Школа боя, стр. 40

Довольный собой авторитет почесал вспотевший живот. Нет, как все же ловко он все это продумал!.. Знали бы безголовый Мамед или самодовольный Эльчин, как делаются настоящие, большие дела!..

4

Невысокий, но широкоплечий молодой мужчина вошел в подъезд, огляделся... Исцарапанные, обшарпанные стены, с панелей, когда-то имевших небесно-голубой цвет, свисают отслоившиеся лоскуты масляной краски. Безграмотные надписи уведомляют всех проходящих, что такой-то – "лох конченый", а такой-то вообще вытворяет нечто непотребное и совершенно противоестественное. Это окраина большого города...

Здесь не увидишь неоновых букв рекламы и ярко освещенных, сулящих праздник витрин бутиков. Здесь не прогуливаются празднично наряженные прохожие, а какой-нибудь шикарный автомобиль заезжает сюда раз в год, да и то по ошибке. Здесь даже лампочки в уличных фонарях не горят. Единственный на округу телефон-автомат, пристроенный на стеночке возле входа в опорный пункт милиции, раскурочен с завидным тщанием. Участковый – он ведь тоже человек... Трудно одному за всем уследить... И ему иногда спать надо...

Здесь лучше не появляться на улице в темноте. Запросто можно лишиться дорогой шапки, дубленки или часов. Или просто получить "по репе"... Нравы здесь простые и безыскусные. Ты свой, местный?.. А кого знаешь?.. Ну, есть такой, есть... Слыхали... Подходи, накати "соточку"... За все хорошее... А чужой... Так чужие здесь не ходят! А если и ходят, то очень недолго...

Дома старые, ветхие, постепенно приходящие в негодность. В основном – коммуналки... Не те, киношные, послевоенные, веселые, где все желали друг другу добра... Общая кухня, постоянно скандалящие растрепанные женщины в рваных халатах, орущие благим матом дети, ругающиеся – просто матом – пьяные мужики...

Тоска и безысходность, лютая ненависть ко всему, что находится дальше собственной улицы, дальше собственного дома, "зона", туберкулез, ранняя старость и смерть – вот тот удел, что уготован местным жителям...

Впрочем, вошедшего в подъезд мужчину вся эта лирика мало волновала. Он пришел сюда не размышлять о бренности бытия... Его привело сюда вполне конкретное дело...

Не спеша, осторожно выбирая на выкрошенных ступенях место для ноги, молодой человек поднялся на третий этаж... Осмотрелся... Но номеров квартир в почти кромешной темноте было не разглядеть. Чертыхнувшись, пришелец стукнул в первую попавшуюся дверь, выбрав ту, за которой громыхала музыка. Шансон... "Не пожелаю и врагу пятнадцать строгого режима " А кто тебя туда посылал, урод?! Родина-мать?!

Наверное, стучащему повезло... И не только потому что его услышали, сделали музыку чуть тише и открыли дверь. А еще и потому, что на вопрос: "Леха Скобелин здесь живет?" – ответили утвердительно.

– А вы, наверное, мама его?.. – уточнил молодой человек у открывшей ему женщины. Неопределенного возраста, ярко и вульгарно накрашенная, пьяненькая Насколько знал мужчина, сегодня отмечали день рождения ее сожителя, Лешкиного отчима. Отмечали уже третий день...

– Че хотел?.. – качнувшись, спросила женщина.

– Мне бы мужа вашего... – парень изобразил что то похожее на доброжелательную улыбку. – На пару слов.

– Щас! – Еще раз оглядев незваного гостя с ног до головы, женщина шатко убрела туда, к музыке и звону бокалов... Дверь не закрыла, но и внутрь зайти не пригласила. Впрочем, парень и не стал бы заходить.

...Вообще-то старший никогда не осматривал своих воспитанников. Не имел такой привычки. У членов клуба была весьма непопулярна манера вмешиваться в чу жую личную жизнь. Дом, улица, школа или "фазанка" – это одно... Там они были другими... Обычными мальчишками, в меру хулиганистыми, в меру разгильдяистыми... Такими же, как все...

А вот клуб... Это уже совсем другое дело! Здесь в этих стенах, мальчишки превращались в бойцов в хищных и беспощадных ночных охотников, в защитников своего Отечества...

