В бурях нашего века. Записки разведчика-антифашиста, стр. 94
Погрузились мы лишь поздно вечером. От штабного писаря я узнал, что путь наш лежал к устью Соммы, на побережье пролива Ла-Манш. Эти сведения подтвердились. На дорогу ушло почти три дня, и вот мы разгрузились в Абвиле. Совершив небольшой марш – не более 20–25 километров, – мы прибыли в Кротуа.
Спустя несколько дней мне стала понятна причина переброски «казацкого» батальона с побережья Бискайского залива к устью Соммы. Нацистское руководство ожидало теперь высадки войск западных держав – если такая попытка будет предпринята – на самом узком месте пролива, отделяющего британские острова от Европейского континента, – у Дувра. Здесь также находились единственные более-менее серьезные укрепления «атлантического вала» и велась некоторая подготовка к обороне на случай вторжения. Устье Соммы, где находился городок Кротуа, было расположено на самом южном краю этого района, который считался особенно угрожаемым. Однако для проведения сколько-нибудь серьезных фортификационных работ не имелось уже ни сил, ни возможностей.
И вот вскоре после своего прибытия и размещения в Кротуа «казацкий» батальон получил приказ приступить к сооружению в системе «атлантического вала» препятствий для высадки воздушных десантов американских и британских сил вторжения. В этих целях две роты «казацкого» батальона каждодневно ранним утром отправлялись за 10–15 километров в лес, валили там огромные буки, обрубали на месте сучья, распиливали бревна на 5–6-метровые куски, которые заострялись с обоих концов, и вечером, возвращаясь в свое расположение, разгружали их в нескольких стах метрах от поселка. Другим рабочим командам было поручено рыть, разумеется лопатами, на просторных полях и выгонах на точно определенном удалении друг от друга ямы определенной глубины и вкапывать в них упомянутые куски буковых стволов. Затем заостренные верхние концы кусков бревен опутывались и связывались друг с другом колючей проволокой.
Результатом этого изнурительного и бессмысленного в военном отношении труда явилось, с одной стороны, то, что через два месяца были вырублены целые буковые леса, с другой стороны – вся местность оказалась обезображенной проходившей в 800–1000 метрах от побережья полосой деревянных надолбов шириной до 100–150 метров. Немецкие солдаты непочтительно называли такое противодесантное псевдопрепятствие «спаржей Роммеля». Этот вид «атлантического вала», сооруженного с целью воспрепятствовать вторжению огромной военной машины западных держав, служил как для его строителей, так и для сторонних наблюдателей предметом бесконечных острот по поводу «чудо-оружия» фашистской Германии и беспощадных издевок над ним.
Не стану утверждать, что в Кротуа у меня было много дел. Я чувствовал себя, так сказать, участником антифашистской борьбы, вынужденным уйти от преследований, надев униформу солдата нацистского вермахта, ибо другой возможности скрыться не существовало. У меня не имелось никакой связи, я был отрезан. Оказавшись в подобной обстановке, я предпринял осторожную попытку создать среди окружавших меня людей какую-то базу для более активного участия в борьбе против гитлеровского режима.
Командир взвода и унтер-офицер из «казаков» немного понимали по-немецки. Многие усвоили основы нашего языка еще в школе. И даже те, у кого мало что осталось в памяти от уроков немецкого языка, все же знали элементарные правила грамматики. К этому со временем добавилось кое-что в результате общения с немцами. Мои услуги переводчика требовались чаще всего тогда, когда возникала необходимость более-менее точно передать содержание приказов и распоряжений или помочь на изредка проводившихся совещаниях и беседах избежать языковых недоразумений.
В мою обязанность входил также контроль поступавших и отправлявшихся личных писем на русском языке. Я не задерживал ни одного письма, стараясь добыть из писем сведения о том, с кем из людей стоило бы сойтись поближе. Некоторые из бывших военнопленных, носивших теперь военную форму вермахта, вели переписку с угнанными в Германию «иностранными рабочими», «иностранными работницами» или с людьми, служившими в других частях вермахта. Переписка с жившими в Советском Союзе родными и близкими не велась.
