Свое имя, стр. 6
— У Симы другие обстоятельства. Мамулька, ведь мы договорились, — умоляюще произнесла Вера.
— Ты все перезабудешь…
— Я буду готовиться, увидишь.
— Ох, это только говорится.
— Слово даю. Ты же меня знаешь, я не Алешка…
Его подбросило на кровати от возмущения. «Вот змея! Подрывает авторитет!»
Мама, наверное, позавтракала и теперь, торопясь на работу, готовила обед.
— А тебе не обидно, что ты не слыхала передачу? — спросила Вера после молчания.
— Расписал, должно быть, так, что уши вянут? — рассеянно сказала мама.
— Нет, хорошо. А кто писал?
— Корреспондент.
Алеша вспомнил: вчера, не успел он войти в дом, как Вера, захлебываясь, стала рассказывать, что вечером о маме говорили по радио.
— Если бы ты знала, мамуся, до чего приятно и странно! Слушаешь будто о чужом человеке: «Военврач, хирург Анна Герасимовна Белоногова сделала операцию на сердце…» Так ведь это моя родная мамка! И, как назло, дома никого. Еще упоминали, что у тебя двое детей и что ты хорошо их воспитываешь. А откуда корреспондент знает? Он же нас не видел.
— Два часа выспрашивал. Я сидела как на иголках: одному раненому после операции было плохо. Статья, думаю, не опоздает, а врач к больному может опоздать. Извинилась и побежала в палату… А насчет воспитания он сам придумал. И, боюсь, переборщил…
— А как теперь Авдейкин? — спросила Вера.
И Алеша оценил ее способность вовремя переводить разговор.
— Авдейкин уже герой. Из поильничка отказался пить, подавай ему только чашку. Садится уже…
— Знаешь, чего мне жаль? — сказала Вера. — Ведь это радио дальше нашего Горноуральска нельзя услышать…
«Дура! — подумал Алеша и заерзал на кровати. — Мама догадается, куда она гнет. И зачем напоминать!»
— Ничего, дочка, — с улыбкой ответила мама, — тысячи людей в Горноуральске узнали про твою маму. Разве этого мало?
Сейчас она подпоясывает гимнастерку широким потертым ремнем. А теперь перед зеркалом прилаживает синий берет с маленькой звездочкой.
— На обед подогреешь суп, — сказала мама. — Кашу сама сваришь, дочка, мне уж не успеть. За Лешей последи. Недели две пускай отдохнет — и за алгебру.
«Да, да! Недели через две и след простынет! — усмехнулся Алеша и прислушался. — Сейчас Верочка даст характеристику». Но Вера промолчала, видимо решив не расстраивать маму.
Они расцеловались, мама велела передать привет сыну, и дверь захлопнулась за ней.
Алеша вскочил с постели, стал одеваться. На глаза попала записка: «Дорогой Леша! Времени сейчас вдоволь, можно бы и почитать. Взяла для тебя «Овод». Чудесная вещь. Кажется, ты не читал. Мама».
Он полистал книгу, заглянул в оглавление, не очень внимательно просмотрел рисунки, зевнул: к сожалению, некогда, надо готовиться к отъезду…
— Привет! — громко сказал Алеша, заходя в столовую и приложив к виску два пальца.
Он был в серых брючках, поношенных спортивных тапках на босу ногу и в неизменной тельняшке, на которой синие полосы поблекли, а белые изрядно посинели.
— Доброе утро, братец, — отозвалась Вера. — Никогда не думала, что моряки могут дрыхнуть, как обыкновенные сухопутные сурки.
— Поспать не вредно и морякам, — лениво потянулся Алеша. — Кажется, меня сосет голод. Позавтракаем, что ли?
— Как только моряк умоется и заправит постель…
Пока он приводил себя в порядок, Вера подала завтрак.
Она все делала споро и без суеты. Мама недаром называет ее своей правой рукой. Она умеет и обед приготовить, и убрать в квартире, и починить белье. Мама постоянно любуется ее штопкой: художественная работа! Вероятно, всех девчонок природа наделяет «хозяйственным» талантом.
Эти способности сестры хотя и облегчали Алеше жизнь, но имели и оборотную, не совсем приятную сторону. Чувствуя себя второй после мамы хозяйкой в доме, Вера командовала братом. Право командовать давало ей и то обстоятельство, что нынче летом она окончила десятилетку, тогда как брат только перешел в десятый класс.
