Аристос, стр. 45

X

Значение искусства

1. Под искусством я разумею все искусства; под художниками — творцов, представителей всех искусств; под произведениями искусства — всё, чем можно наслаждаться в отсутствие художника. С тех пор, как были изобретены звукозапись и кинематография, возник вопрос, можно ли причислять к художественным произведениям и выдающиеся образцы исполнительского мастерства, скажем музыкального или драматического. Однако я понимаю под произведением искусства то, что понимается традиционно. Тип творчества, практикуемый композитором — а не интерпретатором, драматургом — а не актером.

2. Практика создания и опыт восприятия искусства так же важны для человека, как умение пользоваться наукой и научное знание. Эти два величайших способа постижения существования и получения от него удовольствия взаимно дополняют друг друга, а не враждебны друг другу. Специфическая ценность искусства для человека в том, что оно ближе к реальности, чем наука; в том, что над ним не довлеет, как непременно довлеет над наукой, логика и рассудок; в том, что искусство, следовательно, — деятельность раскрепощающая, тогда как наука — по причинам похвальным и необходимым — закрепощающая. И наконец, самое главное: это наилучшее, поскольку самое богатое, наисложнейшее и самое доступное для понимания средство общения между людьми.

Искусство и время

3. Искусство как ничто другое способно одержать победу над временем — и следовательно, над немо. Оно формирует вневременной мир всеобъемлющего интеллекта (ноосфера по Тейяру де Шардену), где каждое произведение искусства современно и настолько бессмертно, насколько вообще какой-либо объект в мироздании, не обладающем бессмертием, может быть бессмертным.

4. Мы входим в ноосферу благодаря творчеству — и тогда мы создаем ее, или благодаря опыту восприятия — и тогда мы существуем в ней. Обе функции составляют единую общность: как «актеры» и «зрители», «церковнослужители» и «паства». Ибо переживать опыт восприятия искусства — означает, помимо всего прочего, через собственный опыт постигать, что другие существовали, как существуем сейчас мы, и продолжают существовать вот в этом творении, созданном их существованием.

5. Конечно, ноосфера в такой же мере создается великими достижениями науки. Но важное отличие художественного произведения от того, что можно условно назвать произведением научным, состоит в том, что первое, в отличие от второго, не может быть опровергнуто с точки зрения его истинности. Произведение искусства, даже самое уязвимое по своим художественным достоинствам, — объект контекста, где доказательство и опровержение просто не существуют. Именно поэтому художественное произведение лучше сопротивляется времени; космогонические представления древней Месопотамии сейчас очень мало нас впечатляют и не слишком интересуют. Это давно опровергнутые научные произведения. С другой стороны, произведения искусства древней Месопотамии в полной мере сохраняют свой интерес и свое значение. Главный критерий для научного произведения — возможность его практического применения сейчас; разумеется, сейчас-применимость жизненно важна для нас и объясняет, почему в нашем мире мы отдаем приоритет науке. Но опровергнутые произведения науки — те, что утратили свое практическое значение, — становятся всего-навсего любопытными фактами из истории науки и развития человеческого разума, фактами, к которым мы склонны подходить чем дальше, тем больше с эстетическими мерками, отдавая должное красоте построения, элегантности стиля, формы и так далее. По сути, они превращаются в закамуфлированные художественные произведения, хотя и гораздо менее независимые от времени и потому менее актуальные и значимые для нас, нежели подлинные произведения искусства.

6. Это вневременное свойство произведений искусства имеет количественную характеристику; конечно, алогично и безграмотно говорить, что один объект более вневременной, чем другой. Но наше неуемное желание победить время — или увидеть время поверженным — и впрямь толкает нас на такую алогичность. Нужно быть до крайности безжалостным, подавить в себе всякое интуитивное чувство, чтобы в произведении искусства, созданном за несколько столетий до нас, увидеть только никому не нужное уродство. Нельзя не согласиться с тем, что ход времени часто играет роль своеобразной отборочной комиссии; у объектов, отмеченных красотой, больше шансов сохраниться, чем у объектов, несущих на себе печать уродства. Но в ряде случаев — взять, к примеру, археологические находки — мы знаем, что никакой отборочной комиссии не было. Уродливые предметы уживаются в породившей их эпохе бок о бок с прекрасными; и во всех без исключения мы находим красоту.

7. Время — то есть протяженность жизни произведения искусства — становится добавочным фактором его красоты. Собственно эстетическая ценность предмета тесно переплетается с его ценностью как свидетеля и носителя информации, дошедшей до нас из далеких эпох и миров. Его красота воспринимается в единстве с его практической полезностью, которой он обладает как элемент человеческой коммуникации; понятно, что это качество изменяется в зависимости от наших потребностей в коммуникации (прежде отсутствовавшей и связанной с этим конкретным источником).

8. Чем древнее произведение искусства, тем ближе оно к вневременности; чем новее, тем дальше от нее. Если оно новое, без года и без времени, оно не обладает красотой и утилитарностью, которыми обладает произведение искусства, уцелевшее во времени; но при этом оно может обладать красотой или утилитарностью, благодаря которым оно вероятнее всего уцелеет во времени. Некоторые произведения искусства обладают этим потенциалом выживания, потому что будущее может воспользоваться ими как свидетельством против породившей их эпохи; а другими — как свидетельством за. Официальному искусству нужны только последние. Не правдивые свидетельства, а монументы.

9. Наше пристрастие к старине или к тому, что потенциально может стать стариной, заметно влияет на наши суждения о произведениях искусства — и даже на наше отношение к таким вещам, как древние окаменелости, — но не влияет, как правило, на наши суждения о других предметах. В камне — всего-навсего долговечность материи; в произведении искусства — долговечность человека, некоего имени или безымянного человеческого существования: клеймо — отпечаток большого пальца под ручкой глиняного сосуда минойской культуры.

10. Старинное произведение искусства — это одновременно то, что не могло бы быть создано сегодня, и то, что тем не менее сегодня существует; нас восхищает в нем количество тех «сегодня», которые уцелели во времени. Этим объясняется продолжительная мода на антиквариат. Нам, как организмам, сознающим неизбежность собственной смерти, в каком-то смысле ближе древнейшее произведение искусства, чем новейший объект природы.

11. Поскольку стандартным критерием, на который мы опираемся, когда судим о произведениях искусства, служит для нас их выживаемость, нет ничего неожиданного в том, что время от времени нас привлекают произведения прямо противоположного свойства — то есть произведения эфемерные.

12. Целый сонм малых, прикладных искусств — как таковые и по самой природе своей — в ноосферу не вхожи: например, искусство садовода, парикмахера, кулинара, пиротехника. Если они и попадают в ноосферу, то по чистой случайности — когда вдруг оказываются предметом искусства более высокого порядка. Верно, конечно, что фото- и кинокамера, магнитофон и консервная банка противостоят исконной эфемерности этих подискусств; и порой, точно следуя рецепту, бывает возможно их восстановить. Но львиная доля удовольствия состоит для нас как раз в том, что непосредственный опыт переживания этих разновидностей искусства по сути своей эфемерен и для других недоступен.