Таинственный замок, стр. 33
Слушая Флориана, Коллин довольно мурлыкала.
– Хозяин, ты избежишь испытания, ибо получишь неограниченное знание. О, какие секреты я открою тебе и какое могущество дам, мой гордый маленький хозяин, за вполне умеренную цену.
– Нет, Коллин: я не сомневаюсь, что обладать могуществом, которое ты предлагаешь, очень приятно, что постигать твое знание – сплошное удовольствие, но с меня хватит сделок.
– Я открою тебе заклинание тьмы, то единственное слово, которое смерть говорит жизни и на которое никто не отвечает. Я наделю тебя могуществом распятого змея, и скажу заклинание, заставляющее солнце и луну купаться в серебре и исполнять твои желания. В этом заклинании скрыто богатство, с помощью которого можно приобрести королевства. И я дам тебе, который так долго улыбался, возможность смеяться. Я сделаю больше, мой гордый маленький хозяин: я дам тебе смелость плакать…
Но Флориан ответил:
– Ты не в силах дать мне что-либо, способное сравниться с тем, что я имел и потерял: мои мечты о красоте и святости. Я лелеял прекраснейшие мечты на земле. Мне удалось осуществить их так, как никто до меня не мог: я превратил их в жизнь, привнес в собственное бытие полностью. Нет, ты не способна дать мне больше, чем я имел и потерял. И ты свободна. За все годы службы я попросил у тебя – так долго являвшейся опорой и разрушительницей рода де Пайзенов – лишь подсказать мне кратчайший путь к хижине моего небесного покровителя.
– От святого ты получишь лишь суровую отповедь, от меня – долгие годы счастья и мудрость, хозяин, абсолютную мудрость и никаких бесконечных сомнений о чем бы то ни было.
Внезапно Флориан заметил, что лежащее перед ним крошечное коричневое существо отвратительно. Так же внезапно пришло к нему ощущение безумной усталости от всего, что есть и что будет. Но герцог лишь промолвил:
– Нет, Коллин, я отклоняю твою дьявольскую помощь; и я освобождаю тебя, освобождаю без ненависти к добру и злу. Предпочитаю быть обязанным только самому себе. Вот почему я без всякой защиты отправлюсь в новое таинственное место в поисках своей воплотившейся мечты. Я отправляюсь в таинственное место святости отнюдь не со святыми намерениями.
– Ты приближаешься к смерти и полному краху, мой гордый маленький хозяин, тогда как в моих силах и сейчас еще спасти тебя. Никто другой не протянет руку помощи тому, кто собирается выступить против небесного воинства.
Да, да! Прискорбно конечно, что я вынужден создать плохой прецедент. Однако такова уж моя печальная судьба – быть одновременно джентльменом и поэтом, поэтом, который, уверяю тебя, никогда не писал стихов. По крайней мере, за них меня не будут порицать. Для джентльмена крах предпочтительнее бесчестия, а для женатого поэта существует кое-что хуже смерти, Коллин.
Глава 24
Мари-Клер
Флориан покинул Бельгард на рассвете. Герцог отправился в путешествие не в любимом зеленом костюме. Хороший вкус подсказал ему, что сейчас уместнее одеться во все черное, оставив лишь любимые гофрированные манжеты – именно так в его представлении должен выглядеть человек, идущий навстречу своей судьбе. Закрепив Фламберж у пояса и старясь сохранять хорошее настроение, Флориан отправился в путь. Он шел пешком, ибо лошадь не могла переступить границ Верхнего Морвена, на месте которого когда-то стояла роща Вирбиуса.
Сначала герцог посетил Амнеран и отыскал обветшавший домик, построенный из дуба и глины на каменном фундаменте. Здесь находилась его последняя надежда, и та, к чьей помощи он мог прибегнуть без ущерба для гордости де Пайзена – то был пользующийся дурной славой дом его сводной сестры, Мари-Клер Казен. Когда он вошел, женщина сидела возле прялки. Герцог взял ее руку и запечатлел на ней поцелуй.
– Однажды ты сказала мне, дорогая Мари-Клер, довольно давно, что в конце концов я приду к тебе в старый сад, где опадают мертвые листья, поцелую твою руку и скажу, что любил тебя всю свою жизнь. Помнишь ли ты свои слова, Мари-Клер?
– Я ничего не забыла, – ответила она.
