Domnei, стр. 15

– Ну, у нас нет времени для обмена афоризмами, – прервал его Деметрий. – Я поднимаюсь на борт. – Однако он замешкался и с несвойственным ему смущением добавил. – Послушай, как я могу оставить без гроша тебя, который был так щедр…

Но Перион на это ответил:

– Я могу принять от тебя меч. И я приму его с радостью. Но всего остального принять не могу.

– Таков был бы и мой ответ. Мне повезло, – сказал Деметрий, – мой противник достоин меня. Мы в последнее время вели честный и благородный поединок, в котором пользовались оружием, сделанным вовсе не из стали. Мне бы хотелось, чтобы ты побеспокоил меня как можно скорее, и тогда мы сразимся на мечах и будем биться до тех пор, пока я не избавлюсь от тебя или ты – от меня.

– Будь уверен, я не подведу тебя, – ответил Перион.

Они обнялись и расцеловались. Затем Деметрий отплыл в свою страну, а Перион остался, опоясанный волшебным мечом Фламбержем. Не сразу Перион осознал, что, если верить старым легендам, владелец Фламбержа непобедим, поскольку в логике Перион был не особо силен.

Сейчас же Перион вдруг понял, что Деметрий распространил свое влияние на его будущее – так дают деньги пьянице, заранее зная, как они будут использованы. Теперь наступил черед Периона кипеть от гнева.

– Я как и ты, не собираюсь жульничать! – сказал Перион и, вынув меч из ножен, размахнулся и забросил его как можно дальше, и море поглотило его.

– Сейчас только Бог судья! – воскликнул Перион. – И я ничего не боюсь!

Не имея ни денег, ни друзей, он стоял у моря, а на боку висели знаменитые ножны из голубой кожи с затейливым узором, но они были пусты Он ликующе рассмеялся, потому что будущее представлялось ему светлым и прекрасным. Что касается остального, то он знал, что самая неблагодарное занятие – вспоминать о рукоплесканиях в свою честь.

Перион покинул Ансиньянскую Иглу и отправился на запад в Колумбьерский Лес. У него не было никакого плана. Он бродил по дремучей чаще, куда еще ни разу не ступала нога дровосека, и ощущал себя зверем, которого внимательно выслеживают охотники.

Вскоре он вышел на поляну, залитую солнечным светом. На ней из-под валуна, покрытого серым лишаем и зеленым мхом, бил ключ. На камне сидела женщина, подперев рукой подбородок, и казалось, что думает она о давно прошедших и приятных событиях. Одета она была во все белое, металлические браслеты украшали шею и руки. А распущенные соломенные волосы, напоминавшие блеклые детские волоски, светились на солнце вокруг ее головы, но там, где они касались камня, они походили на иней.

Она без спешки и без удивления повернулась к Периону, и он увидел, что это госпожа Мелюзина, которую он любил себе во вред (как вы слышали), когда служил королю Гельмасу. Она довольно долго молчала, всматриваясь в честнейшее лицо Периона и сожалея о том, что не видит в нем былого обожания.

– Значит, это в самом деле вы, сударыня, разговаривали сегодня с Деметрием, когда я только проснулся, – сказал Перион.

– Ты можешь быть уверенным, – ответила она, – что тот разговор не был оскорбительным для тебя. Где бы я ни была, Перион, я всегда думаю, что в этот миг ты находишься в Раю. – Тут Мелюзина опять погрузилась в размышления. – Итак, ты больше не любишь и не ненавидишь меня, Перион?

Это прозвучало как странное эхо подобной же жалобы Деметрия.

– Однажды я любил вас, и это истина, о которой никто из нас, я думаю, никогда не забудет, – спокойно ответил Перион – Один я знаю, как беззаветно я любил вас… Нет, это был не я, а тот юноша, который давно умер. Дочь короля, словно высеченная из камня, о жестокая и полная ненависти, о сладкоречивая, улыбающаяся предательница, сегодня никто не помнит уже, как беззаветно я любил вас, так как годы встали словно густой туман между тем юношей и мной. И я не могу уже отчетливо разглядеть сердце того юноши. Да, забылось многое… Но даже и сегодня во мне частично сохраняется преданность вам, и я не могу одарить вас ненавистью, которую вы заслужили своим вероломством.

