Запретный плод (Найди меня, Путь к счастью), стр. 35
– А как вам работается с Джоэлом де Сантисом?
– Легко. Мы старые друзья. Джоэл начинал в театре, а потом отправился в Голливуд. Мы с ним сделали две мои самые удачные ленты. Теперь, когда он вернулся в театр, я не могу назвать никого, с кем бы мне так хотелось работать над этой пьесой. Пьесу написал южанин, она рассказывает о семье южан, о женщине с Юга. Джоэл родился на Миссисипи. Он знает, что к чему.
– Для вас это важно?
Мисс Кендал буквально пригвождает меня взглядом к креслу. Дурак, откровенно говорят ее глаза. Не следует сомневаться: каждое слово в легенде об этой женщине – истинная правда. Не хотел бы я невзначай очутиться на ее пути.
– Женщина обязана быть стойкой, иначе мужчины сметут ее с лица земли, – продолжает она. – Я отвоевала свое место под солнцем. И приложила к этому немало сил.
– Но вам, наверное, помог брак с главой студии, на которой вы работали. Кое-кто осмеливается предположить, что это был весьма дальновидный шаг с точки зрения карьеры.
– Наболтать можно что угодно. Фильм «Я так хочу» сначала принес мне «Оскара», а уж потом мужа, – хладнокровно парирует она. – Он целых пять месяцев не решался отдать мне эту роль. Хотел снимать известную актрису. Я доказывала, что готова к ней, что набралась достаточно опыта, играя всякую муру, причем совершенно безропотно. Я завоевала право играть Анну. Я заручилась поддержкой студии, потом уломала и его. Я была готова играть и заставила его согласиться с этим. В результате я принесла компании «Оскара» – впервые за восемь лет работы студии!
– И кучу денег. Ваши гонорары возросли.
– Само собой. «Оскар» резко повышает планку.
– Значит, неправда, что после двух кассовых неудач ваша ставка уже не выражается шестизначной цифрой?
Я вдруг вижу перед собой разъяренную тигрицу. Слава богу, что только в зеркале. Вот сейчас она кинется на меня и вонзит зубы в мое горло. Но дело ограничивается выпусканием когтей. Мне будто говорят: осади-ка назад, парень!
– Я сыграла в двадцати двух фильмах, из них только два последних не окупили затрат в десять раз. Не каждый может похвастаться таким рекордом. В двух последних случаях я сознательно шла на риск, потому что ошибочно решила сменить амплуа. Я сама виновата – выбрала роли, которые мне противопоказаны. И публика мне этого не простила...
Она улыбается, но это улыбка хищницы.
– Как я уже сказала, у меня широкий диапазон актерских возможностей, но он все же не безграничен. «Лошадиная опера» не мой жанр. Мой первый вестерн будет и последним. Если, конечно, не в паре с Клинтом Иствудом... Вторая ошибка заключалась в том, что я решилась сыграть падшую женщину. Этого мой зритель принять не мог.
– На мой взгляд, – попытался возразить я, – вы сыграли великую грешницу так, будто знаете о грехе все и не понаслышке...
Она смотрит сквозь меня отсутствующим взглядом.
– Да, не понаслышке, – эхом отзывается великая актриса.
Мне хочется уточнить – как же именно, но журналистская этика не позволяет.
– Итак, что же впереди? – спрашиваю я. – Кино? Телевидение? Новая пьеса? Правда ли, что Национальный театр предлагает вам роль Аркадиной? Роль будто создана для вас. Живая, независимая актриса...
– ...тщеславная, мелочная, скупая, сорока трех лет, а притворяется тридцатитрехлетней, – смеется мисс Кендал.
Ее смех звенит как хрусталь.
– Хочу устроить себе каникулы, – объявляет она. – Сто лет не отдыхала по-настоящему. Я имею в виду не пару недель передышки, а хороший отдых... А потом...
Она улыбается своему отражению в зеркале.
– ...а потом – кто знает?!
– Вы! Вы-то знаете?
Я иду напролом, понимая, как рискую.
– Намечается какой-нибудь грандиозный проект? Всем известно, что Билл Бартлет всегда держал на прицеле три новые роли, пока вы играли одну. То есть ваш рабочий календарь обычно бывает расписан наперед. Чем же вы собираетесь нас осчастливить в ближайшем будущем?
Мы вновь встречаемся взглядами в Зазеркалье. Она улыбается и прикладывает палец к кончику носа. Она кажется искренней и доверительной, но вам не узнать больше того, что она намерена вам открыть.
– В настоящий момент не могу сказать ничего определенного, – заводит она старую песенку, и в глазах ее посверкивает лукавый огонек, – но очень хочется надеяться, что кое-что и получится. Очень хочется...»
