Тайна нуля, стр. 20

— Как тебе сказать? Немного, пожалуй, не хватает. Одно только уяснил. Нельзя тебя до старта выдавать. В полете все быстро бы выяснилось.

— Конечно! Еще как выяснилось бы!

— Чему радуешься? Воображаешь, какие у Никиты глаза выкатились бы?

— Очень хочу представить такое. Спасибо за сохранение такой тайны. Но это только ее половина.

— А вторая половина — как оплошали ваши медицинские комиссии?

— Вовсе нет! Туда проникли наши врачи, члены Союза обездоленных. Они знали, что так надо.

— Что так надо?

— Надо, чтобы председатель Союза обездоленных Генри Гри вернулся из спасательного звездного рейса национальным или даже всепланетным героем.

— Героем или героиней?

— Пускай героиней! Однако в полет должен был отправляться обязательно мистер Генри Гри, который дважды уступал в предвыборной борьбе за сенаторское кресло в штате Алабама Джесси Грегори. Республиканцы уже считают это место своим! Тогда-то Генри Гри и начал свою подготовку. После четырех лет полета он вернулся бы на гребне небывалой популярности, которой только помог бы романтический маскарад Генриэтты. За это можно рисковать жизнью, командир, — я имею в виду не только трех звездолетчиков в космосе, но и три миллиона обездоленных на Земле. Как ты думаешь, командир, какая цифра, какая задача больше?

— Ну, парень!.. То есть Генри… тьфу!.. Генриэтта! Скажи сначала, зачем тебе вообще понадобился этот маскарад?

— Э-э, командир! На Капитолии редкость женщина-сенатор. Королевы правили, но не в Америке! И Союз обездоленных решил добиваться кресла для своего председателя Генри Гри. Ковбой и ученый! Каскадер и поэт! К тому же «свой парень»! О'кэй!

— О'кэй, о'кэй, парень что надо! Видел я твои киноподвиги! Прыгнуть на автомобиле с моста на идущий под ним поезд, промчаться в авто по крышам вагонов и локомотива, потом слететь на том же каре по ходу вперед на железнодорожные пути и скакать на шинах по шпалам впереди поезда — это, брат, трюк небывалый. За одно это тебя в звездный рейс можно взять. И все-таки ты вновь проиграл на выборах. Видно, там другие трюки требуются. Так чего ты снова в эту свалку лезешь?

— Чтобы победить! Национальный и всепланетный герой — уже не тот противник для республиканцев, как прежде. Популярность звездолетчика должна помочь Союзу обездоленных посадить своего сенатора в Капитолий. И мой долг добиться этого.

— Эге! Так вот какому долгу клятва давалась!

— Клятва давалась жизнью, которая принадлежит не Генри Гри и не Генриэтте Грин, а миллионам обездоленных американцев! Ради них были пройдены все математические тесты и физические испытания. Вот и суди теперь сам, кого я должна спасать: трех человек, терпящих бедствие в космосе, или три миллиона американцев?

— Да, задаешь ты мне задачу! Выходит дело, ты лететь с нами не хочешь?

— Еще как хочу, но есть особая тайна, Бережной. Узнать ее — эго понимать, чего стоит мне отказаться от полета с тобой и Никитой.

— А Никита при чем? Он незаменимый штурман. У него таких вопросов возникнуть не может.

— Нет, командир, я не о том…

Послышались всплески весел. Мальчишки возвращались, гребя теперь против течения.

— А они правильно сказали про влюбленных, Бережной.

— Про кого?

— Про меня, командир, — и Генриэтта задорно помахала мальчуганам сорванной веткой. — Разведчики, прокатите в лодке! — крикнула она.

Ребята смутились, посовещались немного и стали подгребать к берегу.

— Нет, ребятки, я пошутила! — снова крикнула американка. — У меня командир такой строгий!

— Какой командир? — заинтересовались мальчики.

— Бережной, звездолетчик! Знаете такого?

— Ух ты! — воскликнул один из ребят.

— А Никиту Вязова вы знаете? — крикнул другой.

— Еще бы! А ты?

— Он меня, Сашу Кузнецова, и вот его, Витю Стрелецкого, из воды вытащил. Передайте ему, мы его всегда помнить будем!

— Передам, непременно передам! — ответила Генриэтта.

Лодка стала удаляться.

— Славные ребята! — глядя вслед ей, сказала американка и добавила: — Да и Никиту, наверное, тоже любят.

