Дар Каиссы, стр. 21

Последовало 25. Kd5 (49). Верейский неприкрыто смаковал получившуюся позицию, любовался ею. Насмотревшись на нее, он встал, подошел к окну, чтобы взглянуть на приунывших болельщиков. Возможно, что в отличие от них он заметил ветер.

— Метафизика какая-то! — воскликнул канадец. — Впрочем, метафизика — родня поэзии! Вот так положение! У нашего Кости ферзь за коня, но, увы, парализованный. Ни одного приличного хода! И грозит вульгарный выигрывающий шах конем на с7!

Куликов, конечно, все это видел, а поэтому сыграл 25…ФЬ8, уступая как можно больше места своему королю. Последовало 26.Кс7+ Kpd8 27. Kg5! Верейский не торопился и действовал осмотрительно. Нельзя было допустить Се7, в этом случае черные жертвой слона выпускали своего ферзя на волю. Костя в ответ лукаво сыграл 27…Kpe8, замыслив теперь попасть слоном на d8 и, наконец, развязаться. Однако Верейский все рассчитал и предусмотрительно сыграл 28. Кf7 (50), имея в виду, что после размена на d8 черные будут заперты и белый король расчистит путь своей пешке «f». Тогда Костя, решив напасть на ключевую пешку d6 с тыла, направил своего слона на ферзевый фланг.

28…Ce1, но… слон ушел с поля h4 и не грозил уже попасть на поле d8. Верейский тотчас использовал это и сыграл 29. КЬ5!

Вике казалось, что ей, как и Косте, нечем дышать.

— Неужели ничего нельзя сделать? — шептала она. — Он давит всем своим многотонным весом.

— Простите, это у Гоголя Тарас Бульба обрушил всю свою двадцатипудовую тушу на спину коня. Художественное преувеличение, не так ли?

— Какое тут преувеличение! — отмахнулась Вика. — Видите, грозит Ка7+?

Костя видел это и сделал единственный ход: 29…Фа8 30.

Ка7+ Kpb8 (51).

— Он мстит! — кипятилась Вика. — Это бесчеловечно! Ведь Костя в день завершения стройки составил этюд — два коня побеждали ферзя. Теперь он делает это против Кости!

— Подождите! Я, кажется, рассчитал. Будет все в порядке.

Это весьма красивый замысел у Верейского, но неправильный.

Обмен на а7. Пусть ферзя нет, но слон успеет напасть на пешку d6.

— Я вас расцелую, — пообещала Вика.

Демонстратор переставил фигуры: 31. Ке5 Ф : а7 32. К : d7+ Кра8 33. ba Cb4.

И тут сильный порыв ветра качнул демонстрационную доску.

Сорвавшиеся с гвоздиков фигуры посыпались наземь.

Противники делали последние ходы партии: 34. Kb6+ Kp : а7 35. d7 Се7 (63), заключительная вилка: 36. Кс8+!

Костя встал и пожал руку Верейскому.

— Это этюдопартия!

— Что? — переспросил Верейский. — Чудо-партия? А как же? Учить вас надо, этюдистов.

Вертолеты в такой ветер не летали, и Викентий Петрович поехал через пустыню на вездеходе, рассчитывая еще засветло добраться до Высоких Песков.

Сидя рядом с водителем, он кутался в свой плащ. Несносный песок проникал через наглухо закрытые окна и ощущался на шее, в рукавах и даже на зубах. Еще недавно было жарко, а сейчас Нелидов зябко ежился.

Песок бил в ветровое стекло, как из пескоструйного аппарата. «Дворники» ошалело метались из стороны в сторону.

Вокруг ничего не было видно. Брезентовый верх вездехода трепетал. Казалось, на него обрушиваются струи воды из брандспойта. Но воды не было. Был только песок. Из-за него вокруг мчалась серая мгла. Водитель вел машину по компасу. Где-то сверху, скрытое песчаными тучами, светило солнце. Об этом можно было лишь догадываться.

Нелидов подумал, что, выполняя долг, рискует жизнью, совершает героический подвиг. А кто об этом напишет?

Когда машина вырвалась на траву, видимость сразу улучшилась. Песчаные занавесы раздернуло. Вдалеке над стоящим, словно на курьих ножках, строением гнулась дугой какая-то синяя струя, которую ветер стремился придавить к земле.

