Шагающая смерть, стр. 221

– Тебе не раз это приходилось слышать от Синклера. Разнообразие хорошо именно тем, что две культуры имеют уже два способа мышления. А вместе они способны додуматься до таких вещей, о которых никто из них и не подозревал, оставаясь в одиночестве.

– Все это так, но мы ведь говорим сейчас не о культуре, Дэв. Мы говорим о кусочке черноватой, наделенной ощущениями пленки, перемешанной Бог знает со сколькими триллионами нанотехнических конструкций, живущей во тьме, пожирающей скалы и думающей о таких вещах, о которых людям… – Она не договорила. – Откуда же приходит к ним эта синергия? Ведь из каких бы антагонистических культур не происходили люди, они – люди. У них очень много общего. Они разговаривают, поют, любят друг друга и желают добра своим детям. Они смотрят на небо и поражаются. А Нага ведь совсем другие.

– М-м-м, может быть. Но я нутром чую, что, каким бы чуждым нам ни было то или иное создание, любая попытка столкнуть два противоположных и чуждых друг другу существа – все равно что настройка микроединств в двигателе корабля. Ты можешь получить бездну энергии, которой там и в помине не было до этого. Во всяком случае, гораздо больше, чем можно ожидать от таких крохотуль.

Сказав это, Дэв даже призадумался, верное ли сравнение выбрал. В двигателе корабля резонанс между двумя маленькими черными дырами размером с нейтрон каждая, вызывал колоссальную энергию, это верно… энергии этой было вполне достаточно, чтобы превратить в пар и самый огромный из кораблей, и вообще все в радиусе нескольких десятков тысяч километров.

Какую же энергию способна высвободить пара «человек-ксены»? Возможно ли будет как-то контролировать эту энергию?

Катя вдруг забеспокоилась.

– А… вы завтра далеко отправляетесь?

– А я знаю? Все зависит от Нага, не так ли? – Он чувствовал, как Катя дрожала.

– Дай сюда… – Протянув руку, Дэв взял ее ладонь в свою, и их вживленные сенсоры соприкоснулись. Они снова поцеловались, и общие эмоции помчались по проводам их рук, готовые сплавить их воедино.

Дэву не раз приходилось слышать, что некие шакаи – «сливки общества», особая субкультура верхнего, самого верхнего слоя японского общества, специально вживляли себе датчики в губы, гениталии и другие эрогенные зоны для того, чтобы усилить физические ощущения. Дэв всегда презирал подобные вещи, считая их дурью. Зачем они? К чему? Любое повышение интенсивности чувства, если оно было искусственным, все равно не то. И имплантируемые цепи поначалу вообще не предназначались для того, чтобы усиливать какие-то там ощущения, а всего лишь для передачи данных от цефлинка и к нему. Дэв так и не понял, усиленным был этой поцелуй или нет, он прервал контакт, убрав свою ладонь, и предпочел обеими руками забраться Кате под жилет.

– Я хочу тебя, – шептала она. – Давай возвращаться.

– А там ничего нет, кроме модулей ВИРкома, – возразил Дэв. – Но ничего, можно будет попробовать соединиться через какой-нибудь уорстрайдер, где два пилотских отсека…

– Ты не понял меня. Я не ВИР-секса хочу. Я хочу по-настоящему. С тобой.

Дэв недоуменно хлопал глазами. Большинство тех, кто располагал тремя разъемами предпочитали как раз ВИР-секс, если только была возможность соединить цефлинки. Несмотря на все упреки, переживаемые ощущения совершенно не отличались от тех, которые приносит обычный сексуальный контакт – мозг не различал эмоции по их происхождению, и непонятно, в чем состояла разница, можешь ли ты сам создать в своем воображении ту или иную романтическую сцену, то ли заново пережить, вызвав в памяти, уже имевшую место. Дэв знал многих мужчин и женщин, которые даже стыдились нормального секса, этих «лошадиных потуг», как они выражались. Да и детей можно было зачинать в клиниках, а ВИР-секс был гигиеничнее, удобнее, никаких треволнений и во многих отношениях даже более «естественным», чем самый естественный. Дэв и сам толком не знал, был ли он сторонником такой точки зрения, или нет. Он практиковал и то, и другое, в каждом находя что-то свое. Но с Катей у него ничего такого реального не было, и то, что она вдруг первой проявила инициативу, слегка ошарашило его.

