Мистерия убийства, стр. 55
— Чтобы попасть в комнату для маленьких девочек, мне пришлось выстоять длиннющую очередь.
— Надо сказать, что выбралась ты оттуда как раз вовремя, — улыбнулся Веранек. — Посмотри, что ты там подхватила. Она, наверное, сидела в водопроводной трубе.
С этими словами фокусник раскрыл ладонь и продемонстрировал нам бумажного лягушонка. Каким-то непостижимым образом он заставил его совершить прыжок.
— О Бойд! — воскликнула женщина и засмеялась, как девчонка.
Я смотрел на лягушку, поразительно напоминавшую бумажного кролика, обнаруженного мной в комнате мальчиков.
На меня снова накатил приступ паранойи. Ведь это он подошёл ко мне, а не я к нему. Парень совсем не похож на Дудочника, но высок и умеет делать бумажных животных. Он показывает фокусы.
— Поразительно, — услышал я свой голос. — У вас получилась замечательная лягушка.
— Ничего подобного. Боюсь, что мои суставы слегка проржавели. Сейчас я главным образом использую технику фонариков, что считается у любителей оригами искусством второго сорта. Плохо. Но изготовление магических бумажных фигурок иллюзионистами уходит корнями в далёкое прошлое. Эти фигуры, чтобы вы знали, имеют весьма важное значение.
— Почему?
— Во-первых, их изготовление требует ловкости рук, — ответил Веранек, — а в ловкости рук иллюзионистам никак не откажешь. Во-вторых, они являют собой некий продукт трансформации. Несколько быстрых движений, и вы превращаете плоский листок бумаги в птицу или животное. Но теперь мало кто умеет складывать листки. В наши дни больше применяется техника фонариков. Хотя идея та же самая, — с улыбкой закончил он.
Я ощутил шум в ушах, словно находился на глубине.
— А кроликов вы делать умеете?
— Бойд, — вступила в разговор его милая супруга, — я не хочу пропустить начало представления.
— Не беспокойся, дорогая, кролика я могу создать за полминуты, секунда в секунду.
И он создал кролика. Проявив изрядную ловкость рук, мгновенно придал последней странице программки квадратную форму, а затем столь же быстро превратил квадрат в крохотного забавного крольчишку. Зверёк вовсе не был похож на кролика, найденного в моём доме. Я сказал себе, что это ровным счётом ничего не доказывает, но моё подозрение существенно ослабело.
Лампы в фойе начали мигать.
— Изумительно, — одобрил я, разглядывая примостившуюся на ладони Веранека зверушку.
— Ну, пошли же, Бойд, — позвала его жена.
Веранек отвесил мне лёгкий поклон, и кролик исчез. Как он это сделал, я не увидел.
Глава 26
Карл Кавано в телефонной книге значился, и мы договорились о встрече следующим утром. Кавано предложил встретиться в ресторане «Перечница», расположенном, как пояснил он, в верхней части Стрипа, прямо напротив «Цирка». «Перечница» находилась в изрядно потрёпанном, покрытом гонтом здании, постройки семидесятых годов, приткнувшемся между двумя массивными соседями. Внутри заведения под сенью искусственных вишнёвых деревьев стояли голубые бархатные банкетки.
Кавано — высокий изящный мужчина в синем костюме — ждал меня около входа.
— Мне за шестьдесят, — сообщил он по телефону, — и я ношу большие солнцезащитные очки.
Мы обменялись рукопожатием. У Кавано была крупная, сильная рука с длинными, изящной формы пальцами.
— Бойд, как всегда, преувеличивает, — сказал он. — Не знаю, что он вам наговорил, но я вовсе не маг магов. О себе могу лишь заметить, что изучаю искусство иллюзионизма. Или искусство магии, если хотите.
Молодая женщина провела нас к столику. На ней были коротенький клетчатый сарафан и белая блузка — сексуальная версия униформы ученицы католической школы.
— Вы даёте представления в Вегасе? — поинтересовался я.
— Я, если можно так выразиться, в отставке, а сюда переехал вслед за ремеслом.
— Как это понять?
