Команда «Братское дерево». Часы с кукушкой, стр. 37

Оказывается, в стародавние времена Австралия откололась от остальных материков, и теперь ее со всех сторон омывают моря. Вот почему там сохранились реликтовые растения и животные, которых нет больше ни в одной части света. Там еще и по сей день встречаются некоторые виды, которые давным-давно, много сотен миллионов лет назад, обитали и на других континентах, а потом вымерли. Не случайно Австралию, а также острова Тасманию и Новую Зеландию называют страной «живых ископаемых». К ним относится клювоголовая ящерица туатара с сохранившимся на темени следом от третьего глаза. Это и рыба цератод, которая дышит как жабрами, так и легкими. Это и диковинные животные утконос и ехидна, самки которых откладывают яйца наподобие пресмыкающихся, но выкармливают детенышей молоком, как все млекопитающие. Здесь водится свыше ста семидесяти видов сумчатых животных. Самые распространенные среди них — кенгуру. Большие кенгуру стадами скачут по саванне, а маленькие живут на деревьях или в подземных норах. На деревьях живет сумчатый зверек коала, похожий на крошечного медвежонка. Среди сумчатых попадаются и хищники (сумчатый волк, сумчатая куница), которые питаются мелкими животными и птицами.

Из птиц особенный интерес представляет киви — у нее начисто атрофированы крылья, а перья больше напоминают шерсть животных. Птицы эму и казуар очень похожи на страуса. Восхищает красотой райская птица. Много в Австралии черных лебедей и попугаев какаду.

Немало «живых ископаемых» и среди австралийских растений. В гористых местностях растут огромные папоротники, величиной с дерево. Сотни миллионов лет назад такие папоротники росли и на других континентах.

Три четверти населения Австралии живут в современных городах. Самый большой из них — Сидней — один из красивейших портов мира. Во все части света отправляются отсюда корабли, груженные шерстью, мясом, сыром, мехами, зерном, рудой.

Австралия богата различными полезными ископаемыми, особенно много рудников каменного и бурого угля, железной руды, меди, серебра и золота на юге страны. Месторождения золота открыты и в зоне пустынь, где, как грибы после дождя, растут рудничные поселки.

Вот что пишет нам об этих пустынях отец: «Чего только не перевидает человек на своем веку! Закончили мы тянуть дорогу в джунглях, и компания перебросила нас в пустыню, где мы тоже будем прокладывать дорогу. Днем строим дорогу, а ночью поднимается ветер и засыпает ее песком, точно снегом. Все труды насмарку. Из-за этого приходится по обеим сторонам дороги устанавливать щиты, получается что-то вроде туннеля. Только в пустыне для ветра нет преграды, песок проникает в любую щель. Нет от него спасения даже в бараках: подушки, одеяла — всё в песке. За ночь он забивается в уши, нос, а волосы так густо им запорошены, что наутро мы походим на мельников.

Но хуже всего, когда песок на зубах скрипит. Тут уж не до еды, всякая охота пропадает. Просим компанию присылать нам одни консервы…»

В книгах я нахожу подтверждение тому, о чем рассказывает в своих письмах отец. Действительно, в поисках месторождений полезных ископаемых, тучных пастбищ переселенцы немилосердно истребляли аборигенов, сегодня их численность не превышает сорока тысяч. Живут они в труднодоступных местах, и жизнь их мало чем отличается от жизни первобытных людей. Как в каменном веке, им неведомо скотоводство, земледелие и обработка металлов. Питаются аборигены тем, что сумеют найти. Женщины и дети собирают коренья и плоды или ищут воду. Мужчины охотятся на диких животных, оружие делают из камня или прочного дерева. У самого отсталого австралийского племени питьянтьяров язык настолько скуден, что они общаются друг с другом при помощи пальцев.

29

Мудро поступает бабушка, что не позволяет отрезать хлеба больше, чем мы можем съесть, а кусочки, что остаются от обеда, бережно заворачивает в тряпицу и сберегает до ужина.

— В турецкие-то времена [5], — говорит бабушка, — мы отруби ели, вместо кукурузного зерна початки мололи, а фашисты нагрянули — за горсть муки последнее с себя продавали. Упаси вас боже голод изведать.

