Ставок больше нет, стр. 46
– Ну, ты, чурка, блин! – раздался хриплый насмешливый голос. – Просыпайся, приехали!
Чуть приоткрыв еще не привыкшие к свету глаза, сквозь мутную пелену слез Ахмад увидел прямо перед собой размытый силуэт говорившего. Чеченцу даже показалось, что он успел разглядеть ехидную, глумливую ухмылочку на его лице. Не раздумывая долго, вне себя от ярости, он ударил ногой.
Отработанный, "поставленный" на тренировках удар по среднему уровню пришелся в пустоту – бил он скорее на голос. Ясно видеть своего противника не мог – все те же проклятые слезы мешали. И координация движений после долгого путешествия у Ахмада была не ахти. Да и противник его тоже был не "лох ушастый", а опытный, поднаторевший в битвах за собственное благосостояние и регулярно посещающий спортзал "браток", который легко сместился в сторону, уклоняясь от выброшенной вперед пятки чеченца!
Зато кто-то другой, стоящий позади и Ахмадом невидимый, точно и резко ударил его по голени опорной ноги, подсекая ее сзади. Лишенный опоры, чеченец тяжело рухнул навзничь, с маху приложившись затылком к бамперу привезшей его машины. От этого удара закружилась голова, а перед глазами замелькали радужные яркие круги, кольца, треугольники и прочие геометрические фигуры. Кто-то не сильно пнул лежащего на земле Ахмада в бок:
– Ну, ты, блин, чмо черножопое! Не уродуй, бля, машину!
– Ладно, хорош! – вмешался другой голос, в котором явно слышались повелительные интонации. – Потащили! Некогда с ним валандаться – быстрее кончать надо!
– Кончать – это запросто! – глумливо заржал где-то высоко над головой чеченца тот самый, которого он пытался ударить. – Кончать – это мы с удовольствием!
Все еще пребывающего в состоянии некоторой прострации Ахмада опять подхватили и поволокли. Он вяло попытался вырваться, но только куда там! Держали его крепко. И не один человек.
– Псы! – Ахмад хотел, чтобы голос его звучал угрожающе многозначительно, но вот только получилось плохо – тихо и тоскливо. Лучше бы было промолчать.
В лицо дохнуло прохладой. Тряхнув головой, Ахмад приоткрыл глаза. Солнца не было – его втащили в какой-то подвал.
Толком осмотреться он так и не успел – его грубо швырнули грудью на стол, стоящий на середине помещения, быстро расстегнули наручники и тут же сковали руки опять, только на этот раз впереди. По-прежнему удерживая чеченца грудью на столе, вытянули до предела руки вперед и зафиксировали их в таком положении, прикрепив толстой проволокой цепочку наручников к водопроводной трубе, идущей по низу противоположной стены.
Теперь чеченец при всем своем желании не смог бы разогнуться – кольца наручников больно врезались в запястья, ныли плечи, а перед глазами маячила грязная и потрескавшаяся от старости "полировка" стола.
– Света маловато, – сказал кто-то рядом с чеченцем. Вывернув шею под невероятным углом, он увидел одного из "братков", деловито заглядывающего в видоискатель обычной портативной видеокамеры. – Рожу будет не разобрать...
– Ща сделаем! – откликнулся кто-то еще из-за спины, после чего Ахмад услыхал торопливые шаги.
"Будут убивать и на камеру снимать!" – сообразил Ахмад.
Он не боялся смерти – воспитание... Обидно было только, что придется уходить одному – он не сможет прихватить с собой кого-нибудь из убийц, впившись зубами в горло врага, как раненый и загнанный волк.
– Шак-калы! – дал он волю собственной бессильной ярости. На этот раз получилось хорошо, как надо – сурово и грозно. Поэтому он счел возможным добавить: – Свиньи! Всех резать будем!
– Ну-ну, охолони! – Кто-то, стоящий сзади, легонько похлопал чеченца по туго обтянутой джинсами заднице. И тут же прокомментировал: – А ниче попец-то!
Фраза была встречена громким ржанием остальных присутствующих, которых Ахмад не мог видеть – только слышал.
