Многоэтажная планета, стр. 5

И на корабле, в космическом полете, они много тренировались. Заряна и Володин, а иногда и Михеич или Сергеев предлагали ей смотреть в космос с закрытыми глазами и по возможности точнее излагать то, что она видит. Сами эти эксперименты были недолгими, хотя иногда уже достигали и пяти, и даже десяти минут. Но очень долго потом занимались расшифровкой данных. Саму Аню к расшифровке не допускали, чтобы она потом не вообразила то, что узнает.

А вот Матильду Васильевну допускали к самой утомительной, к самой кропотливой работе по обработке и Аниных «наблюдений», и показаний приборов. Она совсем перестала быть той бестолковой старушкой, которой была раньше. Вот живость и кокетливость в ней остались. Даже усилились, пожалуй. Прежде чем взяться за работу, с которой она справлялась прекрасно, Бабоныка некоторое время кокетничала:

— Ах, ну на что вам такая бестолковая старуха, как я? Старость — не радость, мои дорогие. Когда я была молода — лет в сорок, — моей сообразительности и быстроте действительно могли позавидовать многие. Но сейчас… Ну хорошо, попробую.

— Как вы думаете, — шептала Михеичу Аня, — бабушка действительно была в молодости такой способной?

— Думаю, нет, — говорил Михеич. — Думаю, сейчас она способнее, чем когда бы то ни было раньше.

Это называлось «феномен Бабоныки».

Феномен был тем более удивителен, что ничто в предыдущей Бабоныкиной жизни его не предвещало. Скажем, нюх бабушки Тихой и прежде был феноменален. Скажем, Аня и раньше умела видеть с закрытыми глазами. Их способности сейчас увеличились в десятки раз, но все-таки они всегда у них были, эти способности. А когда неловкая прежде бабушка Матильда с быстротой кошки карабкалась на дерево или Я силой штангиста ворочала мебель — это уж и в самом деле поражало.

Обе старушки и Аня великолепно показали себя на испытательных стендах. Однако Аня и до этого занималась в кружке космонавтики. Тихая и до этого была ловкой, быстрой, работящей старухой. Но когда бабушка Матильда не только чувствовала себя прекрасно в невесомости, а потом ёще и рассказывала внимательно слушающим ее медикам: «Это восхитительно. Я летаю, словно во сне. Чуть оттолкнусь — и полетела», Аня даже речь теряла от удивления.

Об экспериментах с перегрузками Бабоныка отзывалась так:

— Вы знаете, в этих перегрузках есть что-то омолаживающее! Да-да, я давно не испытывала такого юного волнения!

Удивляло, правда, что Матильда Васильевна устает тогда, когда другие отдыхают.

«Неужели до такой степени кокетничает?» — думала Аня. И ошибалась. Бабоныка не кокетничала. Она действительно все хуже себя чувствовала в обычных земных условиях.

Когда ученые сделали свое заключение, Аня уже и сама понимала, что с ними произошло. Те невероятные приключения, которые они пережили несколько лет назад, не только дали ученым ключ ко многим загадкам удивительного мир насекомых. Это путешествие, этот мир повлиял и на их организм, постепенно усилив необычные способности у нее и у Тихой. У бабушки Матильды таких способностей не было. Но у нее развились черты, не свойственные раньше: она оказалась больше приспособленной к космическим перегрузкам, чем к нормальной земной жизни.

Природные условия на далеком Флюидусе, по мнению ученых, больше напоминали тот невероятный мир, в котором живут насекомые. Вот почему после долгих размышлений и испытаний Аню, Тихую и Бабоныку включили в состав научной экспедиции на далекий Флюидус.

А вот Фимы — умного, незаменимого Фимы — с ними не было. Он, наоборот, все хуже переносил космические перегрузки, и комиссия забраковала его.

— Ничего, — говорил он в утешение Ане, — не так уж важно, где человек работает. Вселенная едина: вам на Флюидусе поможет Земля, нам на Земле поможет Флюидус.

Все так, конечно, но ей, именно ей, Ане, ужасно не хватало Фимы.

