Лучший друг девушки, стр. 67

– И не столько меня, сколько прежде всего себя, – был лаконичный вывод, к которому пришла Ливи в беседе со своей сестрой Тони, приехавшей погостить к ней на длинный уик-энд перед тем, как отправиться на лыжные склоны Сан-Морица. – Ему во что бы то ни стало необходимо добиться отмены моего смертного приговора, так как, если ему не удастся вытащить меня, он сам понесет тяжкое наказание: одинокую старость. А тебе, как и мне, хорошо известно, как Билли переносит одиночество.

И это было истинной правдой, что с изумлением отметила про себя Тони. Билли словно рехнулся. Часами кряду висел он на телефоне, обзванивая всех и вся, кто хоть как-то мог помочь ему в его страстном желании сохранить жизнь своей жены. Как подметила проницательная падчерица, он был до смерти напуган. Столь основательный монолит его жизни дал трещину в самом своем основании, подточенный как сухой, так и мокрой гнилью – всем тем, что в конце концов неизменно ведет к краху. Его преследовали ужасные кошмары, в которых он видел себя заживо похороненным в обломках собственной жизни. Привыкший контролировать каждый аспект своего безукоризненно отлаженного существования, он отнесся к болезни жены, как к факту захвата недругами одной из своих дочерних компаний. Этого еще никому не удавалось, не удастся и теперь.

Когда, уже поздней осенью, Ливи впервые появилась в обществе после болезни, заметки об этом событии появились и в популярных ежемесячных, и в еженедельных журналах.

«Законодательница моды возвратилась, чтобы снова ослепить нас своим блеском, – захлебывался от восторга один из писак журнала мод, – явившись во всем своем великолепии в «Ля Гаврош» в шикарных, обтягивающих ноги черных бархатных брюках и белоснежной шифоновой рубашке поверх белого же сатинового лифа, с огромными бриллиантами в ушах и на изящных пальцах. Если вас в ее отсутствие снедало сомнение, как это делается, то делается это именно так, и не иначе».

Но после, казалось, полного выздоровления хрупкое здоровье Ливи вдруг резко пошло на спад. У нее возникли трудности с дыханием: снова пришлось пользоваться лифтом, после того как она с гордостью отказалась от него и пешком поднималась наверх к себе. Билли снова бросился колесить по свету, оставив Ливи на попечение Джеймза, Дианы и Корделии – Тони находилась в Бразилии, где ей предстояла операция на глазах и на горле. Билли прочесывал землю в поисках совета и любого другого средства, которые помогли бы ему, как подметила Ливи, добиться отмены приговора. Но ближе к лету была обнаружена вторая опухоль, и остаток ее левого легкого был удален полностью.

Морально опустошенный и напуганный, как никогда в жизни, Билли, одержимый стремлением отыскать чудодейственное лекарство, иногда проделывал тысячи миль, чтобы увидеться с теми, кто обещал исцеление или заявлял, что изобрел такую микстуру, или утверждал, что способен заговорить болезнь. Он познакомился и беседовал со всеми видными специалистами в области раковых заболеваний, с пристрастием допытываясь у них, есть ли шансы на полное выздоровление.

Однажды вечером в квартире Роз, помещавшейся в некогда величественном особняке на площади Микеланджело, зазвонил телефон. Звонил Джеймз. У него были, как он сказал, плохие новости, касавшиеся, однако, его лично, а не ее матери, состояние которой, учитывая обстоятельства, можно было считать удовлетворительным. Ему только что сообщили, что его брат вместе с женой и двумя детьми погибли в автомобильной катастрофе на шоссе М4. Забрав из Итона своего наследника Чарлза и его сестру из Сент-Мэри, что в Уэнтедже, они возвращались в Челм, когда сорокатонный грузовик, неожиданно выехавший на встречную полосу, как ножом пырнул первую же мчавшуюся ему навстречу машину, отбросив ее на следующую за ней другую машину, в результате чего около тридцати машин, как фишки домино, врезались друг в друга, что повлекло за собой смерть одиннадцати человек. Еще сорок два человека получили серьезные ранения.

Их смерть означала, что теперь Джеймз унаследовал титул семнадцатого виконта. В этом качестве он не мог продолжать службу у Ливи.

Роз, подсознательно готовившая себя к такого рода звонку, исходя, правда, из других предположений, ответила:

– Я приеду незамедлительно. По возвращении я переговорила со своим начальством, предупредила, что мне может понадобиться длительный отпуск.