От такого неслыханного для мужчины оскорбления на глазах юного чеченца опять появились слезы. Не помня себя от ярости, он рванулся. Безрезультатно. Проволока держала крепко, и освободиться он не сумел – только еще сильнее ободрал кожу на запястьях, и без того израненных.
Опять послышались шаги и откуда-то сбоку ударил яркий луч света.
– Теперь как?
– Зашибись! – ответил "видеооператор" и, подняв камеру к лицу, скомандовал: – Поехали!
Ахмад был готов ко всему – начиная от простого и безыскусного выстрела в затылок и заканчивая тем, что с него будут медленно снимать кожу. И судьбу свою, какой бы она ни была, готов был встретить достойно, так, как подобает истинному мужчине и воину, настоящему нохчо.
Но только то, что происходило дальше, не укладывалось ни в какие рамки!
Чеченец почувствовал ледяное прикосновение металла к собственной коже сзади, у поясницы. "Нож!" – верно сообразил он и приготовился к ощущению боли. Но только ее не было.
Зато послышался треск разрезаемой плотной материи, и Ахмад вдруг почувствовал, как взрезанные одним движением джинсы вместе с трусами сползают вниз по бедрам, оголяя зад...
– Ухты! – восхищенно пробасил кто-то из-за спины. – Волосатенький ты мой!
С ужасом и омерзением чеченец ощутил чужую шершавую ладонь на своих ягодицах! Он рванулся изо всех сил, забился на столе, как пойманная рыба в сети. Металл наручников безжалостно рвал запястья, трещала на груди модная рубаха, раздираемая в клочки корявой столешницей, но только Ахмад ничего этого не чувствовал. В эту минуту он жил только одним стремлением – вырваться! Умереть к врагам лицом, а не голой задницей!
Но ему не позволили освободиться – навалились, плотнее прижали к столу, полностью лишая возможности двигаться.
– Ну, не дергайся, черножопенький! – сопел в ухо пристраивающийся сзади насильник. – Тебе понравится, бля буду!
Не имеющий возможности шевельнуться, Ахмаддо предела, до боли напряг ягодичные мышцы и во весь голос закричал:
– Не-ет!..
Сейчас "гордый" и "свободолюбивый" чеченец был согласен на все – целовать ноги своих мучителей и даже их следы; вылизывать собственным языком грязный, заплеванный пол подвала; часами стоять перед ними на коленях, умоляя только об одном – чтобы ему позволили умереть мужчиной...
Но только это никак не входило в планы людей Паленого. Крик жертвы перешел в клокочущий то ли вой, то ли стон – нашею Ахмаду набросили скрученную в жгут тряпку. Эта импровизированная удавка перекрыла дыхательное горло и пережала "сонники".
Лишенный притока кислорода мозг отключался, отказываясь контролировать мышцы, заставляя все тело расслабиться, как во сне.
И, погружаясь в этот "сон", Ахмад отрешенно, как сторонний наблюдатель, чувствовал немалое "достоинство" пристраивающегося к нему сзади здоровенного мужика, смазывающего анус чеченца чем-то холодным и жирным... Все это происходило вроде как и не с ним, а с кем-то другим... Шумело в ушах, перед глазами проплывали фантастические разноцветные картины...
Когда это началось, Ахмаду сначала даже не было больно...
2
Посещение места происшествия оставило у Сумина неприятный осадок. Это ведь только кажется, что за тридцать без малого лет службы можно привыкнуть ко всему. На самом же деле это далеко не так. Невозможно привыкнуть к смерти и начать относиться к ней легко.
Вид мертвого тела заставляет любого человека, даже самого прожженного циника, поневоле задуматься о смысле жизни, о бренности всего сущего. А такие вот размышления ой как далеко завести могут! Поэтому и не позволяют люди в погонах себе расслабиться, проявить свои чувства. Скрывают обычный и вполне понятный человеческий страх перед неизведанным под покровом бравады – мы, мол, и не такое видали! – и деланого равнодушия.
Пройдясь по квартире, Сумин понял, что раскрытие этого убийства не будет простым, если оно вообще не останется вечным "висяком". Учитывая привычки и склонности, а также образ жизни, который вела убитая, и ее "профессиональную" принадлежность, знакомых у нее была масса. Добрая половина мужской части населения города-"миллионера". И найти среди них одного-единственного... Хлопотно это, господа.