– Да… знаешь, сложновато будет найти тихое местечко…

– Ничего, найдем. Прошу тебя, Дэв. Сегодня, в эту ночь я не хочу чувствовать, как ты проникаешь в меня через какую-то проклятую машину.

Позже, когда они вытянулись на узкой, неудобной солдатской койке в казарме под колпаком, Дэв все же понял, что Катя была абсолютно права.

Существовала психотехника, которая при помощи цефлинков и персональных аналогов позволяла в буквальном смысле общаться с самим собой. Японцы называли это джигано ханаши-аи или эго-дискуссиями. В Приграничье это называлось «джиговать». Любой человек имел возможность вызвать какую-то часть своей личности и обсудить с ним любую проблему. У Дэва были свои аналога, среди них был один, которого он прозвал «Тактиком», это был представитель холодно-рассудочной части Дэва, трезвый аналитик, на него возлагалась подготовка к сражениям. «Воин» – жуткое воплощение – смесь преданности и техномегаломании – был у него и такой. «Деткой» был сам Дэв в возрасте семнадцати лет. Имелись и другие.

Дэв редко джиговал. Уже очень давно ему разонравились эти его «alter ego», и произошло это тогда, когда он понял, что, в общем-то, разонравился себе. Может, это было что-то вроде попыток нарисовать свой психологический портрет в ракурсе, сводя все воедино. Причиной разочарования было чувство, что эти его «двойники» по сути своей, никакие не двойники, а всего лишь куски, фрагменты его личности, не настоящие Дэвы.

Так вот, установил он для себя, ВИР-секс апеллировал именно к ним, к этим фрагментам, вернее, к одному из них, который был окрещен «Любовником», той его части, которая только тем и занималась, что представляла Катю в качестве партнера для секса.

Но это. Это…

Дэв ближе прижался к ней, обняв ее еще крепче. Это затрагивало каждую его клеточку, каждую частичку его существа, его тела, разума и души так, как никогда раньше.

Оно собирало его воедино… нет, это она собирала его воедино.

Глава 22

Отдельная «клетка» ксенофоба – более уместно было бы назвать ее «параклеткой» или «супраклеткой», чтобы не путать с микроскопическими клетками, из которых состоит все живое на Земле – имеет массу примерно один-два килограмма и способна медленно, как бы в полудреме, передвигаться. Обладая небольшим собственным интеллектом, за исключением некоторой врожденной гомеотропии, она может быть уподоблена нейрону человеческого мозга.

Разум и интеллект ксенофобов – это, прежде всего, функции многих, связанных друг с другом отдельных параклеток. Ксенофобы-путешественники, состоящие из нескольких десятков таких параклеток, обладают интеллектом, сравнимым с интеллектом человека. Планетарный ксенофоб, состоящий из десяти в семнадцатой степени супраклеток, по возможностям своего интеллекта намного превосходит человека.

Нет необходимости доказывать, что интеллект этот радикальным образом отличается от нашего.

Войны с ксенофобами Д-р Фрэнсин Торри, 2543 год Всеобщей эры

Казалось, конца не будет этой шахте с гладкими, словно отшлифованными стенами, идущей под уклон примерно градусов в десять. Дэв шел впереди, заняв место в пилотском отсеке рассчитанной на одного пилота машины RLN-90 «Разведчик», крадучись, продвигаясь под уклон, словно нащупывая дорогу. Вся внутренняя поверхность этой странной штольни была словно вылизана чьим-то гигантским языком – никаких шероховатостей, и вообще, резкие изменения профиля здесь отсутствовали, повсюду господствовала мягкая целесообразность поворотов и постепенность сопряжении. Можно было подумать, что странствуешь по некоему трубопроводу, который решили пробурить в скальной породе; диаметр этой трубы не превышал трех метров, и поэтому Дэв старался заставить своего «Разведчика» припасть к земле, чтобы установленные сверху на броне сенсоры и вооружение не задевало потолок штольни. Яркий сноп света четырех прожекторов, установленных спереди, мощным потоком впивался во тьму, освещая пространство на тысячи метров вперед, хоть и освещать здесь особенно было нечего.