Детство Лермонтова, стр. 48

Они пошли в дядин кабинет, и Арсеньева, забыв о том, что у нее болят ноги, пошла, как молодая, а за ними поплыла сестра тетушки со свечой.

Тетушка сняла с полки несколько толстых книг на французском языке, отыскала в них портреты Наполеона и положила на диван.

— Это Наполеон под Эйлау… Это его коронование… Это Наполеон на Эльбе…

Пересмотрев картины в книге и наглядевшись, Миша, очень довольный, спросил тетушку, можно ли будет смотреть эту книгу завтра.

Тетушка разрешила и велела идти спать. Миша указал бабушке, сколько здесь разных книг, упрекнул ее за то, что она ему книг не покупает. Опять тетушки возмутились, что Арсеньева его слишком балует.

Когда он церемонно пожелал всем спокойной ночи, Екатерина Аркадьевна сказала Мише:

— Жаль, что дядя Дмитрий в отъезде, он пришел бы в восторг от твоих вопросов. Мой Аркадинька, к сожалению, не интересуется Наполеоном, тем более девицы…

Выслушав тираду тетки, маленький Лермантов ответил:

— У них свои мысли, а у вас — свои!

Тетка опять опешила и долго удивлялась этому ответу, а бабушка с восторгом рассказывала о своем Мишеньке.

Когда Миша встал утром, то обратил внимание на то, что в доме множество зеркал и трюмо: и над каминами и в простенках. Миша стал себя разглядывать в большом зеркале. Вот это он, в шелковой белой рубашке с пояском, в шароварах, в красных сафьяновых сапожках. Костюм хорош, только вот ноги кривые, неловкие…

Разглядев свое лицо, он нахмурился: прежде всего его огорчила метка на кудрях — к чему эта белесая прядь, как лента, над серединой лба? У всех детей волосы одноцветные, а у него разные. И лицо свое Миша долго рассматривал: нос короткий, вздернутый, как у девочки, а глаза очень велики. Если долго смотреться в зеркало, то невольно опустишь ресницы, так строго и пронзительно смотрят огромные глаза; от их взгляда никуда не уйдешь.

Так, перед зеркалом, его и застала тетушка, которая вместе с сестрой пришла к бабушке с букетом цветов.

Сестра тетушки сказала, улыбаясь:

— Ого, как строго рассматривает себя маленький Арсеньев!

Миша смутился, отошел от зеркала и сурово им ответил:

— Извините, я не Арсеньев, я Лермантов.

Сестра тетушки спохватилась и обратилась к Екатерине Аркадьевне:

— В самом деле, он же внук Елизаветы Алексеевны.

Она обняла мальчика, посадила его к себе на колени, приласкала и обратилась к сестре по-французски:

— Какого Лермантова? Генерала?

Мальчик понял и, дрожа от обиды, произнес:

— Мой отец — капитан в отставке. Он очень красивый. Таких красивых людей я еще не видал в Москве. Я смотрел в зеркало и думал: почему я на него не похож?

Губы ребенка судорожно сжимались, и он делал усилия, чтобы не разрыдаться.

Екатерина Аркадьевна, желая загладить неловкость сестриных слов, защебетала:

— Для чего мальчику красота? Самое главное — ум. Надо усердно учиться. Ты хорошо рассуждаешь. Брат Александр говорил, что ты будешь философом!

Услышав разговор, бабушка вышла из комнаты, и родственницы стали восхищаться срезанными цветами и разговаривать о фамильном сходстве. Но Мишу очень огорчило, что его назвали Арсеньевым, — он долго не мог забыть этот разговор.

После завтрака дети убежали играть, а Миша, желая получить обещанные книги, остался. Тетушка же, забыв о том, что она должна дать ему книги, и думая больше о своих делах, стала жаловаться, что Дмитрий собирается оставить военную службу под влиянием своих друзей — масонов.

— Беда от этих масонов! Все знают, что в их ложах ведутся разговоры не столько о божественных откровениях, сколько политические. Дмитрий — мечтатель. Он объявил мне, что намерен дать волю нашим крестьянам. Мы долго ссорились из-за этого. Тогда Дмитрий перестал при мне вести разговоры на эту тему, и я чувствую, что он что-то от меня скрывает… Его друзья — прекрасные молодые люди, однако они ведут вольнолюбивые разговоры, запираются в кабинете, чтобы никто их не подслушивал, и иной раз спорят напролет целые ночи!..

