Детство Лермонтова, стр. 59

— Ну бабушка!

Арсеньева рассердилась и стала выговаривать — нечего, дескать, подавать свой голос! Надо говорить почтительно и тихо, а не ворчать и не понукать бабушку, как кучер Никанорка понукает лошадей: «Ну!»

Миша тотчас же попросил прощения, поцеловал руку бабушки, и она смягчилась.

Все пошли домой мимо домовой церкви; тут бабушка остановилась и долго крестилась. Все взрослые тоже остановились и стали креститься, желая выказать свое уважение к памяти Марии Михайловны. Миша взглянул на отца, и ему показалось, что у него глаза стали влажными. Мальчик тоже почувствовал, что слезы набегают на глаза, но ему не хотелось, чтобы это заметили. Он вырвал свою руку из бабушкиной и побежал к дому. Там он стал бегать вокруг огромной клумбы перед домом, а отец начал гоняться за сыном, делая вид, что поймать его не может.

Бабушка, закутавшись, села на скамейку в ротонду, и все почтительно стали за ней. Но она продолжала мерзнуть и, зябко кутаясь, громко вздыхала, что в шестьдесят лет жизнь становится уже в тягость.

На другой день начались работы по устройству траншей. К вечеру все было готово. Бабушка взобралась на холм, опираясь на палку, дружно поддерживаемая со всех сторон. Она все осмотрела, приглядываясь, кого бы пожурить за неисправность, но все было сделано хорошо. Юрий Петрович одобрил новое сооружение и объяснил сыну, как надо развивать бои на холмах.

Домой опять пошли мимо домовой церкви, и Арсеньева предложила зятю ее осмотреть. Абрам Филиппович поспешил пройти вперед, чтобы распорядиться осветить церковь. Когда все подошли, в церкви зажжено было много огней, даже люстра сияла. Юрий Петрович очень одобрил новую постройку, Арсеньева же указала зятю на образ Марии Египетской. Юрию Петровичу показалось, что лицо святой похоже на лицо покойной жены, и глаза его затуманились. Миша нервно поцеловал его руку; отец поднял ребенка, и они стали смотреть вместе. Мальчик обнял отца за шею и прильнул к его голове своей головкой.

Отец шепнул сокрушенно:

— Она могла бы жить!

Мальчик спросил надрывным голосом:

— Разве она не хотела жить?

Арсеньева заметила, что они шепчутся, и стала ворчать, что в церкви надо себя вести благоговейно и нельзя разговаривать. Юрий Петрович вспылил и, сердито взглянув на тещу, быстро вынес сына из церкви. Арсеньева заспешила за ними, и опять все вышли в сад, но Юрий Петрович обиделся и вечером объявил, что завтра уезжает.

После его отъезда Миша опять погрузился в задумчивость. Арсеньева, стараясь его рассеять, стала с ним обсуждать, кого из мальчиков взять в потешное войско. Она взяла карандаш, надела очки и записала всех, кого выбрали, вызвала Абрама Филипповича, велела принести из кладовой разные материи. Призвали Пашеньку, сказочницу Ненилу из ткацкой, Лукерью и объяснили им, какую надо сшить мальчикам форму. Был дан приказ собрать ребят, снять с них мерку и всем сшить костюмы: как только потеплеет, начнется игра.

Пока же Миша постоянно оставался в одиночестве. Он стал редко играть с Марусей, и она сидела с Пашенькой, которая шила платья и себе и ей. Маруся ей помогала.

Миша полюбил ходить в сени и беседовать там с ливрейным лакеем Алексеем Максимовичем Кузьминым. Старик жаловался, что Прохоров стал мало бывать в барском доме, а, затопив печки и заправив свечи, торопился уйти на деревню, к молодой жене. Зато чаще стал заходить в сени к Алексею Максимовичу доезжачий Потапов, который после охоты приносил шкурки зайцев и белок в барский дом. Миша любил слушать его рассказы об охоте.

Когда мальчик был еще очень мал, Потапов набрал селезневых шеек, из которых и сшили Мишеньке теплую шубку; в ней он долго ходил, даже в Москву в ней ездил. Шубка была отличная. Не только Миша, но и бабушка не могла нарадоваться. Всем знакомым она хвалилась: «Вот моему Мише какую шубу сшили, и не угадаешь, из чего! Вот как его любят!»