ГЛАВА 9
Барт отложил журнал.
– Великолепно, – одобрительно сказал он. – Реклама для нее – кислород, поддерживает горение. И как все чистенько, аккуратно сделано, правда? Это тебе не желтая пресса, где такого наворочают – хоть стой, хоть падай. А что у нас еще новенького?
– Масса звонков, – ответила Конни. – В основном пытаются выяснить подробности насчет роли Джудит Кейн – еще бы, обладательнице «Оскара» вдруг дали по носу. Ублюдки! Откуда у людей такая страсть любоваться тем, как рушатся святыни?
– Это самая заурядная зависть, что же еще? Зависть и злорадство.
Конни протянула ему пачку бумаг:
– А это по твоей части. В основном из Голливуда. Боюсь, нам не скоро придется пожинать плоды своих трудов. А пока что вот... – Она показала Барту бульварный журнальчик, раскрытый на статье с крупной фотографией Мэгги, сделанной одним пронырливым журналюгой, который не давал ей проходу. Снимок был сделан с невыгодной для Мэгги точки. Намерение автора бросалось в глаза: ему надо было опорочить Мэгги. Под фотографией было жирно напечатано: МОМЕНТ ИСТИНЫ? ВОЗМОЖНО, МЫ СКОРО УЗНАЕМ, СКОЛЬКО ЛЕТ ЕЙ НА САМОМ ДЕЛЕ...
Барт бегло взглянул на пасквильную статейку и швырнул журнал на стол.
– Обычное дело, – сказал он. – Ты знаешь, куда ему дорога. Смотри, чтобы она не увидела. – Барт просмотрел бумаги, которые вручила ему Конни. – Ничего срочного, – сказал он, возвращая их назад. – Пусть пока у тебя побудут.
– Все думают, ты прочесываешь местность в поисках подходящего ангажемента для Мэгги, раз уж ей не досталась роль Джудит Кейн. Вообще строится уйма всяких догадок по поводу твоего исчезновения с авансцены. Все давно привыкли к тому, что вы с Мэгги неразлучны. И вдруг ты куда-то подевался. Народ, ясное дело, дивится; кое-кто уже довольно потирает ручки.
– Шоу-бизнес! – в один голос сказали оба, понимающе улыбнувшись друг другу.
– Надеюсь, Мэгги хорошо себя ведет? – спросил Барт.
– Да, с головой ушла в репетиции. Выявляют с Джоэлом психологические мотивы и разрабатывают мизансцены. Ты же знаешь Джоэла. Он не успокоится, пока не раскопает всю подноготную своих героев, почище Фрейда.
– Дай ему бог, лишь бы занял делом Мэгги, пока меня нет.
– А твои разыскания как продвигаются? – спросила Конни.
– Да никак. Не за что ухватиться. Перерыл все архивы, где хранится документация по приемным детям, в доме призрения Святой Екатерины – и хоть бы какая зацепка! Рождение дочери у Мэри Маргарет Хорсфилд не зарегистрировано ни 30 апреля 1964 года, ни 28-го, ни 29-го и так далее. Я просмотрел записи за март и май – ничего похожего. Для верности даже еще два года прихватил, 1963-й и 1965-й, может, думаю, Мэгги память подвела...
– Ну уж память-то у нее феноменальная! – заметила Конни.
– Ты права, но все-таки двадцать семь лет прошло, к тому же она явно пыталась заглушить в себе воспоминания, связанные с этим событием. Если она так уверена в дате рождения, почему оно не зарегистрировано? У меня возникло такое ощущение, будто младенца куда-то упрятали. Я изучил законодательство, там черным по белому написано, что рождения регистрируются по своему месту в течение шести недель. Но в Брикстоне я тоже ничего не нашел. А дома номер семнадцать по Пемберли-клоуз не существует. Его снесли в 1966-м. На этом месте выстроили две высотки. Словом, Конни, как ни крути, все сводится к тому, что этот незаконнорожденный ребенок не был зарегистрирован согласно существующим правилам, а следовательно, обстоятельства удочерения были не вполне законны.
– То есть...
– Мэгги ведь так ни разу и не увидела своего ребенка. Его забрали у нее через несколько минут после того, как он появился на свет, и меньше чем через час он уже покинул этот дом вместе со своими новыми родителями. Почему? Почему девочку увезли так поспешно и, судя по всему, тайно? Вывод напрашивается сам собой: было решено, что ребенок не должен регистрироваться как рожденный Мэри Маргарет Хорсфилд. Его должны были зарегистрировать как ребенка приемных родителей. А по английским законам это преступление. Таким образом, Мэгги – соучастница этого преступления.