Бабушка права. Вот и в книжке пишут, что каждый год на земле умирают от голода сотни тысяч людей. И столько же или почти столько умирают от обжорства, от тучности. В то время как одних косит голод, другие выбрасывают на помойку миллионы тонн недоеденного хлеба в год.

— Все шиворот-навыворот на белом свете, и когда этому конец придет? — вздыхает бабушка.

30

Мы все еще прятались от Гино-Гино, но вечно так продолжаться не могло. В один прекрасный день он все-таки отыскал нас, но, странное дело, вместо того чтобы переломать нам ребра, спросил:

— Что это вы бегаете от меня?

— Да так… Слово-то свое мы не сдержали, маму твою пожалели.

Гино-Гино похлопал каждого из нас по плечу и усмехнулся:

— И правильно сделали. Теперь, когда все расстроилось, могу вам признаться. Это только поначалу все казалось интересно и заманчиво, а как очутился в лагере, таким я себя одиноким почувствовал… Так плохо, наверно, только птице бывает, когда она от стаи отобьется и заблудится. Стал меня страх одолевать: зачем убежал, куда еду, кому я в чужих краях нужен?

Часто по ночам, когда весь лагерь спал, я подпирал голову рукой и думал, думал… Как там мама? Плачет, должно быть, день и ночь. Что делаете вы? Что в селе происходит? Скоро придет срок отправляться в Америку, но что я там буду делать, где работать? Что меня ждет? Кто мне в этой постылой Америке поможет, кто приласкает? А если отец узнает и поедет за мной, разве сможет он меня отыскать? Пропаду, как иголка в стогу сена. Мучительные это были ночи! В одну из таких бессонных ночей и нашла меня мама. Всю дорогу домой мы с ней проплакали.

Милиция больше не интересуется Гино-Гино. Один только раз его спросили, зачем он из дому убежал.

— По глупости, — ответил Гино-Гино.

Тогда же я в первый раз услышал новое выражение. Когда милиционер расспрашивал учителя о Гино-Гино и о том, что его заставило искать приключений, учитель сказал:

— Переходный возраст его заставил. Сейчас у него переходный возраст.

31

От отца долго не было никаких известий. Мы все чуть с ума не посходили. Каждый день я поджидал за воротами почтальона и вопросительно смотрел на него, но тот лишь разводил руками:

— Я и сам был бы рад принести вам письмо. Думаешь, мне не хочется отведать вашей ракийки?

Дома не сиделось, невыносимо было слушать горестные вздохи мамы и бабушки.

Но сегодня на крыше нашего дома застрекотала сорока, а это верная примета, что весточка не за горами. Так оно и вышло. Пришел почтальон и принес письмо из Австралии. Мы облегченно вздохнули, и не успел почтальон откупорить заветную бутылку, а я уже читал вслух:

— «Вы, конечно же, очень беспокоитесь, почему я так долго не пишу. Приболел я немного, но сейчас, слава богу, поправляюсь. Работать, правда, еще не могу, врачи велят месяц полежать в постели. Все ли у вас готово к отъезду? Пишете, что продали поле и луг. Не тревожьтесь, здесь мы все это купим. До болезни я съездил в город, подыскал дом, похожий на наш, и начал договариваться о его покупке. Во дворе посадим деревья, заведем кур, а хотите, и ульи с пчелами, чтоб все было как прежде».

Бабушка слушала и плакала:

— Все можно наладить: и деревья посадить, и кур с пчелами завести, да только тутошнюю нашу жизнь как с собой заберешь? Не будет уж там ни нашего поля, ни этих гор, ни реки, ни села, ни кладбища, где наши предки покоятся и куда рано или поздно всем нам перебираться назначено.

— Что теперь поделаешь, — вздохнула мама. — Слезами горю не поможешь, видно, пришла пора трогаться в путь. Собирай вещи, и будь что будет.

— О господи, неужто ж мы птицы перелетные? — не унималась бабушка. — Так у птиц хоть гнездо есть, куда они воротиться могут, а нас, горемык, что ждет? Негоже разорять свое гнездо.