В постели с незнакомцем, стр. 7
— Я не лгунья и не умею обманывать мужчину.
Филиппа снова махнула рукой.
— Не будет никакой необходимости лгать. Ты дочь графа. Тебя посылают на ложе шотландца. Просто не говори ничего лишнего, и все будет хорошо. Когда ты забеременеешь, ты попросишься домой, чтобы рядом с тобой была мать, когда наступит время родов. Вот видишь? Все очень просто.
— Неужели вы верите, что граф не заметит, что ему подменили одну жену другой?
Филиппа снова махнула рукой.
— Этот человек — шотландец. Шотландцы — воинственные люди. Скорее всего он вспашет твою целину несколько раз, удостоверится, что ты понесла, и снова уедет на войну против своих кланов. Ни один мужчина не проявляет интереса к беременной жене, а шотландцы предпочитают нецивилизованных женщин. У него наверняка есть любовница, и твое ложе не будет представлять для него интереса, как только он узнает, что посеял ребенка в твоем чреве. К тому времени, когда младенец родится и шотландец вернется, чтобы увидеть сына, пройдет больше года. Подмениться будет очень даже легко. Мужчина не запомнит даже цвета твоих глаз. Кроме того, вы с Мэри очень похожи. Попомни мое слово, девочка, тебе лучше настроиться на то, чтобы родить сына.
— Я не могу участвовать в этой грязной игре. Мой отец предназначил Мэри этому мужчине.
— А я даю ему другую его дочь, но все-таки его ребенка. Как хозяйка дома, я могу это сделать.
— У вас нет права лгать в этом отношении. Нечестность — это смертный грех.
Филиппа помрачнела.
— Сделай свой выбор наконец. Сними свое платье и искупайся либо приготовься к тому, что твоя мать уйдет через ворота замка, в то время как твои братья и сестры должны будут остаться в замке. Обвинение в краже будет достаточным основанием убедить стражников вышвырнуть ее на дорогу. Твой отец сейчас при дворе, так кому, ты думаешь, поверит капитан стражников? Хозяйке дома или тебе?
Глава 3
Зло.
Анна смотрела в глаза Филиппы и думала о том, что в них отражается порок. Никогда в жизни ей даже в голову не могло прийти, что человек может быть до такой степени омерзителен. Посмотрев на Мэри, она увидела еще одну женщину, которая ставила собственные блага выше жизни слуг, которые ей эти блага создавали. В лице Мэри нельзя было увидеть даже намека на милосердие или сострадание; возможно, она в какой-то степени испытывала страх, что Анна не подчинится капризу ее матери.
«Однако занять ее место на свадебном ложе…» Анна содрогнулась при этой мысли. Если она согласится на это, она станет ничем не лучше женщины, которая использует свое тело для покупки того, что ей требуется.
Тем не менее выбора и в самом деле не было. Любовь к своей семье была для Анны превыше всего, ей приходилось забыть о собственном позоре. Нащупав пуговицу на верхней части своего платья, Анна расстегнула ее.
— Ну вот, я рада, что ты наконец повела себя благоразумно. — Филиппа выглядела довольной. — Помоги ей, Мэри. Мы должны покончить с этим, пока кто-нибудь из горничных не догадается.
Платье было снято, и Мэри принялась за шнуровку, которая поддерживала ее юбки. Все это упало к ногам, и Анна осталась в нижней рубашке и корсете. Анна чувствовала, как пальцы Мэри распустили шнуровку, и ее груди освободились от корсета. В другое время Анна порадовалась бы этой свободе, но сейчас она обратила внимание на то, что Филиппа ощупывает взглядом ее груди и фигуру. Она брезгливо скривила губы, когда Мэри взялась за край рубашки Анны и потянула ее вверх. Филиппа уставилась на обнажившуюся грудь и фыркнула.
— С такими полными сиськами, как у тебя, ты быстро родишь. Я поступила мудро, выбрав тебя. У тебя будет целая вереница ублюдков, как у твоей матери.
— Я не собираюсь спать со всеми подряд.
Филиппа сердито зыркнула на нее.
— Ты забываешь о своем положении.
Анна села на маленький стул, чтобы снять башмак. Глядя на шнурки, она постаралась подавить свой гнев. Будет весьма неразумно говорить то, что она думает. Ее семья останется на произвол буйного нрава Филиппы.
