Купол надежды, стр. 61

Когда гости командора вышли на палубу, в лицо им ударил южный полярный ветер, неся холод полюса. Тучи скрыли луну, и непроглядная ночь слилась с летящими снежными струями. Но неистовая пурга крутила ветротрубы, давая людям энергию.

КНИГА ТРЕТЬЯ. ТРЕВОГИ ЛЕДЯНОГО ГРОТА

Часть первая. КИПЕНИЕ

ПЕРЕД ГЛАВАМИ

Прошло несколько лет с тех пор, как строительная армада Организации Объединенных Наций по инициативе и с помощью Советского Союза, под руководством академика Анисимова направилась в Южный Ледовитый океан.

Там, под ледяным куполом Антарктиды, где природа ничего, не сулила человеку, на международной «ничейной» территории возник Город-лаборатория для проведения небывалого в истории человечества эксперимента, моделирующего жизнь грядущих поколений.

Как будут жить наши потомки? Как справятся с теми «проклятыми вопросами», которые ныне стоят перед нами: недостаток продовольствия, зависимость от природных бедствий, голодание почти половины человечества, нехватка территории для возрастающего населения Земли, угроза энергетического кризиса и истощение земных недр?

Академик Анисимов и его ученые соратники вместе с тысячами жителей Города-лаборатории брались доказать, что человек в состоянии жить не иждивенцем природы, а потребителем лишь собственного труда, которым может произвести все необходимое даже там, где природа не обещает ничего.

На их примере можно было угадать ту ступеньку в развитии человека, когда он перейдет от слепого пользования истощающимися ресурсами родной планеты к бережному отношению к среде обитания, обеспечивая себя энергией, питанием, одеждой и всем прочим, нужным для жизни, без насилия над природой, с одной стороны, и без рабской зависимости от ее капризов — с другой.

Тысячи энтузиастов или просто переселенцев из разных стран, кто увлеченный идеей, кто доведенный в родной стране до отчаяния из-за невозможности найти себе применение, кто совсем из других скрытых побуждений, отправились создавать под ледяным Куполом надежды город, который первые вдохновители стройки, посланцы Страны Советов, называли подледным градом Китежем.

И за эти несколько лет творческими усилиями участников беспримерной стройки он был построен, возник этот сказочный Город Надежды, как стали называть его все, вырос под ледяным сводом на былой земле когда-то цветущего и лишь в последующие геоэпохи погребенного под ледяным щитом шестого материка Земли.

На былой его почве в исполинском ледяном гроте принялись привезенные на кораблях деревья, травы, цветы. Поднялись, распустились, зацвели под «ледяным небом», овеваемые искусственно теплым ветерком. Подледной зеленью украсили они улицы между словно вырубленными изо льда своеобразными кристаллами домов, в проектировании которых вслед за первой зодчей Антарктиды Тамарой Неидзе за честь сочли принять участие ищущие архитекторы многих стран мира.

Город жил по своеобразному Уставу, в основе которого лежала прежде всего забота о здоровье людей. Многим приходилось отказываться от дурных привычек, но быт их был обычным.

Они трудились, общались друг с другом, влюблялись, создавали семьи, отдавали детей в Школы жизни и труда. И никто из них не знал страха за завтрашний день и мало кто тяготился необходимостью трудиться. Ведь за свою работу он получал в городе все, что мог потребить. Кроме того, у него рос банковский счет в родной его стране, куда большинство жителей Города отнюдь не стремилось, оценив здесь условия существования.

И все новые волны переселенцев стремились в Город Надежды, который стал уже не только удовлетворять собственные нужды в искусственной пище, но смог помогать голодающим странам своей продукцией, получая взамен все то, что еще не начали производить в Городе Надежды.

Настало время оценить первые результаты эксперимента. Казалось бы, здесь не могло быть двух мнений, но…

Глава первая. «ИВАН ЕФРЕМОВ»

Страшен шторм в Атлантике. Водяные горы встают одна за другой. А на их хребтах развеваются седые гривы, как белые бурки при лихой атаке. И будто вскипают от яростного ветра, загибаются вперед гребни. Злобные языки взмывают с них смерчами, рассыпаясь снежными клочьями, как пена изо рта взбесившихся коней, которых нет сил остановить.