Шофер гнал вездеход без дороги, по травянистому лугу, прямо к ветромашинной станции. Нелидов, вцепившись руками в сиденье, подскакивал на ухабах и едва не откусил себе язык.

Он неотрывно смотрел перед собой и видел все: как злой ветер расправлялся с дерзким сооружением, рвал его ткань, выворачивал поддерживающие крылья.

И Нелидов видел, до крови закусив губу, как километровая синяя труба бессильно рухнула на землю. Некоторое время она еще трепетала, как живое существо в агонии. Потом ее тело замерло, опав кожей исполинской змеи. Обручи выпирали резкими ребрами.

Вездеход остановился.

Выйдя из машины, Нелидов рассматривал разорванную ткань, вывороченные самолетные крылышки. Все это было теперь жалкими останками гордого сооружения.

Когда толпа строителей подбежала к Нелидову, он вскинул голову и, увидев Куликова, веско изрек:

— Отрицательный результат эксперимента тоже ценный результат. Правда, доставшийся дорогой ценой. От имени министерства я закрываю экспериментальную стройку. Остаток денежных средств будет направлен на строительство здесь тепловой электростанции, самой обыкновенной, банальной, но надежной, которая обеспечит подачу воды для принудительного орошения.

— Простите, господин Нелидов, — выступил вперед канадский инженер. — А как же с лицензией, приобретенной «Электрик пайп компани»?

— Будем считать, господин ван дер Ланге, что мы уберегли вас от серьезных убытков. Вероятно, избранный вами путь в Скалистых горах более перспективен. Мы используем ваш опыт.

Потом Нелидов подошел к Косте, обнял его за плечи и высокопарно произнес:

— Ты мне друг, но истина дороже! — и боязливо огляделся, боясь встретиться взглядом с дочерью.

Вика в упор смотрела на него. Невозможно было даже отвести взгляд от ее глаз.

Часть третья. УРАГАН

Глава первая. ПРАВО НА РИСК

Вика вернулась домой первой, хотя забегала с работы в магазины и притащила две полные сумки. Кости все но было.

Она слышала, как открылась наружная дверь, узнала знакомые шаги — она была на кухне. Агния Андреевна демонстративно не выходила «со своей половины», и все домашние заботы легли теперь на Вику. Никитенка устроили на пятидневку в знакомый детский сад неподалеку от старого дома, где пpеждe жили Нелидовы.

Костя прошел в комнату, выделенную молодым в обширной квартире тестя, и, не переодеваясь, бухнулся на диван.

Вика заглянула в дверь, но ничего не сказала, даже не напомнила, что не следует мять пиджак и брюки. Остекленевшим взглядом Костя смотрел в потолок и даже не повернул к Вике головы.

Вика вернулась на кухню, открыла нижнюю дверцу мойки, чтобы выбросить картофельные очистки, и замерла. В помойном ведре торчал знакомый книжный переплет. Не веря себе, она извлекла любимую Костину тетрадь, куда он заносил свои шахматные произведения начиная с детского «взаимопата». Он лелеял мечту когда-нибудь издать книжку своих этюдов.

У Вики сжалось сердце. Так вот как далеко зашло!

Вика любовно разгладила смятые страницы и спрятала шахматное сокровище на верхнюю полку, замаскировав его кухонной утварью. Потом, вымыв руки, осторожно вошла к Косте в комнату.

Атмосфера в квартире за последнее время стала непереносимой. Так уж случилось после гибели синей трубы, похорон Костиной мамы, на которые Костя ездил вместе с Иваном Тимофеевичем в родной город, после инсульта, хватившего Викентия Петровича, и, наконец, после обидных семейных ссор.

Агния Андреевна, обожавшая мужа, во всем винила зятя, который «пытался использовать родственные отношения и довел тестя до края гибели». Она так переменилась к Косте, да и к Вике тоже, державшей Костину сторону, что сделала им в общей квартире жизнь не в жизнь. И даже от внука она отстранилась, якобы ради того, чтобы целиком посвятить себя уходу за мужем, приобретшим в результате заболевания эпилепсию. Было страшно смотреть, как выгибалось дугой его большое, крепкое тело, как перекашивалось в гримасе его холеное лицо. Врачи обещали, что со временем это пройдет, и предписали в качестве противосудорожного средства люминал. Агния Андреевна развила бешеную деятельность, в результате которой сделала такие запасы этого снотворного, что привела бы в ужас фармацевтов, заботливо отбиравших на него рецепты.