Аристос, стр. 20

15. Между всеми этими противополюсами — как свободно выбираемыми, так и неизбежными — и «я»-полюсом существуют определенные отношения; но поскольку все противополюсы сами по себе тоже являются полюсами и обладают своими собственными противополюсами (один из которых как раз и есть «я»), ситуация «я»-полюса аналогична своеобразному перетягиванию каната, только по очень сложной схеме. Нам придется представить себе несметное число команд, каждая из которых тянет за свой канат (а все канаты завязаны узлом в центре), — команд разной силы, то прямо действующих заодно друг с другом, то косвенно влияющих на расстановку сил, а зачастую тянущих в диаметрально противоположные стороны. Узел в центре — это и есть «я», а разнообразные силы, тянущие каждая в свою сторону, и создают состояние напряженности.

Напряженность

16. Напряженность возникает вследствие воздействия на индивида противоборствующих чувств, мыслей, желаний и событий. Перетягивание каната порой оказывается односторонним, в том смысле что индивид заведомо знает, какой из «сторон» он желает победы. В общественно-политической сфере именно так обычно и обстоит дело. Юдофоба не привлекает просемитизм, пацифиста — военная интервенция. Правда, напряженность все-таки остается, поскольку индивиду известно, что общество в целом придерживается противоположной точки зрения. Но во многих других ситуациях конфликт происходит в самом индивиде. Его тянет сперва в одну сторону, потом в другую. Эти колебания могут в итоге сложиться в ритмичную и даже приятную комбинацию, как при нормальных сексуальных отношениях; могут стать пыткой на дыбе; а в крайних случаях завязанные узлом канаты — сознание индивида — могут, не выдержав натяжения, и вовсе лопнуть.

17. Напряженность может иметь как благие, так и пагубные последствия: в одном случае это игра, в другом душевное беспокойство. Напряженность, как и любой другой механизм во вселенском процессе, индифферентна к организмам, на которые воздействует. Она с одинаковым успехом может их осчастливить и может уничтожить.

18. Каждый из нас, и каждое общество, и каждый мир — центр паутины, переплетения подобных напряженностей; то, что мы называем прогрессом, — попросту результат взаимодействия противоборствующих сил в этом сложном переплетении. Быть человеком или быть человеческим общественным институтом — все равно что подрядиться выступать канатоходцем. Хочешь не хочешь надо держать равновесие — и надо идти.

19. Нам никогда не достичь состояния идеального равновесия. Единственным идеальным равновесием для нас может быть только равновесие, позволяющее нам жить, — прочие не в счет. И даже если на краткий миг идеальное равновесие удается поймать, время позаботится о том, чтобы оно не сохранилось. Время — вот что делает наше балансирование явлением действительности.

20. Эволюция меняется, чтобы оставаться неизменной; но мы меняемся, чтобы стать другими. Время течет, с нашей человеческой точки зрения, чтобы всякий момент был во власти случая и требовал сохранять равновесие.

21. Наше удовольствие и наша боль, наша радость и наша зависть что ни час сообщают нам, удерживаем ли мы равновесие или срываемся вниз. Мы живем в лучших из возможных для человечества миров, потому что так мы приспособлены и так усовершенствованы, что иным этот мир для нас быть не может; лучше и счастливее всего мы чувствуем себя в ситуации натянутого над землей каната, при условии, что мы можем совершенствовать свое мастерство по мере того, как поднимаемся все выше и выше. Высота в этой ситуации принципиально определяется нашей способностью к саморазрушению. Чем выше мы взбираемся, тем устойчивее — а что такое устойчивость, как не форма равенства? — мы должны становиться. Иначе сорвемся.

Механизм напряженности

22. В основе всего — напряженность между удовольствием и болью; и три главных области, в которых действует удовольствие — боль, это сфера вторичных напряженностей, образуемых парами добро — зло, красота — уродство и безопасность — опасность. Основополагающая истина, распространяющаяся на все эти пары, состоит в том, что их «хорошие», доброкачественные полюсы целиком и полностью зависят, с точки зрения их «доброкачественности» — их ценности для нас, — от их «плохих» противополюсов. Всем известно: избыток красоты может обернуться уродством, боль — подлинным удовольствием… и так далее, что ни возьми.

23. Пара красота — уродство может служить образцом для демонстрации механизма действия всех прочих напряженностей. Точно так же, как различаются два типа удовольствия, преднамеренное и случайное, различаются и два схожих типа красоты, в зависимости от нашего способа восприятия, — красота объективная и актуальная. Объективная красота некоего объекта или опыта непреложна — как бы заключена в скобки, отделяющие ее от каких бы то ни было субъективных реакций и чувств того, кто ее воспринимает. Актуальная красота — это то, что я ощущаю в данном конкретном случае: то воздействие, какое тот или иной объект или опыт оказывает на меня в этот конкретный момент.

24. Нас с детства приучают мыслить о великом искусстве (да и о многом другом, в частности о религии) именно в объективном ключе, как будто всякий актуальный опыт восприятия великого произведения живописи должен производить на всех нас одно и то же воздействие. Достаточно заглянуть в любую прославленную художественную галерею в разгар наплыва посетителей, чтобы воочию убедиться, к чему это приводит: толпы осовелых от скуки туристов с непроницаемыми, как у истуканов, лицами во все глаза глядят на великое искусство и никак не могут взять в толк, отчего у них нет даже слабого проблеска реакции, ведь искусство-то великое! Они до того несамостоятельны в суждении, что даже не допускают вероятности, что в актуальном смысле какая-нибудь реклама кока-колы может быть прекраснее прославленного шедевра Микеланджело.

25. Объективная красота — разумеется, миф: миф очень удобный, без которого невозможно было бы обучать искусству и постигать «науку» художественного восприятия, и миф, кроме того, очень человеческий, поскольку для того, чтобы обнаружить в объекте объективную красоту, нужно попытаться пробудить в себе лучшие чувства, на которые представители человеческого рода способны. Все великие произведения искусства — это, так сказать, светские иконы, и видеть их объективно значит совершать светский обряд причащения.

26. Но у объективной красоты имеются два заклятых врага — реальность и узнаваемость. Абсолютная реальность эстетического опыта — это то, что мы действительно чувствуем, как «в скобках», так и «за скобками». Узнаваемость порождает пренебрежение, иначе говоря, скуку, навеваемую «скобками» непреложности. Созерцать объективную красоту становится обязательством, долгом, а все мы прекрасно знаем, что понятия «долг» и «удовольствие» редко бывают в согласии друг с другом; повторное посещение галереи — это ведь и посещение первого посещения. Из этого, конечно, не следует, что любые повторения опытов восприятия прекрасного непременно умаляют изначальную красоту. Это часто неверно применительно к искусству и определенно неверно как обобщение применительно ко многим другим занятиям, например к любовным утехам. Тем не менее для человека характерно глубинное, архетипическое неприятие всяческой рутины, обусловленное потребностями выживания (выживание суть правильное выполнение затверженных навыков, будь то навыки охоты/собирательства из повседневной практики примитивного человека или трудовые навыки, обеспечивающие регулярный денежный заработок человеку индустриального общества). Удовольствие тесно связано с красотой непредсказуемой (вспомним «случайный» тип удовольствия) и свежей, то есть не известной из прежнего опыта.