Дар Каиссы, стр. 23

— Спасибо? Мне? Это тебе спасибо! Или пат, или мат! — воскликнула Вика и, схватив Костину, как прежде лохматую, голову, стала целовать его загоревшиеся белым блеском глаза, смеющиеся губы.

— Бесстыдники! — проворчала старая дворничиха, вышедшая поутру подметать двор. — Места им мало в комнатах… Бездомные, вроде кошки, что тут шастает. Кш-ш ты! — и она взмахнула метлой.

Смущенные, но обрадованные, Костя с Викой, забрав свою Мурку и держась за руки, отравились домой пешком.

Дворничиха удивленно смотрела им вслед.

Так уж случилось, что Костя Куликов был в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца в первый раз. Как зачарованный ступал он по ослепительному затейливому паркету под хрустальным великолепием исполинских люстр, читал на мраморе стен перечень гвардейских воинских частей, награжденных за доблесть крестом Георгия Победоносца, и думал о Бородинском бое, о Кутузове и Наполеоне, бежавшем через русские снега.

В соседней Грановитой палате под узорчатыми ее сводами Костя живо представил себе царей в тяжелом золотом одеянии, заморских послов в камзолах, чулках и париках, бояр в толстых шубах… А под потолком в оконце-любопытные женские лица.

Возвращаясь в зал, где ему предстояло выступить, Костя мельком взглянул на огромную картину во всю стену над знаменитой мраморной лестницей. Куликовская битва, разъяренные, свирепые лица всадников, крупы лошадей, взметнувшиеся мечи и копья… Костя подумал, что неплохо бы ему донести такой боевой дух до трибуны.

Зал Большого Кремлевского дворца, где проходил съезд изобретателей, оказался непомерно длинным. Из последних рядов трудно было рассмотреть сидящих в президиуме. Но все возмещалось прекрасной вмонтированной в стены радиоаппаратурой.

На пюпитрах находились наушники, через них каждый мог слушать и прямую речь, и в переводе на требуемый язык.

Идя к трибуне, Костя чувствовал, как колотится у него сердце. Став лицом к залу, он увидел море лиц. Что скажет он им?

К чему призовет? Письменный текст был приготовлен, но насколько бледнее речь зачитанная, а не произнесенная! И Костя вдруг решил говорить не по бумаге.

— Изобретатель — это звучит гордо! — начал он. — Так хотелось бы каждому из нас. Но, увы, «изобретатель» порой звучит как бранное слово, как кличка назойливого, настырного и беспокойного человека, от которого нет житья. (Одобрительный гул в зале.) К изобретателям, пожалуй, порой относятся как к опасному элементу, вроде как к взрывоопасной гремучей ртути (Смех.) А ведь ато же верно! (Недоуменный ропот в зале). Конечно же так! Изобретатель подобен детонатору взрыва научно-технической революции! (Вздох облегчения и зале). Без детонатора не вызвать взрыва. Это каждому саперу известно. Без изобретений нс двинуть вперед прогресс. Это должно быть известно каждому, кто стоит у технического руля. Но что такое изобретение? Озарение это или кропотливая разработка до семи потов? А что такое любой творческий талант? Это способности плюс усердие! Изобретение — это озарение и трудолюбие. Не просто находка, а искание! И не может все получаться.с первого раза. Я знаю выдающихся ученых, считающих, что плохо, когда опыт удался сразусказался элемент случайности, не определишь, что способствовало удаче. Если же успех приходит в результате ряда неудач, Путем устранения их причин, тогда он устойчив и неслучаен! Потому отрицательный результат опыта не менее полезен, чем положительный. Путь к победе лежит через промахи и испытания. И этим определяется право на риск, право на ошибки, даже па провал.

(«Верно!» — слышится возглас в зало.) У нас же иногда некоторые перестраховщики спешат «закрыть» изобретение, прекратить его разработку при первой же неудаче. Так случилось и со мной, — и делегат Куликов рассказал съезду обо всем, что случилось в Высоких Песках с энергетической трубой, разбившейся во время урагана о «непробиваемую министерскую стену».

Викентий Петрович Нелидов, сидевший в президиуме, делал вид, что слушает с величайшим вниманием, но был вне себя от ярости. И когда он был назван по имени, не удержался, пожал плечами. Это заметили в зале. Кто-то выкрикнул: «Позор!» Председательствующий встал, строгой своей позой упрекая слишком ретивого делегата.