И сегодня старший вошел в раздевалку, где пацаны меняли свой уличный прикид на строгий форменный камуфляж, совершенно случайно. Что-то ему надо было срочно спросить у Дрына, одного из командиров групп... Наиболее приближенного и доверенного воспитанника. Вошел – и замер на пороге...

Прямо перед его глазами была худенькая костлявая мальчишеская спина, вдоль и поперек исполосованная багровыми рубцами. Следы то ли от ремня, то ли от еще чего-то такого, что не в меру ретивые родители любят использовать в "воспитательных" целях...

Старший осторожно коснулся плеча подростка:

– Кто тебя так?..

Воспитанник испуганно вздрогнул и оглянулся. Леха Скобелин, тринадцатилетний мальчишка из соседнего микрорайона...

– Да так... – он старался бодриться. – Ерунда...

– Я спрашиваю – кто тебя так? – Старший, чувствуя, как тяжелой волной нарастает внутри горячая черная злоба, позволил себе чуть повысить голос.

– Отчим... – мальчишка потупился. На глазах блеснули слезы.

– За что?

– Пьяный... День рождения у него... Что-то не понравилось... – пацан беспомощно развел руками.

– Дрын! – не оборачиваясь, позвал старший.

– Да, командир?.. – Помощник, за ходу застегивая куртку, подскочил откуда-то сбоку. Бросил короткий взгляд на спину Лехи, но ничем своего отношения к увиденному не выразил. Такое для него не было чем-то из ряда вон выходящим.

– Проведешь занятия и поверку без меня... – еле сдерживаясь, чтобы не заорать от переполнявшей его ярости, бросил тот, кого называли "командиром". – Я отлучусь... Ненадолго...

– Там двое новеньких... – осторожно напомнил Дрын.

– Завтра, все завтра... – Командир чувствовал, что если он задержится здесь хоть на секунду, то просто сорвется и разнесет все.

Застегнув меховую куртку под горло и низко, по брови, натянув черную вязаную шапочку, командир вышел в ночь.

Адрес Лехи он знал на память. Как и адреса всех своих питомцев. Одна из составляющих безопасности всего дела... А дорога до дома Скобелина не заняла много времени...

– ...Че хотел?.. – Из квартиры на площадку вышел мужик. Высокий, мордастый, пьяный... Но в меру пьяный. Не шатается и не падает, речь внятная. Надо понимать так, что весьма крепок телесно. Оно и к лучшему... – Ты хто?! – Вышедший, лениво почесывая волосатую и густо татуированную грудь под несвежей рубахой, пытался разглядеть лицо пришедшего к нему незнакомца. Впрочем, без особого успеха – вышел из освещенной комнаты на темную лестничную площадку.

– Слышь, ты за что Леху избил? – тихо спросил командир.

– Че?! – вскинулся мужик. – Ты хто такой, тля?! Ты че, пришел сюда права качать?!

– Я спрашиваю... – сейчас старший шипел, как рассерженная змея. – Ты за что Леху избил?

– Мой сын! – подбоченился мужик. – Че хочу – то и делаю! Как хочу – так и воспитываю! Чтобы человеком стал! Поал, ты?!

– Слушай сюда... Во-первых, ты ему не отец. А во-вторых... Если ты еще когда-нибудь, хоть разочек, хоть пальцем!.. – Старший уже еле сдерживался. – То я...

– Да че ты сделаешь?! – растопырил покрытые узорами татуировок пальцы отчим Скобелина. – Ты хто? Нихто, во! И вааще, пшел на фуй отсюдова!

Бум! Звонкий щелчок... Старший больше не мог сдерживаться – он ударил. Ударил головой, лбом в переносицу противника. Как бы ни был здоров "воспитатель", но от этого отработанного, хорошо "поставленного" удара он тут же "поплыл"... Тем более что затылком крепенько приложился к находящейся за его спиной стене. Глаза его разъехались в стороны, он зашатался... Но не упал.

Старший удержал его в вертикальном положении, нанося короткие сильные удары снизу вверх. Левой, правой, опять левой... Печень, селезенка, снова печень... Солнечное сплетение... Челюсть...

Старший работал бесстрастно и деловито, подобно машине. Согнутые в локтях руки резко ходили вперед-назад в очень хорошем темпе, и сейчас командир был чем-то похож на старый, еще довоенный, локомотив. Такой же мощный и неуязвимый, готовый смести все, возникающее на его пути...