— Некоторые виды бизнеса имеют постоянные центры, — пояснил Кавано. — Киноиндустрия, металлургия или судостроение, например. В отличие от них, иллюзионизм и магия постоянно меняют столицу. В данный момент таковая находится в Вегасе.
— А до этого?
— В начале века это был Нью-Йорк, что имело смысл. — Глаза отставного иллюзиониста загорелись. — Ведь там находились главные сценические площадки, именно там подвизались театральные агенты и скандальные журналисты, и в городе шла бойкая торговля разного рода сценическими принадлежностями. А о масштабах аудитории не стоит даже говорить. Кино в ту пору ещё не существовало, и живое представление было единственным развлечением. Мастера вроде Гудини собирали огромные толпы. Так же, как их конкуренты и имитаторы. Авторского права в то время не было и в помине, поэтому вы и представить не можете, сколько Гудвини, Гудивини и Гудвани выходило на подмостки. И эти люди тоже собирали немалую аудиторию.
— Гудивини? Вы, наверное, шутите?
— Нисколько. И это объясняет тот факт, что во многих рекламных плакатах того времени указывалось: «Единственный и неповторимый», «Подлинный!», «Настоящий!», «Аутентичный!» Для всех этих людей хватало места на сцене, поскольку фокусы, иллюзии и магия в то время процветали. Но затем появилось кино, и искусство сцены начало умирать. Вместе с кораблём пошли на дно и многие иллюзионисты со своими трюками.
— Но почему?
— Наше искусство невозможно перенести на экран. Как на большой, так и, значительно позже, на малый, телевизионный.
— Любопытно.
— Тогда эпицентр магического искусства переместился в Чикаго. Это произошло в двадцатых годах, когда там пересекались все железнодорожные линии страны, а сам город стал «домом вне дома» для армии коммивояжёров. В Чикаго проходили торговые ярмарки, выставки и всё такое прочее. Фокусники, работая на выставках, обрели, если так можно выразиться, второе дыхание. И до сей поры главным рабочим местом иллюзионистов остаются ярмарки и торговые выставки.
— Выставки? Вы не шутите?
— Конечно, нет. Потому что торговые выставки сами, по существу, являются развлечением. Если вы хотите привлечь посетителей к своему стенду, то лучше иллюзиониста это сделать никто не сможет. Люди обязательно задержатся, чтобы посмотреть.
— А где, кроме Лас-Вегаса, трудятся в наши дни маги?
— На круизных судах… там очень много работы. На торжествах по случаю дня рождения или Бармицва. В домах престарелых, — ответил он, задумчиво барабаня по столу пальцами.
Я принялся делать заметки в записной книжке, перечисляя места, где подвизаются иллюзионисты. Позже, если удастся, я смогу показать нужным людям портреты Дудочника.
— И конечно, Рен-фестивали, — добавил Карл. — Они собирают массу разного рода магов и иллюзионистов.
— А что такое Рен-фестивали? — спросил я.
— Фестивали, посвящённые эпохе Возрождения. Весьма популярные мероприятия.
«Праздник Ренессанса». На меня снова обрушилось прошлое, и перед мысленным взором возникли обрывки того дня, когда я последний раз был со своими детьми. Я вспомнил изумлённое лицо взирающего на жонглёра Шона и Кевина, с опаской смотрящего на хищную птицу, гордо восседающую на кожаной перчатке сокольничего…
Я попытался отбросить эти воспоминания и сконцентрировать все внимание на записной книжке.
Но Карл, видимо, узрел на моём лице нечто такое, что заставило его поинтересоваться, в порядке ли я.
Я пробормотал что-то о разнице во времени между Вашингтоном и Вегасом, и через несколько секунд он уже продолжал рассказ о миграции иллюзионистов:
— Итак, Чикаго оставался столицей нашего искусства примерно с тридцатого по шестьдесят второй год, после чего вся магическая братия перебралась в Лос-Анджелес.
— Но почему именно туда?
— Известный иллюзионист купил там особняк и открыл в нём клуб, который назвал «Магический замок». В результате на западное побережье к «Магическому замку» потянулись толпы иллюзионистов и Лос-Анджелес стал эпицентром магии.
— А как звали этого известного иллюзиониста?
— Марк Митчелл. Но вряд ли это имя вам что-то скажет.