В долгие часы учебной космической вахты, когда она сидела за спиной Михеича или Сергея Сергеевича и постигала тонкости космической навигации, она частенько, отвлекаясь, думала о последнем возгласе Фимы: «Я буду ждать!»

«Чего он будет ждать? — думала Аня. — Вестей? Но кто же не будет ждать вестей из космоса и с Флюидуса?! В этом случае Фиме нужно было выразиться: «Мы будем ждать!» Или все же он именно от нее ждет вестей?.. Разумеется, корабль имеет связь с Землей. На сеансах телесвязи разговаривают с Центром, с академиями, с родными. Но между вопросами и ответами проходит так много времени! Да и что передашь Фиме в считанные минуты на виду у всех?»

Вахта кончалась, Аня шла к себе и, если бабушка Матильда уже спала и не донимала ее разговорами, снова возвращалась мыслями к Фиме. А что, если он ждет не вестей, а именно ее? Каждого из них ждала вся Земля, Аню в прощальных напутствиях даже называли дочкой всей Земли. Не дочерью, а именно дочкой. Но хотелось бы, чтобы Фима ждал ее особенно. Ах, если бы у Фимы было не такое серьезное, нежно-задумчивое лицо, если бы он не так был предан науке, тогда, возможно, она сама была бы больше предана науке и меньше Фиме!..

Наступал корабельный день. И снова была учеба и работа. Потоки нейтронов, инфракрасное и ультрафиолетовое излучения, галактические радиошумы, магнитные поля, белковая биомасса, земная оранжерея, работа над твердыми и жидкими телами — это еще самый маленький перечень того, чем занимались они ежедневно.

Но настал день, когда одна из звезд на небосклоне оказалась заметно крупнее других. И вскоре корабль начал сбавлять скорость. Они приближались к цели своего путешествия.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Конечно, Аня знала план маневрирования и посадки на Флюидус, и все-таки сначала она все перепутала. Ей показалось, что они садятся на гигантскую красную планету, такую тяжелую на вид, совсем не похожую на Землю. Земля и со стороны была воздушной, на ней ярко и красиво были очерчены материки, меняли спокойные цвета океаны, и вся планета целиком так красиво была закруглена, такой прекрасной дымкой окутана, что от нее не хотелось отрывать глаз.

В красной планете не было земной легкости, она была, как-то угрожающе мертвенна. Не верилось даже в ее круглоту: казалось, повернись планета иным боком — и глазам предстанет какой-нибудь хребет, выпирающий прямо в космос.

Но, по мере того как автомат отсчитывал минуты и секунды посадки, красная планета все отдалялась и отдалялась, не сдвигаясь в сторону, а под ракетой росла новая, маленькая планета, похожая на молочную каплю, но отблескивающую замутненными цветами красноватой радуги.

Настороженный взгляд невольно искал в ней сходство с Землей. Ну вот, хоть цвет не такой красноватый, как казалось сверху, — есть немного и голубизны. Голубоватый отлив простирался над всем крутым горизонтов. Правда, мешала все время красная планета — она висела рядом, гигантская, отталкивающая тяжелым светом и невольно притягивающая.

Приближалась матовая поверхность Флюидуса, и Аня жадно вглядывалась в нее. Уже трудно было поверить, что это спутник, — Флюидус рос на глазах. Вот корабль завис над поверхностью — впрочем, привычной поверхности-то не было, это Аня хорошо знала — и все же казалось: сквозь клочья туч проглядывают очертания тверди.

В какой-то момент — в момент ли поворота спутника или перемещения красной планеты — Флюидус наполнился игрой оранжево-красных, багровых и лиловых пятен. Пятна-облака или пятна-потоки бежали довольно быстро под иллюминатором, то ли торопясь за бегом-вращением Флюидуса, то ли опережая его.

***

Солнце над Флюидусом было беленькое, малое, с желтым ободком, нечетким и ярким. Зато большая планета, спутником которой являлся Флюидус, представала громадной, в треть неба, красно-тяжелой, выползающей то с одного, то с другого бока, словно примеривающейся, как бы навалиться на Флюидус. И все на Флюидусе было красноватым: пятна оранжевого, фиолетового, лилового, багрового, нежно-розового цвета.