Наконец, у нее имелось еще одно основание, чтобы «руководить» братом: ей посчастливилось на год раньше появиться на свет. Размышляя в связи с этим над своей судьбой, Алеша приходил к убеждению, что, когда человеку не везет, он даже родиться не может вовремя.
Характеры у них были разные. Бабушка, мать Андрея Семеновича Белоногова, так говорила о своих внуках: «Неслышный ребенок — наша Верочка, золотое дитё, ангел. А Лешка — крикун и поперешная душа…»
И выросли они непохожими друг на друга. Вера — спокойная, уравновешенная, Алеша — упрямый, горячий, заносчивый. Одно только общее было у них — беспощадно острый язык. Правда, в стычках с сестрой Алеша быстро сникал, выдыхался.
Подчинялся он сестре неохотно, через силу, хотя и сознавал, что ее приказания разумны и справедливы. За столом она тоже держала себя как старшая. Могла сделать замечание, если он брал нож в левую руку или норовил вытереть пальцы о край скатерти, а заметив, что брат не наелся, подкладывала из своей тарелки.
— Вот тебе еще немного, — сказала Вера, добавляя ему картошки. — Если бы я так носилась в футбол, я, наверное, могла бы съесть целого быка.
— А мешок конфет изничтожила бы при любых условиях?
— Больше месяца уже не видела конфет…
— Пустяки, после войны наешься, — усмехнулся Алеша. — Ну-ка, расскажи поподробней, что передавали про маму. А то вчера тебя трудно было понять.
— Домой надо являться раньше, — упрекнула Вера и торопливо, сбивчиво пересказывала все, что слышала.
— Гениально! — Он тряхнул головой, и волосы у него рассыпались, упали на лоб. — Неплохо бы и папке нашему отличиться, а?
С печальным удивлением Вера взглянула на брата. Давно уже все в доме, не сговариваясь, не вспоминали об отце. Она молча отвернулась и задумчиво сощурила глаза, словно смотрела вдаль.
Воспоминание
Немного больше года назад Андрей Семенович Белоногов оставил семью.
Вера хорошо помнила это время. Что-то недоброе чуяла она в отношениях между отцом и матерью, но понять ничего не могла. В доме стало тоскливо и напряженно. А как-то вечером, возвращаясь от подруги, Вера встретила отца, Он шел, непривычно сгорбившись, держась поближе к домам, торопливой и как будто крадущейся походкой. В одной руке у него был чемодан, в другой — пухлый старый портфель.
— Папа, — позвала Вера, когда он прошел мимо.
Отец вздрогнул. Поставил на землю чемодан, но плечи его почему-то не выпрямились.
— Верочка? — растерянно и виновато прошептал он, а глаза его суматошно забегали.
— Ты в командировку, папа?
— Да, да, в командировку, — подхватил он обрадованно. — В командировку, детка…
Вера не успела спросить, куда он едет, надолго ли, — отец, часто дыша, скороговоркой сказал; «Подрастешь, Верочка, все тебе будет ясно…» — чмокнул ее в висок и, схватив чемодан, побежал прочь.
Она непонимающе посмотрела вслед и быстро пошла домой, с тревогой вспоминая загадочные слова.
Мать сидела на диване и, обхватив голову, раскачивалась из стороны в сторону. Вера увидела бледное, неузнаваемо осунувшееся лицо.
— Ты плакала?
— Нет, нет, моя девочка, тебе показалось. — Мать стала поспешно поправлять волосы, заслоняясь локтями.
— Почему ты плакала? Разве папа надолго от нас уехал?
— Надолго, девочка. Навсегда… — вырвалось у нее вместе с рыданиями. — Бросил нас папа. Семнадцать лет жизни… Все зачеркнуто… — Она судорожно обвила руками тонкие Верины плечи. — У нас совесть чиста. Мы не виноваты, Верочка. Ни я, ни вы…
Вера прижалась щекой к влажной и горячей щеке матери и тоже заплакала. Отец больше не любит ни ее, ни маму, ни Алешку, они не нужны ему. Но почему он вдруг разлюбил их? Куда ушел? Мать отвечала: «Со временем все поймешь». Примерно то же самое сказал и отец, — сговорились они, что ли? А ей надо сейчас же, немедленно узнать. «Со временем»! Кто скажет, когда оно придет, это время?
Оно пришло неожиданно скоро.