Лучший друг девушки, стр. 36

– Здорово же вы поставили меня на свое место!

Она дернулась нетерпеливо:

– Вы же знаете, что я имею в виду, вы же сами не скрываете своих наклонностей, но делаете это весьма деликатно. Я рада, что мама нашла вас, это значит, что и я приобрела друга в вашем лице.

– Но вам я не нужен в той роли, в какой задействован для вашей матери. Вам никто не нужен, Розалинда, не так ли? Вы – так уж случилось – обособились от всех, но надеюсь, не безвозвратно. Мне будет печально думать, что и в дальнейшем вы будете отождествлять жизнь с игрой в пасьянс, рассматривать людей, как карты, которые можно передвигать на столе.

На какое-то мгновение Роз смешалась, но врожденная честность снова взяла в ней верх.

– Ну что ж, ваша характеристика довольно точна, – согласилась она. – Ну и прекрасно, а какой еще прикажете мне быть? Не дай Бог мне в ком-либо нуждаться! К кому же, как не к слугам, я должна была бы обратиться тогда за помощью?

Джеймз не мог не видеть справедливости того, что она сказала, но бритва его была обоюдоострая.

– А вот мама ваша относится к тем людям, кто непременно нуждается в других. Ей необходимо, чтобы ею восхищались, необходимо сознавать, что легенда о ней не лопнула как мыльный пузырь. Разве у нее есть что-либо другое, кроме этого? – Роз нахмурилась, и Джеймз тотчас воспользовался ее замешательством. – Один вечер, вот и все, что она просит. Один чудесный, блестяще продуманный и проведенный бал. За который большинство девушек жизнь бы свою отдали!

– Но только при условии, что я не стану предметом торга, повторяю: я не желаю, чтобы мной торговали! У меня свои планы на дальнейшую жизнь, и браку в них нет места. То время, когда у женщин не было иного выбора, ушло навсегда.

– Уверен, что она согласится с вашим пожеланием.

– Может быть, но на всякий случай мне бы хотелось, чтобы вы дополнительно сообщили ей о моих намерениях. Она в них больше поверит, если это будет исходить от вас, я не хочу никаких недоразумений.

– Значит, вы сделаете так, как она просит?

– Только потому, что об этом столь убедительно попросили вы, – ответила Роз.

– Спасибо, – сказал Джеймз, но таким тоном, что она чуть не поперхнулась и потому нарочито-весело воскликнула:

– Теперь вы со спокойной душой можете отменить мой визит в логово к тигру. Сообщите ему, что он может представить меня хоть целой армии чистых англосаксов, но за это заплатит дорогой ценой. Он будет в восхищении от вас, когда вы передадите ему это!

Но едва Ливи – а она была вне себя от радости, передавая Билли эту новость, – сообщила ему о решении Роз, тот немедленно посчитал это сдачей позиций со стороны своей падчерицы. Отчего пришел в такое отличное настроение, что по поводу счета, за которым следовал список приглашенных, высказал лишь одно критическое замечание:

– Ты заказала слишком мало шампанского. На банкете Банкрофтов всего должно быть в избытке!

7

Как Ливи и планировала, дебют Роз состоялся в «Иллирии». Впервые в жизни она проявила удивительную настойчивость, когда Билли неожиданно заартачился, узнав что это был не один из его домов. Дом принадлежал Рэндольфам. Но ведь и Роз, как напомнила ему Тони, тоже принадлежала к этому клану. Помимо этого, хотя Билли и владел четырьями домами, в Америке у него был единственный дом в Нью-Йорке, а тот никак не подходил для торжества, задуманного его женой.

