Тревожная служба. Сборник рассказов, стр. 31

Обрадованная его приходом, жена подробно рассказывала обо всем, и, когда в свою очередь поинтересовалась, как у него дела на службе, он ответил, как обычно:

— Летели на задание, все в порядке.

А спустя несколько месяцев, 7 октября, в День Республики, экипаж вертолета Ми-4 № 624 как лучший был награжден министром национальной обороны медалью «За заслуги перед Национальной народной армией».

...Прошло два года, много перемен произошло с тех пор, и случай с девочкой постепенно забылся. Но вот однажды — это было 1 марта — случилось то, что вновь всколыхнуло в памяти летчиков события того давнего дня.

Около десяти часов утра к служебному зданию, где находились летчики, подъехал «вартбург». Из него вышла девочка лет десяти, держа в руках три огромных букета. Взбежав по лестнице, она спросила у дежурного офицера майора Бухгейма, капитана Герольда и штабс-фельдфебеля Фрея.

И вот уже слышен ее взволнованный голос:

— Дорогие товарищи! Меня зовут Стефи Цойнерт. Помните? Вы спасли мне жизнь. Я от всего сердца благодарю вас и сегодня, в День Национальной народной армии, хочу пожелать вам всего самого хорошего!

В эти минуты слезы появились на глазах не только у Стефи...

Ульрих Комм

ПОЖАР У МЫСА АРКОНА

Порывистый юго-западный ветер становился все сильнее и гнал тяжелые дождевые облака через Балтику к финским берегам. С трудом преодолевая его, карабкался по волнам тральщик военно-морских сил ГДР. Вода с шумом перекатывалась через носовую часть, брызги долетали до самого мостика.

Сквозь стену дождя едва виднелись еще два тральщика. Корабли возвращались после визита дружбы в Таллин.

Ни осенняя непогода, ни проливной дождь, сопровождавший моряков на протяжении всего рейса, не могли снизить их боевого духа и отличного настроения. У всех еще были свежи в памяти впечатления о днях, проведенных в Таллине, гостеприимстве и радушии советских военных моряков. Особенно запомнились последние минуты перед уходом кораблей на родину. Толпы таллинцев на пирсе, дружеские улыбки, рукопожатия...

Полночь. Дождь почти перестал. Изредка сквозь обрывки облаков, стремительно несущихся по небу, проглядывала луна. К утру должен был показаться маяк Варнемюнде и краны верфи Варнов.

На «Притцвалке», шедшем вторым в кильватерной колонне, его командир обер-лейтенант Штерн сменил на мостике своего заместителя. Вместе с командиром на вахту заступил старший рулевой Ганс Ламберт. Товарищи называли его Ламме за явную склонность хорошо поесть и выпить, чем он напоминал Ламме Гудзака — верного спутника знаменитого Тиля Уленшпигеля. Ламберт не обижался на это прозвище, однако, когда он был на посту, называть его так не могли даже самые близкие друзья. Во время вахты он был для всех старшим рулевым или секретарем партийной организации на корабле.

Так же как и все, Ламберт был полон впечатлений от дружеского визита. Ему хотелось поделиться ими с кем-нибудь. Но здесь, на мостике, разговоры, не относящиеся непосредственно к делу, были нежелательными. Не положено было даже думать о таких посторонних вещах, как Таллин или Варнемюнде.

А в это же самое время, когда обер-лейтенант Штерн и старший рулевой Ламберт на мостике «Притцвалка» стояли на так называемой «собачьей вахте», на фрахтере «Анна Лунд», который шел из Глазго в финский порт Турку с грузом угля и машин, первый офицер Ханконен, пожелав спокойной ночи своему капитану старому Вергеланду, занял его место на мостике.

Всего в часе езды на поезде от Турку — в городе Сало жила семья Ханконена. Путь от Зунда по Балтике в ночное время не из приятных и требует от вахтенного офицера большого внимания и напряжения. Ханконен уже был одно время капитаном, но как раз в этот период случилось неприятное происшествие, в котором он не был повинен, и тем не менее ему пришлось вновь занять место первого офицера.

