Наследницы, стр. 45

— Если мне дадут чашку кофе, я составлю вам компанию, — предложила Кейт, и под ее легкую веселую болтовню и забавные истории Агата незаметно одолел бульон, почти весь бифштекс и половину салата.

Потом ее увезли наверх немного вздремнуть, а Кейт отправилась на прогулку с Джедом.

Снег был глубоким, но сыпучим и ровным, а при температуре чуть выше нуля его поверхность стала именно такой, к какой, судя по всему, привыкли местные лошади. Кейт достался гнедой мерин по кличке Полковник, бывалый напарник объездчиков, который никогда не спотыкался и ничего не пугался. Как и предполагала Кейт, седло на Западе представляло собой нечто вроде кресла.

Запахнувшись в подбитую овчиной куртку, в ковбойской шляпе, из-под которой выбивались яркие волосы, и теплых перчатках, Кейт жадно глотала бодрящий воздух, хотя сначала ей было немного трудно дышать. Впечатлений двух последних дней было достаточно, чтоб закружилась голова, но разве могло все это сравниться с тем, что она едет на настоящей ковбойской лошади рядом с настоящим ковбоем, всего в сорока милях от подножия Скалистых гор.

Снег лежал даже на ветвях сосен, окаймлявших пастбища, но это, как видно, ничуть не беспокоило коров, которые спокойно жевали сено, вытаскивая пучки из расставленных повсюду кормушек, и не обращали ни малейшего внимания на лошадей.

— Это херефорды? — рискнула спросить Кейт, которая знала, что в конце девятнадцатого века сюда привезли английских быков, чтобы скрестить их с местным — более приземистым и плотным — скотом.

— Точно, — подтвердил приятно удивленный Джед. — Чуть не все ведут начало от быка, которого отец мисс Агаты выписал из Англии. У него было мудреное имя с милю длиной, но на ранчо его звали просто Па, потому что он покрыл больше тысячи телок, прежде чем его занесло метелью. Старина Черный Джек выкопал его из-под пятиметрового снега и похоронил, как собственного родича. Его могила на кладбище за домом.

Они провели в седле несколько часов, пока Джед проверял, все ли в порядке на дальних пастбищах.

— А как вы узнаете, куда они пошли? — спросила заинтригованная Кейт.

— Вертолет следит. Подмога хоть куда! Раньше-то, бывало, целыми днями их разыскиваешь, особенно после непогоды. А теперь вертолет находит стадо и нам по радио сообщает. Так что мы точно знаем, куда ехать в случае чего.

— А в случае чего? — поинтересовалась Кейт.

— Ну, например, бурей занесет, или просто застрянут в глубоком снегу, или горный лев кого поранит.

— Это тот, которого я слышала ночью?

— Мы знаем, что здесь один бродит, — кивнул Джед. — Но если он на коров не нападает, и мы его не трогаем. Теперь, когда снегу навалило, за ним легче следить.

Казалось, Джед совсем не управляет своей лошадью, а просто сидит и позволяет себя везти.

— Старина Хэнк сам знает, куда ехать. Он этим уж сколько лет занимается.

Хэнк довольно понуро трусил рысью, но на обратном пути, когда Джед слегка тронул его шпорами, он сразу подобрался, выгнул шею и загарцевал. Даже Полковник наставил уши и пошел боком. Когда они перевалили через вершину холма и увидели розовый дом, лежавший посреди снежной равнины, Кейт, залившись счастливым смехом, воскликнула: «Дома мне ни за что не поверят!» — и подняла Полковника в галоп.

Для лошади с репутацией флегматика Полковник показал удивительную резвость, и, когда они перешли на рысь, Кейт наклонилась и похлопала мерина по выгнутой шее.

— Тебе понравилось, старый плут. И мне тоже!

Глава 8

Растянувшись на королевском ложе огромной спальни в Чандлер-тауэрс, Доминик ленивым движением стряхнула сигарету в стеклянную пепельницу.

— Ты слишком много куришь, — пробормотал ее муж, который слишком устал, чтобы выговаривать ей всерьез. К тому же он знал, что от его замечаний проку все равно не будет.

— Ведь это не сказывается на моих талантах, как ты считаешь?

Он приоткрыл один глаз.

— Я думаю, ты заметила бы первая.

— Ты выразил им свое одобрение уже целых два раза. — Она провела рукой по стальным мышцам его широкой груди, по плоскому животу, добралась до волос на лобке и почувствовала, что, несмотря на то, что дважды за прошедший час они занимались любовью, его плоть шевельнулась в ответ на прикосновение. Глядя, как увеличивается его пенис, она с удовлетворением подумала, что этот человек никуда от нее не денется: он привязан к ней, как лошадь за узду, по выражению его бабки.