Хотя ей страшно хотелось выразить то, что у нее накопилось в душе. Эта женщина была омерзительна, была средоточием зла. Никто другой не придумал бы такого гнусного плана или не взвалил бы бремя всех проблем на плечи других.
— Поторопись! — Мэри опустилась на колени и занялась другим башмаком. — У нас мало времени.
Глаза у нее ликующе блеснули, когда она сняла башмак Анны и отшвырнула его.
Внезапно Анна застеснялась. Она еще никогда не стояла обнаженной перед кем бы то ни было. Мэри поднялась, зашла ей за спину и стала распускать косу. Для такого испорченного ребенка ее единокровная сестра оказалась даже более умелой, чем Анна могла предположить. Она взяла щетку и стала расчесывать волосы Анны. Похоже, кое-чему Мэри все-таки обучилась при дворе во время ожидания королевы.
— Встань, я хочу посмотреть на тебя.
Анна поднялась, прикрывая руками низ живота. Филиппа вцепилась пальцами в ее руки.
— Перестань ежиться!
Анна вспыхнула, однако опустила руки по швам. Леди оглядела ее с головы до ног, при этом губы ее вытянулись в прямую линию.
— В случае с тобой этот шотландец не поверил бы, что его невеста не принимала настоящих ванн.
Вода все еще оставалась теплой. Это лишь рассердило Анну, и она поспешила нырнуть в воду. Ей всегда приходилось купаться в нижней рубашке, потому что корыто находилось в общей комнате для слуг. Кроме того, всем требовалась помощь — расчесать волосы или поднести воды для ополаскивания. Вид ее собственных сосков слегка обескуражил ее, потому что она редко на них смотрела.
Брусок мыла плюхнулся перед ней, вода брызнул ей в глаза. Анна непроизвольно выбросила руку и схватила его. Никто еще никогда не бросал ей столь дорогого мыла.
Легкий аромат лаванды щекотал ей нос, когда Мэри полила из ковшика Анне на голову. Эта вода была почти холодной. Потом поливала еще, пока волосы не сделались полностью влажными. Но огонь в камине горел, согревая ее обнаженную кожу.
Никогда она так не купалась, никогда не пользовалась таким душистым французским мылом, которое мягко скользило по коже. Внезапно Анна поняла, почему Филиппа так любила мыться. Если бы ей самой было позволено пользоваться таким мылом, она тоже не спешила бы вылезать из корыта.
Мэри энергичными движениями помыла волосы Анны. Через четверть часа Анна стояла перед камином, ее тело было обернуто льняной простыней. Отчаяние пыталось свить гнездо в ее душе, однако Анна сопротивлялась этому. Положение было непростое, но паника лишь сыграет на руку Филиппе.
— Это может не сработать.
Филиппа с издевкой ухмыльнулась, но промолчала.
— Что, если граф захочет провести несколько ночей в Уорикшире, прежде чем вернуться домой? — проговорила Анна.
— Он шотландец. Этот мужчина пожелает вернуться домой как можно скорее. Я слышала, что их кланы нападают друг на друга, если услышат, что хозяин уехал. И это еще одна причина, почему я не отправлю своего единственного ребенка в эту варварскую страну. — Филиппа встряхнула нижнюю рубашку. — Не имеет значения, захочет ли он остаться или нет. Я скажу ему, что Мэри больна. Она спрячется до того момента, пока он не уедет.
Анна уставилась на ажурные чулки, которые Филиппа держала в руках, протягивая ей.
— Надень их. Ты должна быть готова в любой момент.
За этим последовали прекрасная нижняя рубашка и платье, которые принадлежали Мэри, а также стеганая юбка и корсет, которые неплохо ей подошли. Мэри поводила щеткой по волосам Анны, пока они не высохли, после чего заплела их в косу.
— Ну вот. — Филиппа критически осмотрела Анну. — А когда ты встретишься с шотландцем, ты наденешь фату, чтобы никто из слуг не догадался. Ты будешь оставаться в алькове наверху до тех пор, пока я не приду за тобой. Не делай ошибок, девочка. Если ты рассердишь меня, я вышвырну твою мать без куска хлеба и без верхней одежды.