Прекрасная незнакомка, стр. 25

– Почему ты не позволяешь мне самостоятельно заниматься собственной дочерью, Алекс?

– Отчего не добавишь, что мамаша из тебя никакая?

Его голос гремел от негодования, так хотелось быть чем-то полезным девочке.

– Надо, чтобы ты отдала Аманде эти деньги.

– Мне плевать, что тебе надо. Сегодня же пошлю тебе чек на эту сумму.

– Я с Амандой сам разберусь.

– Не утруждай себя, Алекс, – ледяным тоном сказала Кэ. – Я проверяю ее почту. – Его чувство опустошенности, наверно, было под стать тому, что испытывала Аманда по милости Кэ.

– Ты порочная бродяжка, ясно? И не имеешь права тиранить ребенка.

– Откуда ты такой взялся, чтоб судить, верно ли я обращаюсь с дочерью? У тебя-то, черт подери, детей нет. Что ты можешь понимать?

– Может, сестричка, и ничего. Может, вовсе ничего. И пускай у меня нет детей, уважаемая госпожа депутат Вилард, а ты, мадам, заведомо бессердечна.

Тут она швырнула трубку. В то же мгновение он услышал звонок в дверь, поток эмоций охватил Алекса, словно встречная волна. Наверняка это Рафаэлла. Наконец-то пришла. Сразу защемило сердце, но он еще не забыл перепалку с сестрой относительно Аманды, понял, что необходимо самому поговорить с племянницей. Из кабинета он сбежал вниз, к парадной двери, распахнул ее и застыл на секунду, радостно, смущенно и слегка нервно глядя на Рафаэллу.

– Я тревожился, не случилось ли чего.

Она молча покачала головой, все высказала ее улыбка. Потом Рафаэлла робко вошла. Закрыв за ней дверь, Алекс крепко обнял Рафаэллу.

– Ой, малышка, как я по тебе соскучился… У тебя все в порядке?

– Да. – Это короткое словечко укрылось меж мехом ее манто и его грудью, к которой он ее прижимал.

Она была в том же манто из рыси, что и в тот вечер, на ступеньках. Вновь приникла к нему, теперь Алекс прочел в ее глазах какую-то усталость и печаль. У себя в спальне она оставила записку, сообщавшую, что, мол, ушла прогуляться, заглянуть к знакомым, это на случай, если ее станут искать. Таким образом, никто из слуг не поднимет панику и не станет обращаться в полицию, если она не вернется с прогулки незамедлительно. Да, ее вечерние отлучки уже доставляли им неудобство, а узнай про такое Джон Генри, с ним мог бы случиться припадок.

– Мне сегодня казалось, что дню не будет конца. Ждала я, ждала, а время словно остановилось.

– В точности то же самое переживал сегодня я, сидя в конторе. Пойдем. – Он взял ее за руку и повел к лестнице. – Покажу тебе свое жилище.

Пока они бродили по дому, ей бросились в глаза запустение в гостиной и по контрасту – трогательный уют спальни и кабинета. Кремовые драпировки всюду, мягкая кожа, крупные растения, множество книжных полок. В спальне ярко горел камин, и Рафаэлла сразу почувствовала себя как дома.

– Ах, Алекс, как тут мило! Так удобно и уютно.

Она, сбросив тяжелую меховую одежду, устроилась на полу рядом с ним перед огнем на толстом белом ковре, перед ними стоял низкий стеклянный столик с вином, сыром и паштетом, которые он заскочил купить для нее по пути домой.

– Тебе понравилось? – Со счастливым видом оглядел он свое жилье, дизайн которого сам придумал, когда еще покупал этот дом.

– Да, – улыбнулась она, но была странно тиха, и он вновь почуял, что стряслась какая-то беда.

– Так что случилось, Рафаэлла? – Голос его был столь ласков, что у нее навернулись слезы. Еще когда они прохаживались по дому, он отметил, что она сильно расстроена. – Что стряслось?

Она зажмурилась, вновь открыла глаза, инстинктивно протянула руку Алексу.

