Свое имя, стр. 3
Известие
Алеши на пустыре не было. Команда еще не собралась. Двое активистов прочерчивали затоптанный круг и штрафные линии. Чтобы не попадаться футболистам на глаза, Митя направился в глубь пустыря.
Возле бронепоезда «Грозный Урал» шли какие-то военные приготовления. Со снисходительной улыбкой Митя поглядел на суетливое и шумное воинство — даже не верилось, что когда-то и он был таким же смешным, как эти мальчишки.
Вдруг раздался остренький, словно шильце, голосок:
— Привет, Митя!
Вежливо, как подобает старшему, Митя поздоровался с ребятами, и Вовка Черепанов, его двоюродный брат, с места в карьер стал рассказывать, что их машинист Васька Жуков не знает, что в бронепоезде паровоз ставится в середине состава, между бронеплощадками. Не может даже назвать все части паровоза!
Добродушно улыбаясь, Митя выразил надежду, что Васька со временем овладеет своей высокой должностью…
Боясь, как бы его не заметили футболисты, он попросил разрешения посидеть на бронепоезде. Польщенный, Вовка даже свистнул от радости. А Митя слегка подтянул рукава рубашки и неторопливо, с достоинством поднялся в будку, весело подмигнув ребятам:
— Только смотрите не завезите куда-нибудь…
Солнце скатилось за Лысую гору. Вечерело. В такой час на пустыре особенно хорошо, даже немного таинственно. Паровозы выглядят необычно — на зеленоватом вечернем небе резко, словно залитые тушью, вырисовываются их черные силуэты. Кажется, будто они сделались выше, теснее прижались друг к другу. И, сидя в темной паровозной будке, продуваемой певучим сквознячком, легко представить, что ты мчишься в далекие, захватывающие и никому не известные края…
Но Мите давно уже ничего не представлялось в паровозной будке. Где там неизвестные края, если за окном вот она — Лысая гора! Не иначе как что-то случилось с его воображением…
Занятый своими мыслями, он не замечал криков ребят. Он знал, что разговор с Алешкой будет не из легких. Надо наконец покончить с бреднями и решать, решать по-настоящему…
В разгар сражения на ступеньку поднялся Вова Черепанов:
— Алеша идет!
Митя обрадованно вскочил с железного ящика, остановился в дверях.
Худенький, быстрый мальчуган, подпоясанный широким, с большой выпуклой звездой ремнем, поднял белый флаг и громко скомандовал:
— Обе армии, стройся! Смирно! Замри!
Военные действия прекратились. Войска торжественно затихли.
С нетерпением наблюдая церемонию встречи, Митя не нарушил ее только потому, что не хотел обидеть ребят.
Алеша приближался медленно, по обыкновению вразвалочку, почему-то опустив голову. Так выходит к доске ученик, не знающий урока. Это было не похоже на Алешку.
Вот он молча пробежал взглядом по шеренге и, остановившись на самом маленьком воине, позвал негромко:
— Вовка!
Малыш чеканным шагом вышел из строя и отдал честь:
— Пулеметчик Вова Черепанов прибыл!
Не ответив на приветствие, Алеша сказал:
— Иди домой, Вовка…
Мальчишка обиженно оглянулся:
— Вот еще новости…
— Так надо. Иди, говорю…
— Меня мамка до девяти часов отпустила. Что ты пристал?
— Я не пристал. Я приказываю: иди домой!
— Не ты надо мной командир! — огрызнулся Вовка.
Алеша внимательно и строго посмотрел на него:
— Ты должен сейчас же идти домой. Понятно тебе?
— Ничего не понятно! — дерзко уставился на Алешу мальчик.
И Алешка, этот морской волк, не выдержал взгляда малыша и отвернулся.
Худенький мальчишка с широким ремнем заглянул в Алешины глаза, ничего не спросил и, подойдя к Вовке, тоненьким голосом прикрикнул:
— Пулеметчик Черепанов, выполняйте приказание!
— И ты привязался! Ладно, я реветь не стану! — Вовка потянул носом, нахохлился и мрачно побрел с пустыря.
— Смотри, будь взрослым парнем! — вдогонку бросил Алеша.
Голос у него вдруг осекся, и, чтобы скрыть это, он кашлянул.
