Утренняя песня, стр. 28
– Я вижу, что они очень дорогие, только не понимаю, зачем они здесь?
– Думаю, понимаете, мадам. Это подарки для мальчика. Мистер Данте прислал их из Лондона. И одежду тоже. А еще ткани – белый хлопок, льняное полотно, шерсть. Служанки помогут вам с шитьем.
Сердце Ханны взволнованно забилось. Какая невероятная доброта со стороны Остена Данте и какое опасное великодушие. Данте делал все, чтобы они с Пипом остались здесь навсегда.
Что будет, когда им придется столкнуться с неизбежным? Оставить Рейвенскар и Остена Данте?
– Мистер Аттик, вы ведь не возражаете, что Пипу перепало кое-что из одежды?
– Меня это не касается, – ледяным тоном ответил управляющий. – Полагаю, никто не поставит мистеру Данте в упрек, что он помогает изнуренному ребенку, не важно, в какой форме. Вопросы вызывает другой подарок.
– А есть что-то еще?
– Это для вас.
Управляющий достал из-под вещей Пипа квадратный сверток.
Онемев от изумления, Ханна подошла к диванчику.
Муслин божественного нежно-голубого цвета.
Ханне захотелось коснуться этой восхитительной ткани. И девушка пробежалась по ней пальцами.
В Дав-Коттедж она старалась, чтобы у Элизабет, Харриет и Фанни были платья оттенков садовых цветов.
– Но что... кто...
– Успокойтесь, мисс Грейстон. Это для вас. Тут не может быть никаких сомнений.
Правда была сладкой, пугающей и все же прекрасной.
– Я не могу это принять. Разумеется, я очень ценю великодушие мистера Данте к Пипу. Да, ему нужна одежда, очень нужна. Но этот отрез на платье – это уже слишком. Тут, должно быть, какая-то ошибка.
– Мистер Данте не ошибается, – резко оборвал ее Аттик. – Он даже прислал страницу из журнала мод, где показано, как следует сшить платье.
Управляющий сунул Ханне листок бумаги. Она ошеломленно взглянула на него. У нее перехватило дыхание.
Давным-давно в Ирландии она видела, как сестры сосредоточенно изучают рисунки и вздыхают над изысканными изображениями последних моделей. Элегантные дамы в ниспадающих нарядах с поднятыми волосами и в шляпках, усеянных цветами. Юбки, ниспадающие, словно лепестки лилий, из-под темных коротких жакетов и ротонд, томные руки, сжимающие веера или ридикюли. Но это платье было простым и невообразимо прекрасным.
– Едва ли такое платье подходит для служанки, – нерешительно проговорила Ханна.
– Может быть. Но хозяин Рейвенскара сам решает, что носить каждому из нас согласно занимаемому положению.
Аттик посмотрел ей в глаза, и Ханна мгновенно поняла, почему так резко изменилось к ней отношение.
– Мистер Данте несколько пристрастен в том, что он предпочитает видеть на своих дамах.
Ее положение... Его дамы... Господи! Она бросила страницу на диванчик, от унижения у нее запылали щеки.
– Я не его женщина. Произошла какая-то ошибка.
– Неужели? Должен признать, я был несколько смущен, когда впервые узнал об отношении хозяина к вам. Но теперь все ясно. Ко времени своего возвращения в Рейвенскар-Хаус мистер Данте распорядился поместить мальчика в комнату радом с вашей, переднюю переоборудуют под детскую и перенесут туда игрушки. Вы будете жить в комнате одна, и это платье должно быть сшито в соответствии с его пожеланиями.
– Мистер Аттик, меня наняли помощницей к хозяину. Я должна помогать ему записывать ноты. Вот и все.
– Бросьте, мисс Грейстон. Поздновато разыгрывать невинность, не так ли? У вас есть внебрачный ребенок. И мистер Данте вправе надеяться, что вы не откажетесь разделить с ним ложе.
Ханна почувствовала себя обнаженной под этим осуждающим взглядом.
– Просто не верится, что мистер Данте мог подумать...
Она не договорила. Это было слишком унизительно.
Вне всякого сомнения, он привык брать любую женщину, какую хотел. И он был уверен, что она не девственница. Она внутренне содрогнулась, почувствовав себя оскорбленной.