— Что значит тоже? — насторожился Бережной.

— Что такое «тоже», спрашиваешь? Отвечу, командир, что ради своего долга, о котором ты теперь знаешь, я отказываюсь от своего счастья.

— От какого счастья?

— От звездного счастья! Когда в полете тайна раскрылась бы, я бы во всем призналась Никите.

— В том, что ты женщина?

— Это он сам понял бы. Нет, открылась бы в своих чувствах к нему!

Бережной свистнул.

— Ну знаешь! Я никогда не был фаталистом, но теперь вспоминаю поговорку, которой многие люди себя утешали.

— Какая поговорка?

— Что ни делается, все к лучшему! Хорошо, что не придется тебе признаваться Никите! Он на Земле оставляет чудную девушку.

— О, я не завидую ей! У нее пройдут годы, пока на его часах отсчитаются минуты. Она забудет его. Появятся муж, дети, внуки, правнуки, и только самые далекие ее потомки, может быть, дождутся нас с Никитой, по-прежнему молодых и счастливых.

— Чем счастливых?

— Взаимной любовью, командир, которая расцветет у тебя на глазах. Ты думаешь, что молодой мужчина за долгие годы полета не влюбится в летящую с ним рядом женщину? О, Бережной, если захочу, я могу быть обворожительной, но… всего этого, увы, не случится, ибо долг разведет каждого из нас в стороны.

— Не хотел бы я видеть все это!

— Тебе пришлось бы не только видеть, но и поженить нас. И знаешь, где? В невесомости, когда тяговый модуль начнет тормозить при подходе к спасаемому звездолету. Я всегда восхищалась тем. что парашютисты успевают справлять свадьбы в свободном полете. И завидовала им — прыгнут с самолета, повенчаются, бутылку шампанского с друзьями выпьют, а потом только парашют раскроют И я хотела, чтобы так получилось и у нас!.. В командире должна воплощаться вся земная законность. Не правда ли? И тебе пришлось бы соединить нас брачными узами без уз тяготения. Не так ли? — Американка смеялась.

— Нет, не так! Не знаю, буду ли я венчать вас с Никитой среди звезд, но дезертировать тебе в последнюю минуту не дам. Это я твердо знаю. Да и никто не даст.

БЕЗ УЗ ТЯГОТЕНИЯ

У костра сидели трое в серебристых костюмах звездолетчиков. Над огнем грелся котелок.

К самому берегу тихой речки подступали высокие сосны. В их вершинах гулял ветер, раскачивая ветви, а внизу все затаилось в тишине. Последние лучи солнца отразились в воде и погасли. Вдали за лесом разгоралась вечерняя заря.

— Дядя Жора. Вы ведь позволили так называть себя в лесу, — обратился к командиру звездолета штурман, показав рукой на чисто земной пейзаж, чудом перенесенный в отсек отдыха эффектом голографии.

— А как же! В такой красоте земной всякие чины и зва…

Внезапно все трое взлетели в воздух над берегом затихшей речки.

— Наконец-то! — радостно воскликнула звездолетчица.

— Ну что? Дождалась? — добродушно произнес командир, привычным движением выправляя свое тело, чтобы оно вертикально зависло над светящимися «угольями» электрического костра. Как сама вычислила, так и произошло.

Звездолетчица протянула в воздухе руку штурману, их пальцы встретились и соединились, как у парашютистов в групповом прыжке…

— Что? Невтерпеж? — улыбнулся командир. — Добре, добре. Приступаю сейчас к своим обязанностям представителя земной законности. Как вами задумано, так и будет.

— Да, да! Командир! Надо именно сейчас все проделать, пока наша жилая кабина догоняет тяговый модуль.

— Есть еще время, есть! Тяговый модуль только начал торможение. Пока еще выберется весь стокилометровый буксир, пока модуль отстанет от нас и натянет трос, десять свадеб можно сыграть в невесомости.

— Десять не надо, — усмехнулся штурман. — Только одну. Женить-то больше некого, разве что роботов?

— Пока некого, но ведь начнет когда-то человечество осваивать дальнее космическое пространство. Мужчины и женщины в полете годами рядом будут жить, тогда браки в космосе станут обыденностью. А вы, мои дорогие, пока первые, и года рядом не вытерпели. А потому, представляя нашу матушку-Землю, задам каждому из вас пустяковый вопрос. А вдруг получу отрицательный ответ?