— И не в одном только нашем изобретении дело, — заканчивал Куликов. — Как известно, лишь небольшая часть полезных изобретений, как и теперь еще говорят, внедряется. Слово-то какое — «внедряется»! То есть насильственно преодолевают сопротивление! Почему это так? Да потому, что в реализации изобретений (более точное слово!) материально заинтересованы кроме государства лишь авторы, а не руководители предприятий и их трудовые коллективы. И государство теряет на этом миллиарды рублей. А почему бы не передать заметную долю экономии от реализованного изобретения в премиальный фонд предприятия?

Почему бы не увеличить этим доход государства от применения новинок техники в несколько раз?

Когда Костя возвращался между рядами к своему далекому месту, он видел улыбающиеся лица, одобрительные взгляды и даже поднятые большие пальцы рук. Он не оборачивался к президиуму и не мог видеть кислого лица Викентия Петровича, которое словно говорило: «Вот наградила судьба родственничком!

Спасибо дочке!»

Глава вторая. ПОРАЖЕНИЕ ВИКТОРИИ

— Хэлло, Костья! — Жизнерадостный канадец в светлом спортивном костюме так ударил по затылку Костю Куликова, что тот даже покачнулся. — Правда, я совсем как американец? — И улыбающийся Александр Максимович выхватил у Кости чемодан, потом бросил его на бетон площадки и приложился губами к ручке Вики, сошедшей следом за Костей с самолетного трапа.

В дорожных плащах прилетевшие выглядели чуждо среди нарядной курортной толпы встречающих.

Поодаль, радушно улыбаясь, стояла чем-то знакомая Косте яркая брюнетка и цветастом булочном костюме, похожем на ночную пижаму. Она подняла ладонью вперед руку ц приветливо помахивала ею.

— Знакомьтесь, моя жена Зоя, — представил ван дер Ланге, когда они пробились к ней в сутолоке встречи.

— Надесь, вы привезли мне шахматный привет от Сергея Александровича Верейского? — лукаво щурясь, спросила она.

— Зоя Крейцер? — удивился Костя.

— Ван дер Ланге, — поправила она.

«Когда они успели?» — подумал Костя.

— Как видите, я не зря побывал у вас в России, — говорил Александр Максимович. — Я привязан теперь к ней даже супружескими узами.

— А сам переходишь в американское гражданство.

Перебрасываясь словами, обе четы прошли через летное поле, направляясь в аэровокзал.

— Любуйтесь небом Флориды, — сказал ван дер Ланге. — Оно такое же синее, как у вас в Средней Азии.

— И труба у вас тоже синяя? — спросила Пика.

— Нет, — за мужа ответила Зоя. — Серебристая нить в небе.

Это очень красиво! И даже привлекает туристов…

— Увидите, — пообещал ван дер Ланге.

Все четверо вышли из аэровокзала и направились к столике автомобилей. Она походила на огромный крааль, куда загнали разномастных лошадей. Автомашины всех видов и марок стояли так плотно, что трудно было представить, как выбраться из этого нагромождения колес и радиаторов.

— Как вы отыскиваете свою? — поинтересовалась Вика.

— О, это просто! — рассмеялась Зоя. — У нас принято при паркинге нацеплять на антенну что-нибудь бросающееся в глаза.

Видите, у кого-то кукла, а вон там — консервная банка, но она броского цвета, как огонек. У меня… Отгадайте! Удлиненный воздушный шарик. Серебристый. Это в честь вашей трубы. У Саши на каре такой же. Эмблема!

— Вы даже на двух машинах приехали? — удивилась Вика.

— Так удобнее. Мужчины поедут отдельно. С багажом. И с мудрыми разговорами. А вам я расскажу, что сейчас носят. И вы убедитесь, что у меня действительно дикий мустанг. Я давлю на нем сто семьдесят километров в час, как считают в России. У нас здесь измеряют на мили.

Женщины остановились около удлиненной обтекаемой машины пожарного цвета, будто для прыжка прижавшейся к асфальту и готовой ринуться вперед. Зоя отвязала рвущуюся в небо серебряную колбаску и распахнула незапертую широкую дверцу.