Купол надежды, стр. 80

«Опять зоопарк! — нахмурился Анисимов. — Снова гуманоиды?»

— Совершенно так, — подтвердил профессор О'Скара. — В заповедниках и зоопарках применяют эти гуманные снотворные пули. Пока я спал, меня перевезли сюда из Калифорнии. Одному господу известно, на какое расстояние.

— А меня из Хьюстона! Я не думаю, чтобы это оказалось поблизости. А вас, мистер Анисимов?

— По-видимому, меня «застрелили» снотворной пулей в Нью-Йорке.

— Тогда все ясно! — воскликнул Стилл. — Наша «вилла-гроб» может находиться в любом месте под синим небом, поскольку хоть его можно рассмотреть сквозь решетки.

— Кто это играет так превосходно на рояле? Еще один из похищенных? — спросил Анисимов.

— О нет, сэр! Это наш страж, тюремщик — гангстер Джо, — пояснил профессор О'Скара.

— Гангстер-пианист? — удивился Анисимов.

— О, это целая история, сэр! Садитесь, прошу вас, поскольку за этими решетками мы располагаем относительной свободой, — пригласил Стилл.

— Мистер Стилл разбирается не только в духовной, подобно мне, но и в светской музыке. Это сблизило их с Джо, если слово «сблизило» здесь уместно, — солидно начал профессор О'Скара.

— Я узнал о нем все и ничего о нашей судьбе, — продолжил Стилл, торопясь и проглатывая в скороговорке некоторые слова. — Что нам грозит? Требование выкупа? Выведывание у нас секретов производства? Переправка иностранной разведкой за рубеж или просто рэкет, взымание дани, чтобы похищения не повторялись? Об этом Джо ничего не сказал, а может быть, и не знает. Джо — это кличка Кристофа Вельмута. Я слышал о нем, поскольку интересовался музыкальными конкурсами. Он подавал надежды, жаждал славы, успеха, денег… Но наркотики сыграли с ним злую шутку: не вдохновили, а погасили в нем артиста. Не прошел даже на второй тур конкурса. И опустился на дно. Пьянство, наркотики, сомнительные собутыльники. Наконец, гангстерская шайка и прозвище Джо, зачеркнувшее все, кем он был. Теперь он стережет нас. Можете взглянуть на него. Он играет в холле. И весьма недурно, если не слишком пьян.

— Он исполняет мои любимые вещи.

— Он будет рад узнать это, хотя перед ним на рояле лежит автомат. Пули в нем, предупреждаю, не снотворные.

Анисимов в сопровождении новых знакомых перешел в холл и увидел за роялем человека лет двадцати восьми, с испитым лицом и длинными свалявшимися волосами, свисавшими до плеч. Он играл, полузакрыв глаза, и чуть раскачивал хилое тело.

Трое ученых уселись в мягкие удобные кресла и, слушая его, смотрели на синее небо сквозь зарешеченные окна.

Анисимов думал о горькой судьбе этого, несомненно, талантливого человека.

— Эй ты, Джо, скотина! Хватит твоего проклятого шума. Не услыхать, как улизнут эти проклятые научники. Ишь, как разомлел, будто в объятиях постаравшейся продажной девки! — послышался грубый, хриплый голос.

В дверях с автоматом в руках стоял гориллоподобный сутулый субъект, у которого волосы росли прямо от бровей.

— Эй вы, ублюдки! Идите жрать то, что вам приготовил сегодня добрый Гарри. Пальчики оближете. — И, повернувшись, вышел.

Пианист не обратил ни малейшего внимания на этот окрик и виртуозно заканчивал двадцать четвертую прелюдию Шопена.

Профессор О'Скара поднялся со словами:

— Это Гарри, второй и главный наш тюремщик. У него страсть стряпать немыслимые кушанья. Они поистине ужасны. Но не дай вам господь их не похвалить. Говорят, он пристрелил приятеля, когда тот поморщился, жуя пережаренную индюшку. Друзья стали уверять, что у несчастного просто болел зуб. Гарри открыл ножом рот убитого, убедился, что половина зубов у того сгнила, и проворчал: «С такой поганой пастью нечего было браться за мою превосходную индюшку» — и пихнул труп ногой. Это нам в назидание красочно рассказал голубоглазый Джо. Вы только посмотрите на его глаза!