Отправлявшиеся письма следовало сдавать в незапечатанных конвертах в штаб батальона. Я быстро пробегал письмо и ставил на нем контрольную пометку. Все получаемые письма также имели одну или несколько пометок. Таким образом, было ясно, что в письмах не содержалось ничего такого, что могло бы таить опасность для отправителя или для получателя. Но я все же мог получить более полное представление о том или ином отправителе или получателе письма.
В политическом плане мой интерес был обращен на две вещи. Прежде всего, я стремился поддерживать и укреплять отношения с командиром роты в «казацком батальоне». При действенной поддержке с его стороны и со стороны его друзей я рассчитывал создать из имевшихся в этой части неплохих людей революционную вооруженную группу.
Антифашист из Вены
Кроме того, вскоре после нашего перевода на побережье Ла-Манша я подружился с командиром взвода тяжелого оружия. Он привлек мое внимание своим венским произношением. Откуда-то он слышал, что я провел несколько лет в Москве. Инициатива в установлении между нами более тесного контакта исходила от него. Однажды после совещания в штабе батальона он спросил, не хотел бы я совершить с ним небольшую прогулку по пляжу.
Только что начался отлив, и мы двинулись вслед за убывавшей водой. Командир взвода из Вены – он был фельдфебелем – задал мне много вопросов, в том числе удивительно квалифицированных, о Москве и о Советском Союзе, о жизни в Москве и т.д. На все его вопросы я ответил с готовностью, но с представлявшейся мне необходимой осторожностью. Я отвечал ему с позиций, так сказать, знающего свое дело непредвзятого специалиста-экономиста, однако уже в нашей первой беседе дал понять, что считаю эту войну против Советского Союза несчастьем для Германии.
Когда на следующий день начался отлив, он снова пригласил меня прогуляться. Снова начались вопросы, на сей раз о военной силе Советского Союза и Красной Армии. Мои ответы побудили его наконец задать, так сказать, провокационный вопрос: когда же, по моему мнению. Советский Союз капитулирует? Поскольку мы оба каждую ночь слушали радиопередачи с Востока и с Запада и знали, как складывалась обстановка на Восточном фронте, я спросил его, откуда он столь хорошо, как я вижу, знает Советский Союз и как он получил свое политическое образование. Тогда он решился рассказать мне кое-что о своем политическом прошлом.
Я узнал, что он являлся выходцем из рядов австрийской социал-демократии, которая всегда была левее немецкой социал-демократии. В 1934 году он участвовал в февральских боях австрийских рабочих. Его всегда интересовали Советский Союз и его развитие. Все солдаты его взвода тяжелого оружия – австрийцы, и на них можно целиком и полностью положиться. И их перевод в этот «казацкий» батальон во Францию явно обусловлен тем, что их считают не совсем политически благонадежными с точки зрения «третьего рейха» людьми.
Я поблагодарил его за доверие и высказал ему свое мнение о силе Красной Армии и о том, чем кончится война. Затем я предложил ему встречаться почаще и обмениваться мнениями об обстановке, которая может быстро и радикально измениться в случае высадки войск западных держав.
Постепенно мы сблизились. Мне удалось убедить его в том, что не все наши «казаки» – закоренелые преступники, что среди них имеется немало людей, которым пришлось одеть форму солдат фашистской армии лишь в результате бесчеловечного обращения и голода. И мы поступили бы неправильно, если бы поставили их на одну доску с контрреволюционерами. Нам, сказал я, следовало бы попытаться завоевать доверие этих людей.
За единство всех противников Гитлера
Во время несения караульной службы и ночных телефонных дежурств в Кротуа я регулярно слушал передачи Московского радио и все больше интересовался всем, что имело отношение к созданию и деятельности Национального комитета «Свободная Германия». Исходя из решений конференций в Брюсселе и Берне, КПГ выдвинула на передний план задачу объединить в рядах антифашистского фронта по возможности всех противников фашизма и войны. Эта задача была поставлена перед созданным в июле 1943 года в Советском Союзе Национальным комитетом «Свободная Германия». В его состав входили представители самых различных классов, слоев и групп населения Германии, которые имелись в лагерях военнопленных в Советском Союзе. От КПГ в комитет входили Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт, Вильгельм Флорин и другие. Президентом Национального комитета являлся Эрих Вайнерт.