Утренняя песня, стр. 37
Остен явно испытывал смущение, но Ханна чувствовала, что он дорожит отношением этих простых, добрых людей, живших на его земле. Их любовь согревала его, заполняла пустоту в сердце.
Она останется на празднование дня его рождения. Сохранит в памяти каждое мгновение, каждую улыбку, каждое прикосновение рук.
На следующее утро после праздника она покинет этого мужчину, это место, расстанется с мечтой. Навсегда уйдет из его жизни.
Глава 16
Рейвенскар просто бурлил от приготовлений. Кухня ломилась от пирогов, пирожных и пудингов, лучшие цветы были перевиты лентами и украшали расставленные на газоне столы.
Пип гулял с маленьким Кристофером Дигвидом. Аттик удалился, он не забыл разговора с Остеном, оскорбившим его. Остен не возражал, полагая, что Ханна лишь обрадуется его отсутствию. И не ошибся, заметив это по выражению ее глаз.
Даже в такой ситуации Остен испытывал необыкновенное беспокойство. Он будто бы чего-то ожидал... но чего? Подарков от сестер? Или от матери? Или, что еще смехотворнее, нежного послания от отца, который, казалось, хотел забыть о самом факте его существования?
Он ненавидел этот день почти так же, как и Рождество. Все в поместье Рейвенскар будут возносить хвалы ему – великодушному лорду и хозяину. Что подумали бы эти добрые люди, узнай они, что этот праздник придуман для того, чтобы он хоть на день забыл в радостной суете все свои неудачи, забыл все?
Хуже того – что подумала бы Ханна?
Ханна... В последние несколько дней она вела себя так странно – то вся светилась, будто раскрыла какой-то удивительный секрет, то вдруг глаза ее затуманивало такое горе, что ему было больно на нее смотреть.
Он пытался выяснить у нее, в чем дело, но она замыкалась в себе.
Скорее бы этот праздник закончился и жизнь вошла в нормальное русло. Даже часы, которые они с Ханной проводили в музыкальной комнате, после его возвращения из Лондона стали более напряженными. Но будь он проклят, если его композиторские способности не улучшились.
Он видел, что Ханна чем-то встревожена, но ни о чем ее не спрашивал.
На это будет достаточно времени после праздника. А сейчас ему придется выйти наружу, где ждут арендаторы, и разломить, согласно обычаю, овсяную лепешку, положив тем самым начало празднику.
Дойдя до лестничного пролета, он услышал какие-то нежные, почти тоскливые звуки. Музыка. Простая мелодия. Кто-то играл одним пальцем.
Ханна. Он сразу ощутил ее присутствие. Что она там делает? Разве мало часов она провела в этой комнате? Но на этот раз что-то было не так – уж очень печально звучала мелодия.
Она ждала его. Не хозяина поместья Рейвенскар, не нанимателя, а мужчину.
Остен был ошеломлен. Он пересек коридор и распахнул дверь.
Ханна мгновенно вскочила со стула и резко повернулась. Остен замер.
Закатные лучи солнца освещали комнату, заливая Ханну розовым светом. В этот момент она была необычайно красива.
Голубой муслин облегал ее грудь, юбка колыхалась, словно волны зачарованной реки. Волосы были замысловато уложены и сколоты шпильками. Специально для него. Остен понял это, и сердце болезненно сжалось. Она сделала это специально для него.
В ее глазах он прочел нежность и раскаяние.
– Ханна, – прошептал он.
– Поздравляю вас с днем рождения, сэр – Она нервно теребила платье. – Хотя, по-моему, именно я получила самый лучший подарок.
– Я думал, вы... вы избавились от него. Я про платье.
– Вы сказали, что я могу делать с ним все, что хочу. И вот я надела его сегодня вечером. Оно такое красивое, вы не находите?
Ее глаза мягко светились. Она презрела пересуды слуг и всего поместья ради того, чтобы доставить ему удовольствие увидеть ее в подаренном им платье.
– Вы не должны были этого делать, – произнес он. – Я совершил ошибку, купив этот материал.
– Правда?
Она гладила складки так трепетно, что ей позавидовала бы любая актриса.
– Как может быть ошибка такой совершенной?
– Что вы имеете в виду?
– Как вы догадались, Остен? Купить именно то, что я считаю прекрасным?