Мелюзина сердито заговорила своим мелодичным и звонким голосом.

– Но я любила тебя, Перион… Отчасти я любила тебя так, как любят большого, преданного пса. Ты был утомителен и скучен, ты раздражал меня своим себялюбием. Да, мой друг, ты слишком много думаешь о чести Периона. Ты постоянно сводишь счеты с Небесами, причем стремишься изо всех сил удержать счет в свою пользу и стать истинным влюбленным.

И было видно, как Мелюзина улыбалась в тени своих блеклых волос.

– И однако ты очень забавен, когда несчастлив, – заявила она, слегка двусмысленно.

– Я такой, – ответил он, – каким меня сотворили Небеса: существо смешанной природы. Поэтому я вспоминаю без отвращения события, которые сейчас кажутся невероятными. Трудно представить, что мы были так счастливы, когда нас объединяла юность… О Мелюзина, я почти забыл, что если обыскать весь мир между рассветом и закатом, мне не найти ту Мелюзину, которую я любил. Я только знаю, что некая прекрасная незнакомка говорит голосом Мелюзины, что у этой женщины тоже голубые глаза и улыбается она так, как обычно улыбалась Мелюзина, когда я был молод. Я брожу среди призраков, дочь короля, и я ничем не счастливее их.

– Да, Перион, – мудро ответила она, – весна не за горами: время вечного волшебства. Я не менее миловидна, чем прежде, а сердце, по-моему, стало даже нежнее. Ты все еще молод, и ты очень красив, мой смелый пес… И однако никого из нас это вообще не трогает! Для нас весна – выжившая из ума колдунья, забывшая вчерашние заклинания. Думаю, об этом можно пожалеть, хотя я не хотела бы, чтобы было иначе.

Она ждала, сказочная и распутная, и, казалось, обдумывала, как бы поискуснее навредить. Вздохнув, он заявил:

– Да, и я не хотел бы, чтобы было иначе. Затем Мелюзина поднялась и сказала:

– За тобой охотятся, и ты безоружен… да, я знаю. Деметрий сам мне все рассказал, поскольку у сына Мирамона Ллуагора есть причины доверять мне. Кроме того, что-то ведь значит, что моей матерью была Пресина, и я знаю много таких, явлений, которые крадут свет у прошлого, чтобы осветить будущее. Идем со мной! Я у тебя в долгу, мой Перион. Ради того умершего юноши ты можешь, не теряя достоинства, принять от меня коня, оружие и кошелек, потому что по-своему я любила того юношу.

– Я с радостью приму ваш щедрый дар, – ответил он и как бы для очистки совести добавил. – Считаю, что я не вправе отказываться от сделанных от чистого сердца подарков, помогающих мне в служении госпоже Мелиценте.

Мелюзина хотела было что-то сказать, но передумала. Возможно, она знала все о Мелиценте: ведь она не задала ни одного вопроса. Мелюзина только пожала плечами и засмеялась, и они вдвоем пошли на запад. Временами луч солнца падал на ее бледные волосы и делал их серебристыми. Так пробирались они сквозь дремучую чашу, куда еще не ступала нога дровосека?

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

АГАСФЕР

В Пуактесме рассказывают историю, повествующую о том, как вернулся Деметрий в страну язычников и обнаружил, что там ничего не изменилось. Также рассказывают о том, как он позвал к себе Мелиценту. История описывает и то, как на лестнице, которая вела из Сада Женщин вниз к цитадели, – в народе ее называли Царицыной Лестницей, потому что она была сооружена царицей Рудабой много лет тому назад, когда Накумерой владел император Заль, – обнажив меч, стоял в ожидании Деметрий. Внизу находилось четыре его отборных воина. Кстати, лестница была беломраморная, а охраняли каждую балюстраду сфинксы, высеченные из зеленого порфира.