– Ты ошиблась только насчет сада и листьев. Во всем остальном ты права. Это конец, Мари-Клер. И в конце я исполнил твое пророчество.
Она долго смотрела на него своими маленькими темными глазами, которые, казалось, были обращены на что-то рядом с ним.
– Да, ты говоришь правду. Раньше я думала, что это будет важно для меня. Но теперь это не имеет значения.
– Только одна вещь имеет значение в наших жизнях, Мари-Клер. Я заезжал в Сторизенд на прошлой неделе. Я вспоминал тебя и нашу юность.
Женщина едва улыбнулась:
– Испытывал ли ты раскаяние?
– Нет. Я сожалел о многих своих поступках. Но нигде не нашел ничего такого, что вызвало бы во мне высокое чувство раскаяния. Даже то, что люди считают преступлением. Вероятно, мы, де Пайзены, слишком уважительно относимся к мнению окружающих и потому не совершаем необдуманных деяний. Мы не ввязываемся в незаконные аферы до того, как разум не подтвердит нам целесообразность такого шага. Я же всего лишь иногда становился добродетельным с бездумной ветреностью и тягостными последствиями. Мои пороки, которые сознание одобряет прежде, чем осторожность предотвратит их развитие, принесли свои плоды. Но я не сожалею ни о чем, и меньше всего о нашей далекой юности.
Мари-Клер заговорила, и трудно было понять ее чувства.
– Наше счастье привело, как говорили люди, к греховным последствиям.
Ее слова вызвали возмущение герцога.
– Разве любовь между братом и сестрой – грех? Будем же логичны, Мари-Клер! Любой ученый скажет тебе, что эндогамия была свойственна человечеству на протяжении всей его истории, до того, как появились предрассудки цивилизации. История шла примерно одним путем повсюду. Фараоны и Птолемеи позволяли себе эндогамию, а значит, создавали прецеденты. Страбон пишет тоже о древних ирландцах, Геродот о персах. На небесах же Осирис и Зевс, и еще бог знает сколько верховных богов питали вовсе не братские чувства к своим сестрам. Их примеру на земле последовали короли Сиама и Финикии, а также инки в Перу…
Она покачала своей маленькой темноволосой головой.
– Но, тем не менее…
– …и сингальцы, римляне времен старой республики, тирцы, аборигены Канарских островов…
– Давай не будем продолжать…
– Их примеру следовали люди во всех уголках земного шара. В Ригведе ты найдешь строки, написанные с необычайным красноречием, о союзе брата и сестры. В Святом Писании ты увидишь высшее небесное благословение плодам любви, которую испытывал Авраам к своей сестре Сарре. Нет нужды вспоминать еще и брак Азрун с двумя ее братьями, Авелем и Кианом. Есть еще Сага Инглинга…
Она приложила ладонь к его губам.
– Да, да. Ты как всегда демонстрируешь привязанность к прецедентам. Я знаю, в твоих глазах они имеют огромное значение – все из-за страха оскорбить окружающих неадекватным поведением. Нет, мы не были безнравственны, как считал наш менее начитанный отец. Мы – просто следовали логике в юности. Но, в любом случае, наша юность прошла напрасно, – улыбаясь прервала его Мари-Клер.
Флориан утвердительно покачал головой.
– Да. Тогда я следовал логике, но не в полной мере. Уже тогда я мог бы избавить отца от привычки вмешиваться в мои дела. Однако я лишь бездумно проводил прекраснейшие годы, когда мы могли быть вместе… В те дни я думал лишь о божественной красавице, которую видел однажды в раннем детстве. Даже когда тело бунтовало, мысли возвращались к опьяняющей мечте, казавшейся недостижимой. Я просто не был способен думать о чем-то другом.
– Я знаю. Ты был хорошим мальчиком. Не все ли равно теперь, когда ты покинул меня и пытался играть роль мужчины, о котором я ничего не знала и на которого мне наплевать. После моего изгнания давнишняя мечта привела тебя в Бранбелуа. Я старалась предостеречь тебя, Флориан, но ты не внял моим словам…
– Тогда ничто не имело для меня значения, кроме красоты Мелиор. А теперь ее красота исчезла. Но и это не важно. Уже много месяцев, вспоминая Мелиор, я не думаю о ее внешности, – с кривой усмешкой произнес герцог.