– Я увидел сияние ваших глаз, когда вы думали, что на вас никто не смотрит.
Он отвернулся, чтобы скрыть охватившее его волнение.
– Насчет слуг... вы были правы. Видит Бог, как они сплетничают. Ханна, я...
– Мне все равно, что говорят слуги. И не только слуги. Я знаю вас, Остен Данте. А это платье – самый прекрасный подарок из всех, которые я когда-либо получала.
Она подошла и положила руку на его рукав.
– Вы будете считать меня дураком, если я скажу, что представлял вас в этом платье несчетное количество раз. – Он помолчал, его щеки горели. – Но то, что я увидел сейчас, превзошло все мои ожидания. Вы выглядите как ангел, Ханна Грейстон.
Ее печальная улыбка пронзила ему сердце.
– Я столько всего натворила в последнее время, что вряд ли меня пустят в ворота рая.
Данте был ошеломлен, когда она взяла его руки в свои.
– Остен, мне очень жаль. Пожалуйста, разрешите поблагодарить вас за все, что вы сделали. За ваши подарки Пипу и мне.
Ее взгляд проник ему в самое сердце.
– Ну что вы! Какие-то мелочи.
– Вы ошибаетесь. Никто не делал нам таких щедрых подарков.
Он тонул в ее глазах и желал ее с такой страстью, что дух захватывало.
– Позвольте мне, Ханна, и я дам вам гораздо больше.
На ее ресницах блеснули слезы. Слезы радости.
– Вы уже и так сделали слишком много. Есть нечто более ценное, что вы мне дали, этого не купишь ни за какие деньги.
– Что вы имеете в виду, Ханна?
– Вы вернули мне способность верить людям. Я поняла, что мир не так жесток, как я себе представляла. Что в нем есть добрые, благородные люди.
Чего ей стоило признать, что она ошиблась? Ей – гордой и независимой?
Он крепко держал ее за руки, борясь с желанием заключить в объятия. Ему хотелось целовать ее, обнимать, рассказать ей о своих чувствах. Но он не решился.
Она подарила ему нечто более ценное, чем поцелуи.
Свое доверие.
Данте вспомнил проницательный взгляд Хокли и его мрачное предостережение.
«Ты не раскаешься, что доверилась мне, Ханна. Не важно, что выяснит этот человек. Я никогда не позволю обидеть тебя и Пипа».
Но как ей сказать?
«Не беспокойся насчет детектива, которого я нанял, чтобы разузнать твои тайны. Совершенно не важно, что он нашел».
Он почувствовал себя виноватым.
– Ханна... Я хочу, чтобы сегодня вечером вы кое-что почувствовали. Хочу, чтобы вы знали...
Он провел пальцем по нежному изгибу ее щеки.
– Рейвенскар – теперь ваш дом, пока вам будет это угодно, – прошептал он.
– Дом... – Она вздрогнула, словно от боли. – Остен, у нас с Пипом тоже есть для вас подарок. Мы кое-что сделали собственными руками. Попытались сказать вам, как много значит для нас ваша дружба.
Она вынула что-то квадратное, завернутое в тонкую ткань.
– Эту книгу мы сделали из писчей бумаги и тесьмы.
Остен сжал сверток и судорожно сглотнул.
– Пип рисовал рисунки, и мы вместе написали вам послания на каждой странице. Как бы мне хотелось, чтобы мы могли подарить вам что-то чудесное, но...
– Это... чудесно.
– Почему вы не открываете?
Она улыбнулась ему нежной, застенчивой улыбкой. Пальцы Остена поглаживали сверток.
– Вы не возражаете, если я пока уберу это? Продлю ожидание?
Стук в дверь заставил их отпрянуть друг от друга, когда вошел улыбающийся Симмонз.
– Сэр, все готово. Если вы немедленно не разломите овсяную лепешку, от нее ничего не останется. Дети всю общиплют.
Остен сунул подарок в карман, испытав облегчение. Он неожиданно понял, почему всегда ненавидел подобные праздники, – потому что был один.
Но сегодня он не один. Здесь Ханна. И Пип. У него есть цель.
Он улыбнулся:
– Лучше не заставлять детей ждать.
Данте схватил руку Ханны и положил себе на локоть. День его рождения... время новых начинаний. Он почувствовал, что заново родился.