Последнее искушение Христа, стр. 36

— Что ж, давай, богохульствуй, дитя мое, — спокойно сказал почтенный раввин и снова взял его за руки. — Богохульствуй, если тебе полегчает от этого.

— Некий демон внутри меня восклицает: «Ты — не Сын Плотника, ты — сын царя Давида! Ты — не человек, но Сын человеческий, о котором пророчествовал Даниил. Более того, ты — Сын Божий! И более того, ты — Бог!»

Раввин слушал, опустив голову, и дрожь пробегала по его дряхлому телу. На пересохших губах юноши выступила пена. Язык его прилип к гортани, он не мог больше говорить. Да и что мог еще сказать Сын Марии? Он сказал уже все и чувствовал в сердце опустошенность. Юноша рванулся, высвободил свои руки из рук раввина, встал и взглянул на старца.

— Есть еще вопросы? — язвительно спросил он.

— Нет, — ответил старик.

Он почувствовал, как сила его уходит в землю и исчезает там. Многих демонов изгнал он за свою жизнь через уста людские. С края света приходили к нему одержимые, и он исцелял их. Демоны, владевшие теми людьми, были малыми и простыми — демоны купели, гнева, недомогания. Но сейчас… Как бороться с этим демоном?

Снаружи все еще бился в дверь ветер Иеговы, пытаясь проникнуть внутрь. Никаких других звуков не было слышно. Ни шакала на земле, ни ворона в воздухе. Все притаилось в страхе, ожидая, когда минует Гнев Господень.

Глава 11

Сын Марии, прислонился к стене и закрыл глаза, чувствуя во рту ядовитую горечь. Раввин снова зажал в коленях свою старческую голову и углубился в размышления об аде, демонах и сердце человеческом… Нет, не под землей, в преисподней, пребывают ад и демоны, но в груди у человека, даже самого добродетельного и праведного. Бог есть бездна, бездна есть и человек, и почтенный раввин не дерзнул распахнуть сердце свое, чтобы взглянуть, что там внутри.

Некоторое время они молчали. Стояла глубокая тишина. Черные собаки устали скулить, оплакивая умершего, и уснули. И вдруг со двора донеслось нежное, проникновенное шипение.

Первым его услышал полоумный Иеровоам, который тут же вскочил на ноги. Всякий раз, когда поднимался ветер Иеговы это нежное шипение раздавалось во дворе, и монах радостно вздрагивал.

Солнце клонилось к закату, но двор был еще залит светом. На его плитах у пересохшего колодца монах разглядел огромную, черную с желтыми узорами змею, которая вздымала вверх раздувшуюся шею, виляла языком и издавала шипение. Никогда не слышал Иеровоам, чтобы свирель издавала звуки столь обворожительные, как те, что исходили из этой змеиной глотки. Летом ему иногда снилось, как по соломенной подстилке, где он спал, скользила змеей женщина — ибо в таком образе представлялась она ему — скользила, касалась языком его уха и шипела…

И вот теперь, вечером, Иеровоам бросился из кельи и, затаив дыхание, приблизился к распалившейся шипящей змее, не отрываясь, смотрел на нее и сам тоже стал шипеть и распаляться. Затем из пересохшего колодца, от сикомор и из песка стали медленно выползать друг за другом змеи: одна — голубая, с гребнем, другая — зеленая, роговая, остальные — желтые, пестрые и совершенно черные…

Они ползли стремительно, словно воды текучие, сплетались с призывавшей их первой змеей, свивались в клубок и терлись там, облизывая друг друга. Клубок змей взгромоздился посреди двора, а Иеровоам смотрел на него, разинув рот, из которого текли слюни. «Вот какова любовь. Вот как мужчина совокупляется с женщиной. Вот почему Бог изгнал нас из Рая…» — думал он, и его горбатое, не знавшее ласк тело покачивалось из стороны в сторону, повторяя движения змей.

Почтенный раввин услышал призывное шипение, поднял голову и прислушался. «Змеи совокупляются в благоуханном воздухе Божьем. Он дует, желая испепелить мир, а змеи собираются и предаются ласкам», — подумал раввин. На какое-то мгновение старец впал в обворожительное забытье, но затем резко встрепенулся. «Все, что есть, — от Бога, — решил он, — и все обладает двойным смыслом — явным и тайным. Черни доступен только явный смысл. Она говорит: «Это змей», ибо здесь положен предел ее разуму. Но богоисполненный разум видит за образом змея и его тайный смысл. Ведь сегодня, сейчас, после исповеди Сына Марии змеи, которые шипели и шипят за дверью кельи, несомненно, несут в себе некий глубокий тайный смысл… В чем этот смысл?»