— А чего мне бояться? — обернувшись, пробубнил Вова. — Я уже за похоронами не хожу, на станцию не бегаю…
Кто-то из шеренги засмеялся. Алеша, наклонив голову, не сводил глаз с удалявшейся маленькой фигурки «пулеметчика» Черепанова. Когда Вова скрылся за воротами пустыря, Алексей повернулся к шеренге и сказал:
— Ребята, с фронта письмо пришло: у Вовки отец убит…
На пустыре вдруг стало тихо. Так тихо, будто на километр вокруг не было ни одного мальчишки. Зашевелился куст бурьяна, осторожно зашуршало что-то в транс, из топки ближнего паровоза приглушенно донеслась несложная песня сверчка.
— Дядя Вася… — прошептал Митя внезапно пересохшими губами, взялся за поручни и, стуча каблуками о железные ступеньки, рухнул с паровоза на землю.
Решение
Миновав депо, они остановились. Широченный стальной разлив путей простерся перед ними. На высоких, сплетенных из железа мачтах зажглись прожекторы, и рельсы засверкали, словно гребни волн бесконечного потока, который несся мимо города, мимо депо, мимо бесчисленных станционных построек.
То здесь, то там зажигались неяркие огоньки стрелок; те, что были подальше, тускло мерцали, будто покачивались и медленно плыли по течению…
Переступая через рельсы, мальчишки высоко поднимали ноги, точно шли вброд. На середине потока они снова остановились: дорогу преградил поезд. Он только что отошел от станции и быстро набирал скорость. Колеса стучали все чаще, сильнее. Но грохот не мог заглушить песен, летевших над поездом: о любимом городе, о метелице, о кудрявой березке, стоявшей во поле, о священном Байкале…
Едкий паровозный дымок стлался за поездом. И вдруг откуда-то потянуло пряной лесной свежестью: танки, орудия, автомашины на платформах — все было обвито пахучей сосновой хвоей.
— Вот и замена пошла, — задумчиво проговорил Митя, когда за последним вагоном пронеслась пыльная позёмка. — Дяде Васе замена…
Алеша широко шагал через рельсы.
— Да, кто-то заменяет дядю Васю… — многозначительно заметил он.
Улица Красных Зорь начиналась сразу же за железнодорожным полотном и уходила далеко в гору. Если, стоя на колее, глядеть в даль улицы, то приходится задирать голову. Митя шагал все быстрее и слышал рядом частое Алешино дыхание.
Чем ближе подходил Митя к дому дяди Василия, тем сильнее и неотступнее сковывала его сердце тоска: нет уже дяди Васи. А перед глазами стоял он, живой, шумный, с веселыми черными глазами и пухлым, улыбчивым ртом.
«Смотри мне, племяш, — говорил он полушутя. — Дед твой был крепостной, на демидовской чугунке горбатил. Отец — передовой рабочий человек, машинист. Дядька твой, то есть я, в скором времени техником будет. А ты, по-моему, должен в инженеры выйти. Первый инженер в черепановском роду! Вот какое тебе задание, племяш…»
«А сам не успел…» — горестно подумал Митя, останавливаясь у калитки.
На крылечке в сумрачном молчании сидели Бовины друзья, члены экипажа бронепоезда «Грозный Урал». Мальчишка, перепоясанный широким ремнем, шепнул Алеше:
— Вовка-то герой — даже не заревел…
— А что он соображает! — скривил губы Алеша, Он взял Митю за локоть и тихо проговорил: — Тебе бы надо зайти. Только смотри крепись.
В это время на крыльцо вышел Тимофей Иванович. На нем был рабочий костюм, в руке он держал свой железный сундучок с маленьким медным замочком.
Мальчишки бесшумно посыпались со ступенек. Впрочем, Тимофей Иванович и не заметил их. Он постоял, потирая лоб, словно мучительно припоминал что-то. Потом надвинул на брови картуз и стал медленно спускаться с крыльца.
— Папаня! — позвал Митя.
Тимофей Иванович не услышал и не повернулся. Ступая нетвердо, как слепой, он пересек двор, с минуту шарил рукой, искал щеколду.
«Куда же он?» — встревожился Митя, когда отец свернул в сторону, противоположную дому. Но Тимофей Иванович сделал несколько шагов, оглянулся и повернул домой. Дорога шла под гору, а он едва плелся, согнувшись, точно против ветра.