– Я не смогу, Алекс… просто не смогу. Хотела… собиралась… распланировала, как буду каждый день проводить с Джоном Генри, а каждый вечер ускользать на «прогулку» и являться сюда, быть с тобою. Но подумала, – она грустно улыбнулась, – и сердце зашлось. Я ощущала себя молодой, бойкой, счастливой, как… – Тут она запнулась, голос стал чуть слышным, глаза увлажнились, – как невеста. – Она перевела взгляд на огонь, но руку Алекса не выпускала из своей. – Но я не из того племени, Алекс. Уже немолода, во всяком случае, не столь молода. И нет у меня права на подобное счастье, на счастье с тобой. Я не невеста. Я замужем. Имею обязанности перед тяжело больным человеком.

Голос стал тверже, она отняла руку.

– Алекс, я больше не смогу приходить сюда. Сегодня последний раз. – Теперь она смотрела ему в глаза, и голос был решителен.

– Что заставило тебя передумать?

– Возвращение домой. Встреча с ним. Вспомнила, кто я есть.

– А обо мне и думать не думала?

Ему самому это показалось патетичным, стало неловко за сказанное, но думал-то он именно так. Жизнь нанесла ему жестокий удар. С женщиной, бесконечно желанной, ему не суждено соединиться.

Она же нежно поднесла его руку к своим губам, поцеловала ее, покачивая головой.

– Я думала о тебе, Алекс. – И добавила: – Я никогда тебя не забуду.

И быстро встала, чтобы уйти. Он продолжал сидеть и смотреть на нее, готовый остановить ее, бороться за нее, но понимая в то же время, что ничего ему сделать не удастся. Он снова желал ее, желал беседовать с ней, проводить ночи с ней… всю жизнь так провести. Медленно он поднялся на ноги.

– Я хочу, чтобы ты, Рафаэлла, знала одно. – Он простер руки и привлек ее к себе. – Я тебя люблю. Мы едва знакомы, тем не менее я уверен в своей любви. Возвращайся же домой, обдумай свои действия и, если передумаешь, хоть на миг приди ко мне. Через неделю, через месяц, через год. Ты найдешь меня здесь.

Долго-долго не выпускал он ее из объятий, гадая, сколько пройдет времени, прежде чем они увидятся вновь. Ему становилась невыносимой мысль, что они могут никогда не увидеться.

– Я тебя люблю. Не забывай про это.

– Не забуду. – Теперь она расплакалась. – Я тебя тоже люблю.

Тогда они пошли к выходу, словно оба поняли, что незачем оставаться далее в этом доме, обоим от этого будет слишком больно. Его рука лежала на ее плече, Рафаэлла была в слезах, так и дошли до ее дома. Лишь ненадолго обернулась она, стоя на крыльце, чуть помахала рукой на прощание и быстро скрылась из глаз.

Глава 12

Следующие два месяца Рафаэлла словно была погружена в воду. Любое ее движение стало скованным, затрудненным, замедленным. Ни шевельнуться, ни задуматься, ни шагнуть, трудно даже поддерживать разговор с мужем, который терялся в догадках, что же могло произойти в Нью-Йорке. Какая-то до враждебности неприятная размолвка с матерью, семейный скандал, фамильная тяжба? Лишь по прошествии нескольких недель он решился обсудить эту тему, но когда попытался, Рафаэлла вроде не услышала его.

– Что-то случилось с твоей мамой, маленькая моя? Она настаивала, чтобы ты проводила больше времени в Испании? – Напрасно дожидался он ответа, стремясь понять, что порождает такое страдание во взоре Рафаэллы.

– Нет, нет… ничего такого. – А что-то ведь было. Но что?

– Кто-нибудь заболел?

– Нет. – Она набралась отваги улыбнуться. – Вовсе нет. Просто я очень утомилась, Джон Генри. А ты не беспокойся. Мне надо чаще бывать на воздухе.

Но и продолжительные прогулки не помогли. Сколько ни бродила она из конца в конец Пресидио, у маленького пруда близ Дворца пяти искусств и даже вдоль берега залива, легче не становилось. Нет, забыть Алекса она не в силах. Она ловила себя на том, что сутки напролет только и думает о том, чем он занят, в каком настроении, на работе он или в своем домике на Вальехо. Выходило, что ей постоянно надо знать, где находится Алекс. При этом она понимала, что в любом случае не увидит его больше, не коснется, не обнимет. Осознание этого причиняло сильную боль, обострившуюся наконец до такой степени, что ей казалось, будто она окоченела, а взор остекленел.

В День благодарения она сидела у Джона Генри, двигалась словно робот, глаза были отсутствующие и тоскливые.

– Еще индейки, Рафаэлла?

– А? – Она уставилась на него, но вроде и не поняла вопроса.