Рассказы, стр. 21
1.е5-е6 Если бы он взял ладьей на f7, то я бы легко выиграл: 1. Л:f7? d1Ф 2. е6 КаЗ+ 3. Крb4 Фс1 4. СсЗ Ф: е3 5. е7 С:f4, или 4. Ла7 С:f4 5. Cf6+ C:g5 6. С:g5+ Кр:g5 7. е7 Фс4+ и снова белые проигрывают.
И мне не оставалось ничего лучшего, как поставить своего желанного ферзя.
1. … d2 — d1Ф Если бы я взял предложенную им пешку, он задержал бы мою: 1.. fe? 2. Лd7!
— и я не могу ставить ферзя 2… d1Ф? 3. Cf6+ и выигрыш.
Теперь уже марсианин не стал брать пешку, учтя, что после 2. ef? Ка3+ 3. Kpb6 Фb1+ 4. Кра6 Фf5 черные выигрывают. И он сыграл:
2. е6 — е7
Гроссмейстер Марсианин
Положение сложилось напряженное, но оно не казалось мне безнадежным. Белая пешка стремится в ферзи, однако у меня достаточно средств бороться с нею. Я бросил в бой коня:
2. … Кb1 — а3+ 3. Kpb5 — b6!
Гроссмейстер Марсианин
Удивительно тонкий ход! Марсианин рассчитал все. Сходи он: 3. Крс5? Фс2+ 4. Kpd5? Фс4+ 5. Кре4 Фе6+. 6. Kd5 Фе6 + 7. Кре5 Cg7+, и я бы выиграл. Или: 3. Крс6? Фа4+ 4. Крс7 Кb5+ 5. Kpb6 Kd6, а если 5. Kpd8, то Фа8+ с выигрышем. 3. Кра5? Кс4+ 4. Крb4 Kd6 6. Лd7 С:f4 и победа за мной.
3. … Ка3-с4 + Мне не помогло бы 3. … Фа4? 4.Кd5! Кс4+ 5. Крс7 Фа5+ 6. Kpb8 Ф:d5 7. е8Ф Фd6+ 8. Крс8. Проигрывало и 7. … Kd6 8. Лb4. Или после 4. … Фb5+ 5. Крс7 Фе8 6. Лb4! Кb5+ 7. Kpb6 Фb8+ 8. Кра6, увы, с выигрышем у белых.
4.Крb6-с5 Фd1-а4
Гроссмейстер Марсианин В этом положении марсианин решил отдать проходную пешку, казалось бы, единственную свою надежду. Он ходит:
5. Лb7 — b4!
Ладья встала в глубокую засаду против моего короля, который был отделен от нее целыми тремя фигурами. Одновременно взводится пружина задуманного марсианином механизма. Мне ничего не оставалось, как взять опасную пешку.
5. … Фа5-а7+ 6. Крс5:с4 Фа7:е7 Гроссмейстер Марсианин И вот здесь-то марсианин и спустил взведенную пружину, обрушив на меня целый фейерверк жертв.
7. Kf4-g6+ f7:g6 8. Cd4 — f6 4+ Фе7:f6
Гроссмейстер Марсианин
Марсианин своеобразно демонстрирует торжество мысли. На моей стороне сила, но, увы, смотрите, как она оборачивается против меня же!
9. Kpc4-d5+ Я мог бы попробовать 9. … Cf4?, отдавая ферзя и слона за ладью, но получал безнадежный пешечный эндшпиль. 10. Л:f4+ Ф:f4 11. ef Kpg4 12. Кре5 h4. 13. Кре4. Это был бы «серый проигрыш», недостойный моего противника. Честно сказать, видя все последующее, я не считал себя вправе помешать ему довести замысел до конца:
9. … Kph4-g5 10. h2-h4+ Kpg5-f5
Гроссмейстер Марсианин
И теперь следуют уже неизбежные удары, утверждающие торжество дальнего расчета:
11.g2-g4+ h5:g4 12. Лb4 — f4+
Конечно, не 12. е4 + Kpf4 13. е5+ Kpf6 14. ef Kp:f6 15. Л:g4 Крf5 с выигрышем ферзя, но не партии.
12. … Ch6:f4 13. e3-e4X.
Гроссмейстер Марсианин
Да! В этой партии я получил мат, которым горжусь.
Финальное положение говорит само за себя. Эта позиция прекрасно иллюстрирует победу мысли над грубой силой. Фигуры черных, подчиняясь строгой шахматной логике, но, будто загипнотизированные, заняли свои места вокруг черного короля, стиснув его со всех сторон, отняв у него все нужные ему поля. Двух белых пешек оказалось достаточно, чтобы поразить целую вражескую рать. Эту проигранную партию я включу в сборник своих лучших произведений.
