Тигана, стр. 90

— Тьма питает Тьму, — сказала она. Элена не знала, что заставило ее так сказать.

— Вот именно, — подтвердил Баэрд. — Именно так. Теперь я понимаю смысл ваших сражений здесь и насколько они отличаются от моих собственных сражений в дневном мире. Но это не означает, что между ними нет связи. В этом ошибка Донара. Правда все время стояла перед ним, только он не мог ее увидеть.

— А имя? — спросила Элена. — Какое отношение имеет к этому имя?

— Имя имеет к этому прямое отношение, — тихо ответил Баэрд. Он отнял у нее свою руку и провел ладонью по глазам. — Имена значат здесь, в этом магическом месте, даже больше, чем дома, где живем и умираем мы, смертные.

Он заколебался, потом помолчал, и это молчание было еще более глубоким на фоне пения вдали. Потом прошептал:

— Ты слышала, как я назвал себя?

— Слышала, — подтвердила Элена. — Ты назвал себя Баэрд ди Тигана бар Саэвар.

И тогда, очень медленным, очень осторожным движением, Баэрд потянулся к ней и завладел ее рукой. Он поднес ее ладонь к губам, словно она была леди из горного замка, а не просто овдовевшая дочь колесного мастера из деревни у Борсо.

— Спасибо, — странным голосом произнес он. — Большое спасибо. Я думал, что сегодня ночью все может быть по-другому. Здесь.

Тыльную сторону ее ладони покалывало в том месте, где к ней прикоснулись его губы, а сердце вдруг забилось быстро и неровно. Стараясь сохранить самообладание, Элена спросила:

— Я не понимаю. Что я сделала?

Его печаль не исчезла, но теперь она, казалось, смягчилась и не так явственно проступала на лице. Он довольно спокойно ответил:

— Тигана — это имя той земли, которую у нас отняли. Ее потеря — часть того зла, которое приводило туманную фигуру на этот холм и на все другие поля сражений в течение уже двадцати лет. Элена, ты этого не поймешь до конца, не сможешь, но поверь мне, что ты не смогла бы услышать название этой земли в своей деревне, при свете дня, под двумя лунами. Даже если бы я произнес его так же близко от тебя, как сейчас, или прокричал его громче, чем там, в волнах реки.

И теперь она наконец поняла. Не ту сложную историю, которую он пытался поведать ей, а то, что было для нее важнее: источник его горя, этого выражения его темных глаз.

— И Тигана — это твой дом, — сказала она. Это был не вопрос. Она знала. Баэрд кивнул. Очень спокойно. Он все еще держит ее за руку, осознала Элена.

— Тигана — это мой дом, — повторил он. — Теперь люди называют ее Нижний Корте.

Элена долгое мгновение молчала, усиленно размышляя. Потом сказала:

— Ты должен поговорить с Донаром. Прежде, чем утро вернет нас назад. Возможно, он что-нибудь знает о подобных вещах или может как-то помочь. А он захочет помочь.

Что-то промелькнуло на его лице.

— Я так и сделаю, — ответил он. — Поговорю с ним прежде, чем уйду. После этого они оба замолчали. «Прежде, чем уйду». Элена, как могла, гнала от себя эти слова. Она почувствовала, что у нее пересохло во рту, а сердце продолжало сильно биться, почти как во время битвы. Баэрд не двигался. Он выглядел таким юным. Пятнадцать лет, сказал он. Она отвела взгляд, снова охваченная неуверенностью, и увидела, что теперь вокруг них весь холм покрыт ковром белых цветов.

— Смотри! — воскликнула она с благоговением и радостью.

Баэрд огляделся и улыбнулся, от всего сердца.

— Это ты принесла их с собой, — сказал он.

Под ними, восточнее, на пшеничном поле за рекой, еще пели несколько голосов. Элена знала, что это означает. Сегодня первая ночь весеннего Поста. Начало года, начало цикла посева и сбора урожая. И сегодня ночью они выиграли битву. Она знала, что происходит между мужчинами и женщинами на том поле. Над головой звезды, казалось, спустились ниже, стали почти такими же близкими, как цветы вокруг.

Элена глубоко вздохнула и снова собрала свое мужество.

— Сегодняшней ночью все по-другому, не только это. Здесь.

— Я знаю, — тихо ответил Баэрд.