Во время стоянки фрахтера в Глазго, в порт прибыли с визитом эсминцы ВМС ФРГ «Гамбург» и «Шлезвиг-Гольштейн». Они были встречены демонстрацией протеста жителей города, которые отлично знали нравы западногерманских моряков, воспитывающихся на традициях нацистского флота. Жители Глазго не ошиблись — в городе начались пьяные дебоши матросов бундесмарине. Нескольких из них полиция вынуждена была арестовать за грубые нарушения общественного порядка.

Команда «Анны Лунд» состояла из представителей почти всех стран Западной Европы, были там и два немца — бывшие военнослужащие бундесмарине машинист Грот и младший машинист Хенце. Между ними вспыхнул спор — Грот возмущался поведением жителей Глазго, считая, что они нарушили элементарные правила гостеприимства, Хенце же называл хулиганскими действия моряков ФРГ. Мнения команды разделились. Особенно защищал матросов бундесмарине боцман норвежец Нордрак. Надо сказать, что во время оккупации Норвегии фашистской Германией Нордрак служил в дивизии СС «Викинг» и после разгрома фашистов плавал исключительно на иностранных кораблях, избегая появляться на родине. Француз-радист Пьер Лафит, активный деятель союза моряков, поддержал Хенце и, отпустив пару крепких выражений в адрес западногерманских буянов, попутно прошелся в отношении политики Бонна вообще. Однако наступало время «собачьей вахты», и Хенце отправился в машинное отделение, а Грот — в боцманскую каюту.

Пьер Лафит засел за свою аппаратуру и стал вслушиваться в эфир, наполненный самыми разнообразными звуками. Вдруг он почувствовал, что в радиорубку проникает дым. Выскочив наружу, он увидел языки пламени, вырывавшиеся из кают для команды. Пламя перебрасывалось на лежавшие поблизости ящики. На палубе мелькали фигуры метавшихся в панике матросов, окутанных плотными клубами дыма. Лафит слышал голоса капитана и первого офицера, пытавшихся успокоить команду и навести порядок. Он побежал на мостик:

— Где капитан?

Рулевой лишь пожал плечами. Тут радист увидел торопливо шедшего из своей каюты штурмана.

— Где мы сейчас находимся?

— А зачем это?

— Мне немедленно нужны координаты местонахождения судна!

— Пойдем в каюту.

Штурман склонился над картой и, взяв карандаш, обвел кружком местонахождение «Анны Лунд»:

— Мы вот здесь!

Радист сверил координаты, нацарапал их на первом попавшемся клочке бумаги и нырнул в свою рубку.

Радист, заступивший на вахту на «Притцвалке», поначалу не обнаруживал в наушниках ничего заслуживающего внимания. Но в два часа ночи сигнал «три точки... три тире... три точки...», еле различимый в эфире, насторожил его. Радист отрегулировал настройку и вновь, уже совершенно отчетливо, услышал «три точки... три тире... три точки...». Ни малейшего сомнения — это был сигнал бедствия «SOS». Корабль в беде, и, вероятно, недалеко от них. Необходимо действовать как можно быстрее: доложить командованию, установить координаты судна, терпящего бедствие. Пьер Лафит отчетливо передавал свои координаты.

На головном тральщике, где находилось командование этого небольшого отряда, также услышали сигнал о помощи с «Анны Лунд». Последовал приказ «Притцвалку» направиться на помощь терпящему бедствие судну.

Пока в штурманской рубке заносили в судовой журнал: «2.00, 10° по курсу горящее судно, дистанция 7 миль, курс на потерпевшего, полный вперед», прозвучал сигнал боевой тревоги, и команда заняла свои места по расписанию.

Корабль терпит бедствие! Эта мысль подстегивала моряков «Притцвалка», заставляя действовать особенно слаженно и сноровисто. На верхней палубе приводились в готовность противопожарные средства, формировались команды для борьбы с пожаром на носу и корме судна, терпящего бедствие. Бушующие волны обдавали моряков холодной пеной, но они словно не замечали этого, готовые к схватке со стихией.

Сигналы бедствия с «Анны Лунд» услышали не только корабли ГДР. Два западногерманских сторожевых катера также приняли «SOS» радиста Лафита и передали его призыв о помощи всем кораблям и приграничным станциям. К месту происшествия поспешил датский рыболовецкий траулер, выжимая все возможное из своих маломощных двигателей, изменили курс английский многотонный корабль и голландский мотобот.