С Потаповым Миша дружил. Как-то, увидав новорожденных щенят, мальчик стал расспрашивать, как собаки на свет родятся и как деревья растут. От объяснений насчет собак Потапов уклонился, но о деревьях рассказал, что они вырастают из семечек. Тогда Миша нашел желудь и посадил, заметил место, обложив его камешками, и стал ждать. Как он радовался появлению первого ростка! Потом от яблок, которые его заставляли есть каждый день, он набрал семян и посадил весной несколько штук в землю. К его большой радости, и эти семена взошли, только мальчик сердился, что побеги поднимались тоненькие, что плодов на них нет и надо было долго ждать, пока они вырастут. Ему обещали, что через несколько лет на них будут большие, румяные яблоки, а когда он станет взрослым, то не только он сам, но и дети и внуки его будут срывать плоды с этих деревьев.

От Потапова Миша узнал, что на первый день масленицы ожидается кулачный бой на пруду, и попросил у бабушки разрешения посмотреть. Она обещала его отпустить.

В воскресенье, к полудню, его укутали и повезли на пруд вместе с Христиной Осиповной, Пашенькой, Марусей, дядькой Андреем, няней Лукерьей, Дарьей Куртиной и управляющим Абрамом Филипповичем. Миша взял с собой подарки, чтобы раздавать победителям: шапки, кушаки, рукавицы.

Большой кулачный бой устроили на пруду, который разделял деревню на две половины. Ребята стали стеной с каждой стороны; одна половина стояла со стороны строящейся церкви, другая — от усадьбы. Шли ватагой, играли песни, как перед боем. Парни сняли свои шапки-гречневики и поддевки и остались одни в белых праздничных рубахах, а иные — в синих или холстинных, с вышитым пояском.

Как только началось, зрители поняли, что никому несдобровать. Так и норовили парни друг другу глаз подбить или челюсть свернуть. Истопник Прохоров стал против Ильи Сергеева да так ткнул его кулаком в скулу, что тот чуть не ослеп. Разъярился истопник, набросился не по правилам. Бойцов растащили. Хорошо, что розняли их вовремя, а то пропал бы Илья. Ему говорили:

— Зачем выходишь на лед? Каждый год тебя бьют. Ты ослаб, кисточки-то не тяжело в руках держать! А истопник могуч: какие охапки дров носит!

Миша испугался, что Илью Сергеева чуть не изувечили, и стал кричать; мальчика едва уняли. Марфуша перепугалась и стала умолять ничего не говорить барыне.

После боя Миша брал с подноса подарки и вручал их лучшим бойцам, потом раздавал пряники, конфеты и бросал монеты горстями на лед. Он долго не возвращался домой, а потом весь вечер рассказывал бабушке о своих впечатлениях.

Глава III

Военные игры. Прогулки в Долгую рощу с дворовыми. В Чембаре. Мосолов и Белинский

Каждое утро Миша ходил смотреть, как живут привезенные из Москвы олень и лось. Звери сдружились и, стоя за загородкой, тревожно прижимались друг к другу. Им построили особый сарай, и все дворовые ходили смотреть новое чудо на барском дворе. Ухаживать за животными поручили доезжачему Потапову; звери стали такие ручные, что он выпускал их из загородки и они свободно расхаживали по двору.

С пасхи погода установилась, и Миша просил начать игры с потешными. Собрали более десяти ребят: два сына Абрама Филипповича — Ваня и Петя, Ваня Вертюков, сынишка дворовых, сын доезжачего — Кузя Потапов, внук ливрейного лакея Кузьмина — Данюшка, сыновья птичницы — Андрюша и Петруша, Степа и Вася Шубенины, сыновья кормилицы Лукерьи и еще несколько мальчиков.

Теперь каждое утро Миша торопился завтракать и все поглядывал в окошко чайной комнаты: здесь ли ребята. Они собирались точно к назначенному часу во дворе, все одетые в военные, специально для них сшитые костюмы, очень гордые своим парадным нарядом. Ребята были вооружены: у каждого из них за спиной висело деревянное ружье, на поясе были привязаны сабля и большой пистолет. Шапки у всех были сшиты треугольные, с султанами.

У Васи Шубенина на груди висел рожок. Вася охотно и долго дудел, как только получал приказ. Ване Вертюкову дали барабан; он научился очень ровно выбивать дробь.