А потом он наконец-то поднялся и встал перед ней на колени среди всех этих юных белых цветов. Он отпустил ее руку, зато взял ее лицо в свои ладони, так осторожно, словно опасался, что она может сломаться или что его прикосновения могут причинить ей боль. Сквозь нарастающий стук сердца Элена услышала, как он прошептал ее имя, только один раз, словно это была молитва, и она еще успела ответить ему тем же: назвала его полное имя, как подарок, а потом его рот накрыл ее губы.

После этого Элена уже не могла говорить, так как на нее нахлынуло жгучее желание и унесло ее прочь, как щепку, как кусочек коры, подхваченный громадной набежавшей волной. Но Баэрд был с ней. Они были вместе, здесь, на холме, обнаженные, среди только что распустившихся белых цветов.

И когда Элена потянула его на себя и в себя, охваченная острой печалью и щемящей нежностью, она на мгновение подняла глаза и взглянула поверх его плеча на кружащиеся, сияющие звезды ночи Поста. И ее пронзила чудесная и радостная мысль: каждый звездный алмаз имеет свое имя.

Потом ритм движений Баэрда изменился, и вместе с ним в ней проснулась страсть, и все мысли разбежались от нее, как пыль, несущаяся среди этих звезд. Элена повернула голову, ее губы искали и нашли его рот. Она обняла плечи Баэрда и прижала его к себе. И высокая волна унесла их в начало весны.

12

Дэвин проснулся за час до рассвета от холода и оттого, что все тело у него затекло. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, где он находится. В комнате было еще темно. Он помассировал шею и прислушался к тихому дыханию Катрианы, доносящемуся из-под одеял. Его лицо на мгновение затуманилось.

Странно, размышлял он, ворочая головой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от боли, почему после нескольких часов сна в мягком кресле чувствуешь себя еще больше разбитым и онемевшим, чем после целой ночи под открытым небом на холодной земле.

Тем не менее он ощущал себя на удивление выспавшимся, учитывая то, как он провел эту ночь и что спал не более трех часов. Он подумал, не вернуться ли в собственную кровать, но понял, что не сможет уснуть. И решил спуститься на кухню посмотреть, не удастся ли уговорить слуг сварить ему горячего кава.

Он вышел из комнаты, стараясь бесшумно закрыть за собой дверь. И настолько сосредоточился на этой задаче, что невольно подпрыгнул, когда увидел Алессана, стоящего в коридоре у дверей своей комнаты и наблюдающего за ним.

Принц подошел к нему, высоко подняв брови.

Дэвин решительно покачал головой.

— Мы просто разговаривали. Я спал в кресле. Теперь у меня всю шею свело.

— Конечно, — пробормотал Алессан.

— Нет, правда, — настаивал Дэвин.

— Конечно, — повторил Алессан. И улыбнулся. — Я тебе верю. Если бы ты попробовал пойти дальше, я бы услышал вопли — твои, и, вероятнее всего, ты бы сильно пострадал.

— Очень может быть, — согласился Дэвин. Они пошли прочь от двери Катрианы.

— А как тебе Альенор?

Дэвин почувствовал, что краснеет.

— Откуда… — начал он, потом вспомнил, в каком состоянии его одежда. Алессан насмешливо разглядывал его.

— Интересно, — ответил он.

Алессан снова улыбнулся.

— Пошли со мной вниз и помоги решить одну проблему. Мне все равно надо выпить кружку кава на дорогу.

— Я как раз шел на кухню. Дай мне только две минуты, чтобы переодеться.

— Неплохая мысль, — пробормотал Алессан, глядя на его разорванную рубаху. — Встретимся внизу.

Дэвин нырнул в свою комнату и быстро переоделся. На всякий случай натянул присланную ему Алаис куртку. Воспоминание об Алаис, о ее оберегаемом, спокойном неведении, перенесло его — по контрасту — назад, к тому, что произошло этой ночью. Он на секунду остановился как вкопанный посреди комнаты и попытался правильно оценить то, что он сделал и что сделали с ним.

«Интересно» — так он только что это назвал. Слова. Попытка передать что-либо словами иногда выглядит таким бесполезным занятием. Остатки той грусти, которую он чувствовал, покидая Альенор, снова нахлынули на него, вместе с печалью Катрианы. Он чувствовал себя так, словно его окатило морской волной где-то на сером пляже в предрассветный час.