячих камней, некогда посвященных старой вере. Даже сказки были запрещены («От забытого до убитого — один шаг», как говаривала Полоумная Нэн), и в конце концов марш Порядка вытоптал старые пути почти до небытия.

— И все же ничто не вечно, — бодро произнес Локи. — Времена меняются, народы приходят и уходят, перемены свойственны миру, как приливы — морю.

— Одноглазый говорит то же самое.

— Море без приливов скоро застоится, — продолжал Локи. — Так и мир, перестав меняться, закостенеет и погибнет. Даже Порядку нужно немного Хаоса. Один знал это, когда впервые приютил меня и дал клятву побратима. Остальные его не поняли. Они с самого начала из кожи вон лезли, чтобы выгнать меня. «У него в крови Хаос», — говорили они, но охотно пользовались моими талантами, когда им было выгодно. Они презирали обман, ненавидели ложь, но с радостью вкушали их плоды.

Мэдди кивнула. Она понимала, о чем он. Чужаков — людей с дурной кровью — постоянно винят и никогда не благодарят. О да! Она прекрасно его понимала.

— Когда Один приютил меня, — рассказывал Локи, — он прекрасно знал, кто я такой. Огонь нельзя приручить. Что с того, что я пару раз сорвался с привязи? Я спасал их шкуры чаще, чем кто-либо из них знает. И где благодарность? А в самом конце, — Локи снова криво, но с удивительным обаянием усмехнулся, — кто кого предал? Разве я виноват, что вышел из-под контроля? Я всегда просто следовал зову своей природы. Но несчастные случаи никто не отменял. Кое-что пошло не так. Настроение было не очень; крошечное, вполне объяснимое разногласие в трудное время. Внезапно обнаружилось, что старые друзья не так уж дружелюбны, и я начал подумывать о том, чтобы смыться, пока все не успокоится. Но они явились за мной и неуклюже отомстили. Наверное, ты слышала как.

— Вроде того, — ответила Мэдди, которой была известна несколько иная версия. — Но мне казалось… вроде бы я слышала, что ты убил Бальдра Справедливого.

— Не убивал! — сердито рявкнул Локи. — В смысле, никто не доказал, что я убил. Как насчет презумпции невиновности? Кроме того, он считался неуязвимым. Разве я виноват, что он им не был? — Его лицо снова потемнело, глаза загорелись злобой. — Один мог остановить их, он был Генералом, к нему бы прислушались. Но он был слаб. Он предвидел приближающийся конец и хотел собрать побольше народу на своей стороне. Так что он закрыл глаз — прошу прощения за каламбур — на происходящее и отдал меня в руки врагам.

Мэдди кивнула. Она знала эту историю — по крайней мере, ее часть: как асы приковали Локи к скале, как Скади-Охотница, которая всегда его ненавидела, подвесила змею, чтобы та капала ядом ему на лицо, как удача отвернулась от асов с того дня и до Конца Света и как Локи вырвался на свободу в канун битвы, чтобы принять участие в последовавшем разрушении.

Совершенно ясно, что Локи ни о чем не жалеет. Он так и сказал Мэдди, когда говорил о последнем сражении асов — битве, которую Одноглазый называл Рагнарёк.

— Наверное, я мог бы их спасти, если бы в конце они держались меня. Кто знает, может, я сумел бы даже повернуть битву вспять. Но они сделали выбор. Он сделал выбор. И мир кончился, и вот где мы. Мы — скудные остатки — прячемся в пещерах или плетем жалкие заклинания, стараясь понять, что пошло не так.

Мэдди кивнула. Голос Одноглазого пронесся в голове, предупреждая, что это Локи — Локи! — и что ни в коем случае ни очарование, ни лесть, ни обман не должны заставить ее потерять бдительность. Девочка вспомнила слова Одноглазого о том, что очарование сопутствует детям Хаоса, и решила делить надвое все, что Локи говорит ей.

Однако рассказ Локи был опасно правдоподобным. Он объяснял столь многое из того, что Одноглазый не хотел обсуждать, хотя кое-что все равно было сложно понять, особенно манеру Локи говорить о богах как о людях — уязвимых, ошибающихся, осажденных. Мэдди выросла на рассказах об асах, научилась считать их друзьями, втайне мечтала о них, но даже в самых безудержных фантазиях не представляла, что когда-нибудь встретит одного из них, будет говорить с ним как равная, прикасаться к существу, которое жило в Асгарде, которое стоит перед ней с таким человеческим рубцом на переносице, — рубцом, который оставила ее собственная мысль-стрела…

— Значит, ты… бессмертен? — наконец спросила она.

— Никто не бессмертен, — покачал головой Локи. — Просто некоторые живут дольше других, вот и все. И чтобы выжить, приходится меняться. Почему, как ты думаешь, моя руна перевернута? Или почему перевернута руна Одина, если на то пошло?

Мэдди глянула на рунную метку на его руке. Кен, Огонь, по-прежнему мерцала на ней, фиолетовая на бледной коже. Могущественный знак, даже перевернутый. Мэдди сама использовала его достаточно часто, чтобы знать, что его носителю нужно выказывать почтение, но не доверие.

— И каким образом твоя руна стала перевернутой?

— Очень болезненным, — ответил он.

— Вот как, — сказала Мэдди.

Повисла пауза.

— Ладно, а кто такие Горящие? Горящие, Горячки, без разницы…

— Что ж, все мы теперь Горячки. — Локи пожал плечами. — Как и все, кого коснулось Пламя. Демоны, как сказал бы твой пастор. Конечно, я всегда был Горячкой — что поделаешь, дитя Хаоса, — но для Генерала это, должно быть, непросто, ведь он всегда был повернут на Законе и Порядке. — Локи усмехнулся. — Наверное, ему непросто принять, что, по крайней мере для новых богов, для Ордена он теперь враг.

— Новых богов?

Локи кивнул, на этот раз не улыбаясь.

— То есть все это тоже реально? Безымянный и то, что Нат Парсон читает по Книге Бедствия?

Локи кивнул.

— Так же реально или воображаемо, как любой из нас, — произнес он. — Ничего удивительного, что твоему пастору так не нравятся старые пути. Он знает врага, не сомневайся. И он, и такие, как он, не будут в безопасности, пока не вычистят нас из Девяти миров, пока не забудут все сказки, не подчинят все чары, не погасят всех Горящих до последней искорки и огонька.

— Но… я Горящая, — сказала Мэдди, разжимая руку и глядя на свою собственную рунную метку, которая светилась, как уголек.

— Это так, — согласился Локи. — Вне всяких сомнений, с такой-то руной. Неудивительно, что он помалкивал о тебе. Ты совершенно уникальна и для него дороже любого сокровища, как и для меня и для любого другого, кто сумеет привлечь тебя на свою сторону.