— Мой жеребчик, — промурлыкала она, и ее губы оказались там же, где лежала рука, от чего он замер и застонал. — Я вижу, ты сильно по мне соскучился.

— А ты? Разве не за этим ты прилетела ко мне в Нью-Йорк?

Доминик улыбнулась. Больше всего в Блэзе Чандлере ей нравилось то, что он неизменно ускользал из ее сетей.

Как и все остальные мужчины, он прочно сидел на крючке ее чувственности, но почему-то он до сих пор ей не надоел. Их взаимное влечение не угасало, и ее это восхищало. Она точно так же, как и он, не обманывала себя — кроме секса, их ничто не связывало. У Доминика существовало твердое убеждение, что сексуальное влечение, каким бы сильным оно ни было, продолжается не больше двух лет. Даже такое, какое они испытали с той самой минуты, когда впервые увидели друг друга. Ни он, ни она никогда в жизни не ощущали подобного взрыва страсти. Но у всего, что достигает вершины, остается лишь одна дорога — вниз, и поэтому каждая их новая встреча была для них неожиданным подарком. На этом, собственно говоря, и держался их брак, как цинично полагала Доминик. Их отношения были больше похожи на затянувшийся роман, чем на супружество, их встречи — в городах, в которых они оба случайно оказывались, — носили отпечаток чего-то тайного, запретного, как украденные любовниками полчаса, когда ревнивый муж и сварливая жена напрасно ждут в вестибюле гостиницы.

Проживи они вместе хотя бы некоторое время, и непрочное основание их союза разлетелось бы на куски, потому что обоим нужен был если не риск, то хотя бы иллюзия риска. Эта связь была больше похожа на адюльтер. Потому что настоящим мужем Доминик был «Деспардс», а женой Блэза — требовательной и ревнивой — Корпорация Чандлеров. Они встречались тайком от законных партнеров, и эти свидания были, словно жгучим перцем, приправлены риском, что их могут выследить.

— Вообще-то мне сейчас следовало бы сидеть за столом переговоров в Гонолулу… — говорил Блэз. Или Доминик мурлыкала:

— Считается, что в данный момент я лечу в Женеву.

Ты стоишь мне денег и времени, мой прекрасный дикарь.

— Всегда любил прогуливать, — отвечал Блэз.

И они расставались, освеженные друг другом, до тех пор, пока один из них снова не принимался разыскивать другого, и междугородный звонок всегда кончался новой встречей в новой постели. У них не было дома. В Париже они пользовались домом на авеню Фош, в Лондоне жилым этажом «Деспардс», если Чарльз отсутствовал, или отелем. В Гонконге в их распоряжении была квартира Доминик, а в Нью-Йорке три комнаты на сороковом этаже Чандлер-тауэрс. А гостиницы есть во всех городах мира.

Они нигде не бывали вместе. Их никогда не видели ни в ночных клубах, ни в дискотеках, ни на международных приемах или дружеских вечеринках. Они встречались только для того, чтобы заниматься любовью — больше их ничто не объединяло. Но это был секс такого высочайшего класса, что его оказывалось достаточно для продолжения отношений.

Блэз предложил Доминик выйти за него замуж в первом приступе помешательства, когда от одной мысли о том, что кто-то другой может обладать ею, у него темнело в глазах. Доминик приняла предложение, потому что он был Блэзом Чандлером. Став его женой, она получала доступ в мир международного бизнеса, что открывало новые горизонты в торговле антиквариатом. Некоторое время Блэз пребывал в заблуждении, что страстно влюблен, влюблен на всю жизнь, и только когда кипящая лава стала покрываться коркой и твердеть, он понял, что в его чувстве реальным было лишь желание. Но Доминик была настолько хороша в постели, что и теперь разлука с ней вызывала ощущение щемящей тоски и напряжения, от которого он мог избавиться только одним способом. Два года он не смотрел на других женщин — Доминик давала ему такое безмерное удовлетворение, что, когда приходила пора, он снова тянулся только к ней. Он ясно понимал, насколько сексуальна его жена — то, что было для него удовольствием, для нее было потребностью. Жизни без секса для нее не существовало, и в тех случаях, когда он не отвечал на ее призыв — отчасти из-за неотложных дел, отчасти для того, чтобы сохранить хоть какую-то независимость, — она искала удовлетворения с другими.