Раввин скорчился на полу, в голове у него трещало. В чем здесь смысл? Холодный пот катился по его морщинистому лицу. Он то искоса поглядывал на сидевшего рядом бледного юношу, то, прикрыв глаза и разинув рот, прислушивался к змеям во дворе. В чем здесь смысл?

Давным-давно его старец, великий заклинатель Иосафат, бывший настоятелем в те дни, когда раввин стал монахом этой же обители, обучил его языку птиц. Почтенный раввин понимал, что говорят ласточки, голуби, орлы. Иосафат намеревался обучить его и языку змей, но не успел: он умер и унес тайну с собой в могилу… Несомненно, что сегодня вечером змеи несут какую-то весть. Что это за весть?

Он снова скорчился, сжал трещавшую голову и долго раскачивался со стоном, чувствуя, как белые и черные молнии рассекают его разум. В чем здесь смысл? Что это за весть?

Вдруг раввин закричал, встал с пола, взял настоятельский посох и оперся о него.

— Иисусе, — сказал он тихо. — Иисусе, что у тебя в сердце?

Юноша не слышал. Безмолвная радость охватила его. Сегодня вечером, когда он за столько лет решился исповедаться и заговорить, то впервые сумел разглядеть одну за другой тех змей, которые шипели в потемках его сердца, сумел дать имя каждой из них, а едва назвав их по имени, ощутил, что змеи вышли из его нутра и шипели уже снаружи, и почувствовал облегчение.

— Иисусе, что у тебя в сердце? — снова спросил старец. — Ему легче? Он наклонился и взял юношу за руку.

— Иди сюда, — нежно позвал раввин, приставив палец к губам.

Держа юношу за руку, раввин открыл дверь, и они перешагнули через порог. Вытянувшиеся во всю длину и сцепившиеся друг с другом, упираясь о землю только хвостом, змеи поднялись и теперь плясами всем скопом в раскаленном вихре песка, следуя за дуновением Божьим, время от времени останавливаясь и замирая, выбившись из сил.

При виде змей Сын Марии отпрянул в испуге, но раввин сжал его руку и, вытянув посох, коснулся им змеиного клубка.

— Вот они, — тихо сказал раввин, глядя с улыбкой на юношу. — Они ушли.

— Ушли? — в недоумении повторил юноша. — Ушли? Откуда?

— Разве ты не почувствовал, что на сердце у тебя стало легче? Они ушли из сердца твоего. Широко раскрыв глаза, Сын Марии смотрел то на улыбавшегося раввина, то на танцующих змей, которые двигались теперь все вместе, направляясь к пересохшему колодцу. Он положил руку на грудь и почувствовал, что сердце его бьется сильно и радостно.

— Давай вернемся, — сказал старик, снова беря его за руку. Они вошли внутрь, и раввин закрыл дверь.

— Слава Тебе, Господи, — взволнованно произнес раввин, с необычайным волнением глядя на Сына Марии.

«Это чудо, — подумал он. — Вся жизнь этого юноши, стоящего передо мной, полна чудес…»

Раввину хотелось то простереть над ним руки и благословить его, то склониться и поцеловать ему ноги… Но он совладал с собой. Сколько раз Бог уже смеялся над ним! Сколько раз уже, слушая пророков, которые в последнее время спускались с горных склонов или приходили из пустыни, говорил он: «Это Мессия! Это он!» Но Бог смеялся над ним, и сердце раввина, готовое уж было расцвесть, так и оставалось древом, чуждым цветению. Поэтому он совладал с собой.

«Прежде я должен испытать его, — подумал раввин. — Это были змеи, пожиравшие его. Они ушли, и он очистился. Теперь он может подняться и заговорить перед людьми. Тогда и посмотрим».

Дверь открылась, и вошел архонтарь Иеровбам со скудным ужином для двух гостей — ячменным хлебом, маслинами и молоком.

— Сегодня я постелил тебе циновку в другой келье. У тебя будет сосед, — сказал он, обращаясь к юноше.