Музыкант блистательно закончил прелюдию и, выждав, когда Стилл и присоединившийся к нему О'Скара похлопали в ладоши, встал, взял с рояля автомат и указал стволом на дверь.

Вошли в отделанную дубом столовую, где на стенах висели темные доски с вырезанными на них изображениями убитой дичи.

Столы были накрыты на пятерых: дорогая сервировка, накрахмаленные салфетки!

— Жрите, — скомандовал Гарри, когда все уселись — американцы с одной стороны, Анисимов напротив, а гангстеры с автоматами положенными на белоснежную скатерть с боков друг против друга.

— У меня пятеро детей, мистер Анисимов. И еще двоих я взял на воспитание. Я уповаю на волю божью, но предпочитаю хвалить местную кухню, — прошептал профессор О'Скара.

— Хотел бы я видеть того паршивца, который не похвалит? — мрачно изрек Гарри, видимо, обладавший тонким слухом.

— Должен вас предупредить, сэр, — твердо сказал Анисимов, — что я согласно своему убеждению не ем мяса. Никогда.

— Что? — взревел Гарри, хватаясь за автомат.

— Я готов похвалить вашу стряпню, — раздельно продолжал Анисимов, — но лишь в том случае, если блюда не будут содержать мясного.

Гарри-горилла вскочил и выпустил автоматную очередь над головой Анисимова. За ним жалобно зазвенел разбитый плафон.

Николай Алексеевич не шевельнулся.

— Насколько я понимаю, меня, как и этих джентльменов, доставили сюда не для того, чтобы упражняться в стрельбе по живым мишеням в комнате, где пули портят богатую отделку.

— Дьявол вам в проклятую вашу глотку! Это хорошо, что вы напомнили мне про обшивку, не то я размозжил бы вам вашу проклятую голову.

С этими словами Гарри с автоматом наперевес вышел из комнаты.

— Он пошел в магазин купить чего-нибудь овощного, — примирительно заметил Джо. — Вы должны извинить его, мистер. Он плохо воспитан. Не знал отца, как не знала его и мать, панельная шлюха. Он родился не по ее воле и воспитывался не ею. Я говорю это вам, сэр, потому что видел, как вы слушали мою музыку. Гарри не то что я. Он с детства среди них, — и он указал глазами на автомат. — Его воспитала старуха Фоб, пока не умерла с перепоя. И он всегда выполнял то, что ему поручали. Даже самые страшные задания вроде взрыва банка, за что он, и получил свою кличку Гарри в память покойного президента, устроившего хорошую встряску японским макакам. Если вы будете вести здесь себя хорошо, то ничего с вами не случится. А вечером, если хотите, я вам еще сыграю.

— Мне понравилась ваша музыка, Джо. Я готов забыть, где нахожусь.

— Где находитесь? — переспросил Джо и усмехнулся. — На «вилле-гроб».

Глава восьмая. УКРАСТЬ АТОМНУЮ БОМБУ

Генри Смит любил ездить по американским дорогам. Идеальное бетонное покрытие, чуть шершавое, чтобы избежать скольжения шин, позволяло делать ход машины покойным, располагающим к воспоминаниям и размышлениям.

По пути в Вашингтон Генри Смит решил завернуть в Балтимор, навестить там мать, которую обожал, трогательно заботясь о ней, никогда не забывая послать ей из своих далеких репортерских скитаний сувенир с теплой сыновней запиской.

Представляя, как она встретит его, Генри Смит думал о себе, о детстве и все еще не устроенной пока личной жизни.

Мать научила его еще мальчишкой гордиться отцом, национальным героем Америки, сложившим голову во Вьетнаме за великие идеалы свободы и демократии. Позднее Генри узнал, что национальный герой погиб около вонючей вьетнамской деревушки, сожженной по его приказу вместе со всем населением, несомненно партизанским и враждебным. Вероятно, были там азиаты разного пола и возраста, пусть даже старики и дети, но при тотальной войне, навязанной американцам азиатами, считаться с такими вещами не приходилось. Потому Генри не осуждал отца, а готов был взять с него пример. Он унаследовал от него силу воли, ловкость и не слишком большую разборчивость в выборе средств и действий. С раннего возраста он понял, что в мире каждый человек заброшен в джунгли, где предоставлен самому себе. И свобода, полная и неограниченная, дарованная ему свыше, касается именно свободы действий, поэтому Генри не собирался остановиться перед сожжением какой-то там деревушки или чего-нибудь покрупнее, если за этим станет дело.