– Все, как обычно, предусмотрено и четко организовано, – облегченно выдохнул Джеймз, негласно сделав ей очередной комплимент. – Дайте мне знать, когда вы прибываете в Хитроу, и я вышлю машину, чтобы встретить вас.

– Отчим дома?

– Нет, в Китае, выясняет насчет тамошних лекарственных трав. Он в буквальном смысле следует изречению «заглянуть под каждый камешек».

– Кроме вас, кто еще находится с мамой?

– Госпожа Уинслоу позавчера улетела в Нью-Йорк; принцесса фон Ангальт в Баварии, наводит блеск в родовом замке; ваша единоутробная сестра в Лондоне, исполняет роль хозяйки дома во время официальных приемов своего папы, а ее муж, в отсутствие лорда Банкрофта, ведет его дела; ваш брат Джон жил здесь проездом в течение месяца и только недавно улетел в Сан-Диего вместе с женой – снова, кстати, беременной: они приехали, чтобы сообщить об этом радостном событии вашей матери, – а Дэвид все еще занят завершением своего юридического образования. Каждый из них готов приехать по первому же зову, но ваша мама не просит их об этом. Она хочет, чтобы приехали именно вы.

Ни секунды не колеблясь, Роз сказала:

– Передайте ей, пожалуйста, что я уже еду.

12

– Опаздываем, – укоризненно заметил Колли Прентисс, обращаясь к женщине, которая почти рысцой протрусила от входа в самый модный нью-йоркский ресторан прямо к столику, располагавшемуся налево от дверей.

– То же самое было бы и с вами, попади вы в эту идиотскую пробку! Какой-то там очередной марш протеста, из-за него было перекрыто все движение вплоть до Ист 88-й! Плесните мне, пожалуйста, в стакан немного этого превосходного «Перрье»...

Маффи Хэдфилд шлепнулась на один из четырех стульев, расстегнула отделанный соболем ворот своего жакета и только тогда поинтересовалась:

– Интересно, если я пришла поздно, то где же тогда Сисси?

– В бегах, – смакуя новость, сообщил ей Колли. – Пока вы были в Мехико, тут разгорелся ужасный сыр-бор по поводу интервью, которое она дала «Ванити фэр» [17], сопровожденное фотографиями и прочей дребеденью, о своей трехэтажной квартире с видом на Национальный парк – на строительство которой она убухала Бог знает сколько миллионов долларов, а тут, как назло, появилась разоблачительная статья об Иззи, в которой он был назван крупнейшим трущобным домовладельцем Нью-Йорка. Он буквально заревел от всего этого! Заставил ее убраться в самую дальнюю глушь – свое поместье в штате Нью-Джерси. Ей повезет, если она сумеет к Рождеству снова вернуться в Нью-Йорк.

– Да Бог с ней, с Сисси, – нетерпеливо перебила его рыжеволосая, с грубыми чертами лица женщина по имени Гарриет Стоутс. – Расснажите-ка лучше, Колли, что слышно о Ливи Банкрофт: видели вы ее или нет, когда были в Европе?

– Еще бы не видел! Я был одним из немногих, которые удостоились этой чести. – Ухмылка его, как и манера вести себя, была самодовольно-надменной. – Она теперь редко принимает у себя. Оно и понятно. – Он сделал многозначительную паузу. – Это конец эпохи, мои дорогие. Ливи Банкрофт недолго осталось жить на этом свете... – Его навыкате, цвета яйца-пашот глаза – результат болезни щитовидной железы – едва не выкатились из орбит. – Место ее останется пустым, чтобы не сказать: зияюще пустым.

– Скажите это Глории Гуанариус, – язвительно предложила Маффи Хэдфилд.

– Да к черту Глорию Гуанариус, – нетерпеливо отмахнулась от нее Гарриет. – Вы нам о Ливи расскажите.

Колли слегка нахмурился. Гарриет Стоутс как была, так навеки и останется вульгарной парвеню. Что из того, что она замужем за одним из самых богатых людей в Америке? Его деньги – это деньги, приобретенные только вчера, Новые Деньги. И это само говорит за себя! Он неприязненно дернул плечами. Но Уиллард Стоутс был очень могущественным человеком именно потому, что был богат, и не было никакого смысла настраивать против себя его жену.