— Может быть, я не слишком много понимаю в шахматах, сказала девушка, — но мне хочется думать, что ОН все-таки был действительно марсианином.
— Не знаю, не знаю, — сказал полковник. — Удивительно.
— Вам надо будет опубликовать все как оно было, — посоветовал мне один из слушавших.
— Я сделал одну попытку: послал позицию из этой партии на Всемирную шахматную олимпиаду. И там ее автору, то есть, по существу говоря, марсианину, была присуждена золотая олимпийская медаль. Я храню ее до нашей будущей встречи с марсианином.
НЕБЫВАЛЫЕ БЫЛИ
У нас было принято рассказывать о необыкновенном. Наши вечера мы шутливо называли «кают-компанией», хотя ни моря, ни корабля не было, зато были завидные слушатели.
Я всегда радуюсь, когда фантастические случаи происходят в жизни. И потому с особым волнением, охватившем меня в тот памятный вечер, рассказывал.
Все это действительно произошло не так уж давно в Москве, в Сокольниках. И я не боюсь сослаться на несколько тысяч свидетелей, сидевших в Зеленом театре или гулявших по соседним аллеям. Слышали-то они все! И каждый из них может поправить меня, если я дал волю фантазии. На этот раз я отказываюсь от нее. Жизнь порой бывает фантастичнее вымысла. И уж во всяком случае — прекраснее!
Днем над городом прошла гроза с неистовым ливнем. Я ехал в машине по набережной и трудившиеся на высшей скорости «дворники» не могли сбить с лобового стекла сплошную водяную пленку. Я чувствовал себя, как в акваланге. Видимость улучшалась, лишь когда мы попадали под мост, откуда снова ныряли в воду, словно в подводном снаряде.
В этой бешеной гонке, когда над головой с каменных небесных склонов будто скатывались грохочущие скалы и разбивались в невидимых, пропастях, сотрясая Землю, был отзвук двугорбого максимума солнечной активности.
В том году, когда раз в тысячелетие совпали столетний и одиннадцатилетний солнечные максимумы, все надеялись, что ураганы, песчаные бури и всяческие капризы природы будущим летом наконец прекратятся. Но максимум на кривой солнечной активности был двугорбый, как верблюд! И второй горб приходился на нынешний год. Он сказался в наших широтах диковинными для июня холодами и неожиданными отзвуками прошедшей весны.
У нас в Абрамцеве до первых чисел июля в окно тянулись пахучие ветки сирени. Не поднималась рука их наломать. Я и так чувствовал себя, словно уткнулся лицом в исполинский букет. От его нежного запаха радостно кружилась голова.
Особый аромат у цветов запоздалых! Особый строй и у запоздалых песен, когда весенние напевы зазвучат вдруг летом!..
Припоминается мне громовая весна 1945 года, последняя весна войны. Как мы все ждали ее!
Вместе с передовыми танками мы ворвались на центральную площадь Вены. Автоматчики в развевающихся за спиной зеленых плащпалатках, нагибаясь, перебегали от здания к зданию. Дробно трещали очереди автоматов. Пахло гарью. К мостовой стелился дым.
Гитлеровцы, перепуганные и бесноватые, огрызались.
За моей спиной пылал знаменитый театр Венской Оперы.
Горько было видеть покрытую клубами черного дыма каменную громаду, напоминавшую наш Большой театр.
Весна всегда связывалась у меня с музыкой.
Когда столица Австрии была полностью очищена от нацистов, мне удалось побывать на знаменитом Венском кладбище, где я отыскал могилы Моцарта, Бетховена и Иоганна Штрауса.
Собственно, могилы Моцарта я найти не мог, потому что великий музыкант был похоронен в могиле для бедных, которую никто не знал. Много времени спустя поклонники гения установили на Венском кладбище плиту и выбили на ней его имя.
Неподалеку я увидел другую. Она прикрыла собой подлинную могилу еще одного величайшего музыканта с трагической судьбой. Это была простая, гладкая плита с лаконичной надписью «Людвиг ван Бетховен». Но как много она говорила!
И не очень далеко от этих памятных плит высился изящный мраморный павильон. Там, окруженный колоннами, стоял мраморный скрипач — баловень успеха, любимец Вены, Иоганн Штраус.
Три столь непохожих одна на другую жизни прославленных музыкантов своеобразно отразились здесь в камне, в мраморе.
Я смотрел на мраморного Иоганна Штрауса и мне казалось, что он играет на мраморной скрипке свой вальс «Сказки Венского леса»…
Мне не забыть впечатления от впервые услышанной в 1939 году в Нью-Йорке блестящей разработки этого вальса. Я попал на премьеру кинокартины, которую мы впоследствии узнали как «БОЛЬШОЙ ВАЛЬС». Подобно многим значительным художественным произведениям, она получила всеобщее признание много позднее, а тогда… увы, принесла разорение постановщику.