Неужели он полагал, что она так дешево себя ценит? Что продаст свое тело за красивое платье и дорогие игрушки для Пипа?
– Мисс Грейстон, я нахожусь рядом с мистером Данте с тех пор, как он был ребенком, и я сопровождал его в путешествиях после его разрыва с отцом. Я понимаю его, как никто другой в мире. Поэтому позвольте мне взять на себя смелость и все вам объяснить. Совершенно ясно, чего от вас хочет мистер Данте. Должно быть, жизнь в деревне наскучила ему. Он не единственный джентльмен, который хотел бы развлечься в постели со служанкой.
– Вы ошибаетесь! Он не мог...
– Меня совершенно не касается, что происходит в постели моего хозяина, мадам. Однако разрешите вас предостеречь. Я не делаю исключений ни для кого, кто осмелился бы попытаться извлечь выгоду из его великодушия. Я советовал бы вам не проявлять властности и жадности.
– Мне ничего этого не надо! Ни этого платья, ни игрушек для Пипа!
– Вы можете обсудить ваши... желания с мистером Данте, когда тот вернется. Всех остальных не касаются вспышки вашего темперамента. Наши рабочие места зависят от того, насколько точно мы выполняем приказы мистера Данте, мадам. А когда он вернется в Рейвенскар, все будет сделано согласно его распоряжениям. Вы же не хотите, чтобы служанки из-за вас потеряли работу?
Она оказалась в ловушке. Она не могла допустить, чтобы Бекка и другие служанки пострадали из-за нее.
И все же она не позволит ему так оскорбить себя. Ей придется противостоять этой катастрофе, как и всем другим, неожиданно возникавшим в ее жизни, с поднятой головой и чувством собственного достоинства.
– Хорошо, – проговорила она, спокойно взглянув в глаза Аттику. – Мы сошьем платье так, как того хочет хозяин.
Когда оно будет готово, она швырнет его в лицо Остену Данте.
Глава 12
Данте направил Огнеборца по дороге в Рейвенскар, не в силах освободиться от охватившей его тревоги.
С каждым шагом жеребца нетерпение Данте росло. Он словно чего-то ждал.
Данте помнил это ощущение с самого детства, когда пальцы были в чернилах, когда спина болела от последней порки, а живот был набит невкусной школьной едой, которую он с трудом проглотил, прежде чем покинуть священные коридоры Итона.
Пьяный от мальчишеского ликования, он высунул голову из окна дорожной кареты, присланной за ним дедом, ветер ерошил его волосы и холодил щеки, когда он смотрел, как незнакомый пейзаж озаряется солнечными лучами и сменяется холмами и долами столь любимого им Дербишира.
Чем ближе он подъезжал к дому, тем медленнее, казалось, скакали лошади; тогда мальчик выпрыгнул из кареты и бросился через пустошь, поросшую вереском, чтобы добраться побыстрее.
Карета должна была подъехать прямо к главному дому, где его ждал дед, приготовивший подарок – новую лошадь, новую собаку или новое ружье, – что-то из того, что, по мнению старика, может вызвать у мальчика восхищение. Но экипаж всегда подстерегало множество мелких разбойников в юбочках. Сестры – Летти и малышка Мэдлин – будут пританцовывать от нетерпения перед кирпичным домиком у ворот усадьбы семейства Данте. Матушка поднимется с любимой скамьи под дубом и, сияя улыбкой, заключит его в объятия. Он будет счастлив, но виду не покажет из мальчишеского упрямства. Он продемонстрирует им сокровища, которые удалось собрать за годы учебы, – изящные образы прошлого, вдавленные в камень, яйца птиц и блестящее перо ворона.
Он почувствовал, что у него сдавило грудь от волнения. Вот на что были похожи эти переживания – на возвращение домой...
Но почему вдруг у него появились такие ощущения?
Потому что он купил игрушки и одежду для Пипа? Отчасти – да. Но если быть честным, волновало его совсем другое.
Отрез голубого муслина, тонкого, мягкого, способного очаровать любую женщину.
Он покупал материю на бриджи для Пипа, когда увидел этот муслин – великолепный подарок для Ханны – и не смог устоять.
Он приказал торговцу прибавить это к заказу. Зачем? Он и сам не знал. Возможно, хотел облегчить совесть, после того как нанял Хокли для наведения справок о личной жизни Ханны.