Арсеньева ахнула:

— Неужели их много, таких вольнодумцев?

— Очень! Хотя бы Михаил Александрович Фонвизин. Дядя его сочинил комедию «Недоросль» и прославился тем, что обличал своей сатирой грехи дворянства. Племянничек, видно, задумал идти по его стопам и живо интересуется вопросами политическими. Он очень дружен с Иваном Ивановичем Пущиным, другом Пушкина, — оба известные вольнодумцы!

Сестра тетушки вставила свое словечко:

— Сейчас слово «оппозиция» входит в моду. Государь Александр Павлович еще высоко поддерживает свой престиж в Европе, но часто раздаются голоса недовольства. Даже стихотворцы стали интересоваться политикой! Молодой поэт Пушкин написал стишок про нашего царя — ноэль — и эпиграмму.

Миша не удержался и захохотал, а взрослые вздрогнули. Арсеньева сказала недовольно:

— Ты зачем тут, Мишенька? Ступай-ка играть с детьми.

— Я жду книг.

— Некогда теперь! Придешь потом.

Ласкаясь, мальчик взял руку бабушки, поцеловал и косолапо побежал посвистывая.

Верещагина заговорила, закатывая глаза:

— Как я испугалась! Я думала, что это посторонний! Счастье, что Миша еще ничего не понимает, ведь он так мал… Однако, — добавила она, с удивлением поднимая брови, — когда он говорит или смеется, то кажется, что он во всем разбирается. Сколько ему лет?

— Пять.

— Только пять? Удивительно!

Екатерина Аркадьевна встала, огляделась, даже заглянула под диван, чтобы убедиться, что Миши там нет, и стала опять говорить о муже, о том, что он в Южной армии очень подружился с Павлом Ивановичем Пестелем.

Пестель — сын сибирского генерал-губернатора, человек выдающихся способностей. Но беда в том, что Пестель недоволен политикой правительства. Он дружен с Николаем Ивановичем Тургеневым, а тот однажды публично высказался, что находит нужным ввести в России республику. Дмитрий пишет, что Пестель интереснейший собеседник… Недаром он так похож лицом на Наполеона.

Разговор перешел на русскую действительность, и сестры согласились, что Пестелю недаром пророчат блестящую будущность — так он талантлив.

В это время подошел Миша и вопросительно поглядел на бабушку, и та ему объяснила, что есть один офицер Пестель, очень похожий лицом на Наполеона, но его портрета здесь нет.

В таких и подобных этому разговорах прошло несколько дней, наконец Арсеньева надумала уезжать.

Глава VI

У отца в Кропотове

Из Москвы возвращались домой веселые и довольные, везли с собой целый воз разных покупок: книги, краски, сласти, игрушки… Накупили про запас того, чего не достанешь в деревне: чаю, сахару, конфет, пряностей, привозных редкостей.

В дороге Миша заинтересовался вопросом: сколько же у бабушки родственников? Он терпеливо выслушал, как она их пересчитывала. После того он задал вопрос: только ли это бабушкины родственники, но и папины, и мамины, и его?

— Это родственники мои и маменьки твоей, а значит, и твои. А родных у твоего отца мало, и знать их я не желаю.

Воцарилось молчание, и длилось оно до тех пор, пока Арсеньева не услышала рыдания. Оскорбленный мальчик долго крепился и сдерживался, но не выдержал. Арсеньева, чувствуя, что она виновата перед ребенком за опрометчиво и жестоко сказанное слово, поняла, что ее злословие огорчило внучонка до глубины души, и всячески старалась загладить свою вину, но Миша не сдавался:

— Почему ты не любишь папу? У тебя был плохой отец, а ты ведь его любила!

— Что такое? — едва выговорила Арсеньева, потрясенная этим замечанием. — С чего ты взял, что у меня был плохой отец?

Но Миша напомнил, что сестра тетушки говорила, что он брал какой-то откуп и нечистыми руками зарабатывал деньги.

Бабушка разволновалась и басом заворчала что-то невнятное. Семейный мир был нарушен. Миша стал плаксивым, мрачным и молчаливым. Этого больше всего боялась бабушка. Она задумалась, чем бы задобрить внука.