Мраморные скаты валов испещрены прожилками и кажутся готовыми рухнуть стенами.

А ветру всего этого мало! Он несет над волнами струи воды, словно выпущенные из миллиона невидимых брандспойтов. В былые времена такие «водяные заряды» рвали паруса не хуже картечи, опрокидывали каравеллы, ревели над грозно вздымающимися океанскими валами.

Редкий корабль выносит в Атлантике одиннадцатибалльный шторм. Даже такие гиганты, как «Куин Мэри» или «Куин Элизабет», зарывались носом в горные склоны выраставших перед ними свинцово-мраморных хребтов.

Журналист Генри Смит сам себе не верил: палуба под его ногами совершенно не качалась, будто не бесновался вокруг океан и будто штормовой ветер только что там, наверху, на боковом крыле капитанского мостика, не валил его с ног, не захлестывал, не душил… Вот так же, не ощущая шторма, надо умудриться Генри Смиту пройти через бушующий страстями мировой океан, чтобы преуспеть и стать достойным отца, национального героя, сложившего голову в джунглях Вьетнама. Враги обвинили его в истреблении жителей какой-то вонючей деревеньки, но сам президент вступился за него, и Генри Смит, служа национальным интересам, может гордиться им и преуспеть. Пришлось стать и журналистом и даже актером, выполняя для окружающих роль простоватого, чуть нагловатого американца, который, конечно же, рубаха-парень! Потому Генри Смит и сопровождал сейчас как представитель прессы Особую комиссию ООН, уполномоченную решить судьбу Города-лаборатории в Антарктиде, чья деятельность, по мнению ряда стран, «стала угрожать экономическому и политическому равновесию в мире». Из пяти членов комиссии двоих, включая председателя, Генри Смит знал еще по Риму. Теперь предстояло найти их на «Иване Ефремове».

Это был самый удивительный корабль, когда-либо виденный Генри Смитом, корабль, которому любая буря нипочем.

А Генри Смит помнил, как его окатило в одиннадцатибалльный шторм волной на одиннадцатом этаже «Куин Элизабет». Добравшись тогда до салона, где наиболее крепкие пассажиры спасались наиболее крепкими напитками, Генри, хохоча, уверял всех, что баллы, оценивающие силу шторма, нужно определять по номеру этажа, на котором океан тебя достанет.

А тут… на этом диковинном корабле палубы казались жутко неподвижными, как скалы острова или набережные возникшего среди океана порта. Генри Смит уже во всем разобрался и приготовил для редакции описание советского корабля, который свидетельствует о новом направлении в судостроении, что следовало бы учесть при оценке советского распространения на все моря и океаны, где плавает их самый многочисленный в мире флот! А тут еще и такая новинка!

Корабль не качало потому, что корпус его не соприкасался с водой, он находился над волнами, легко прокатывавшимися под его днищем. Плоское, оно совсем не походило на обычное, с килем. Но эта «платформа», несущая на себе корабельные надстройки, не двигалась на воздушной подушке, как всем известные паромы, пересекающие Ла-Манш. Для океанских рейсов это было бы расточительно. Нет! На глубине двух-трех десятков метров, где не ощущается никакое волнение даже в шторм, двигались два дельфинообразных поплавка, если хотите, субмарины. В них размещались и двигательные и атомные установки в безопасном отдалении от палубных надстроек и пассажирских палуб. Под водой поплавки-субмарины соединялись между собой огромной горизонтальной плоскостью, напоминавшей крыло, а с кормы и носа каждой из субмарин поднимались четыре телескопические, мачты, способные менять свою высоту. Над поверхностью воды на этих мачтах, как на сваях, укреплена была та часть корабля, которую обычно и воспринимают как корабль, с палубами, трапами, мостиками, каютами, ресторанами и холлами.