А она задумала устроить сельский праздник. Выбрала время, когда парк по-весеннему сказочно похорошел, голубые ирисы, в изобилии посаженные ею много лет назад, извиваясь, рекой текли вдаль, постепенно сливаясь с темнеющими деревьями, служившими им берегом. На деревьях Ливи развесила маленькие хрустальные чаши с ароматизированными розовыми свечечками, и воздух был напоен запахом роз; она соорудила огромную белую палатку, увешанную лоскутами из розового шелка и штормовыми фонарями, неясный свет которых скрывал недостатки женских лиц и всех их делал красивыми. На убранном коврами полу она разбросала огромные, яркие, шелковые подушки, чтобы гости могли располагаться на них, как кому угодно, пока закусывали холодными омарами, горячими острыми креветками с креольским рисом, запеченными в меде вирджинскими окороками под маринадом, слоеными волованами, начиненными спаржей, приправленными трюфелями яйцами и огромным толстым филеем с жировыми прослойками, прибывшим спецрейсом из Шотландии вместе со свежей тайской семгой. И все это изобилие подавалось с хрустящим зеленым салатом и знаменитым майонезом Ливи и запивалось морем шампанского.

В другой палатке, на этот раз бледно-желтого цвета, располагались оркестры, непрерывно сменявшие друг друга, гости танцевали на специально сооруженной и оборудованной танцплощадке.

Над всем этим, как богиня, царила Ливи в изящно ниспадавших складках шедевра из белоснежного крепа от мадам Грэ, лебединую ее шею обвивало причудливой формы колье из алмазов, крупных жемчужин, розовых и голубых сапфиров и кораллов. Улыбаясь, она представила свою дочь, на которой было изящно приталенное, с глубоким квадратным вырезом длинное вечернее платье, сотворенное из слоев чистой шелковой органзы, причем каждый слой имел свой оттенок серо-голубого, – от аспидного до сапфирового, – что в целом делало ее похожей на легкое облачко древесного дыма. Плотно облегавшие руки, но прозрачные рукава кончались изящными оборочками, доходившими только до костяшек пальцев, а на шее красовалась традиционная нитка жемчуга, только она была подарена ей бабушкой и в свое время украшала шею Серены Фэйрфанс, вышедшей замуж за Генри Рэндольфа в 1714 году.

Волосы ее, коротко остриженные, поскольку она не видела необходимости постоянно следить за своей прической, были уложены таким образом, чтобы выгоднее оттенить ее маленькую аккуратную головку. Впервые в жизни на лицо ее был наложен грим. Эффект получился потрясающим.

Ее мать, едва взглянув на платье, вспылила:

– Это платье не для дебютантки.

– Увы, но я не собираюсь надевать ту белую тряпку, которую ты мне приготовила. Мне может быть всего восемнадцать лет, но это не значит, что я подросток. Оттенки голубого с успехом свидетельствуют, что я еще девственница, если тебя волнует именно это. Даже могу, если хочешь, нацепить соответствующее удостоверение.

– Чем же тебе не нравится то платье, которое я выбрала?

– Ничем. Для какой-нибудь невзрачной блондинки оно еще куда ни шло. Белые рюши! Ну ты даешь, мама!

Но Ливи требовалась зеркальная наводка, чтобы глубже оттенить ее собственное изящество и грацию: для этого обе они должны были быть в платьях одного цвета – вернее, почти одного, так как белизна ее платья более имела оттенок сахарной глазури, тогда как платье, выбранное для дочери, восемнадцатилетней дебютантки, было более мягких, нежных оттенков белого, подчеркивающих ее юность. Искусно подобранные оттенки голубого, выбранные Роз, не соответствовали эффекту, задуманному Ливи. Они заставляли светиться ее смуглую кожу, просвечивавшее через органзу молодое тело буквально приковывало к себе глаза, а шелест юбок – уши. Роз прекрасно смотрелась в этом платье. Пораженная до глубины души, Ливи только сейчас сообразила, чего не учла ранее: у нее появилась соперница. Она сама, только на двадцать лет моложе. Она хотела, чтобы Роз покинула свой кокон, как того требовала освященная временем традиция, но никак не ожидала, что дочь появится из него уже полностью сформировавшейся, прелестной бабочкой. Потрясенная, она поняла, что Роз была красавицей. Волосы, глаза и легендарная кожа были у нее от Ливи, к этому добавлялся классический профиль ее отца. Впервые в жизни Ливи столкнулась со столь грозной соперницей.

– Твой грим никуда не годится, – сказала она.

– Напротив. При свечах он будет великолепен.

Снова пораженная, Ливи поняла, что Роз была ее истинной дочерью. Тоже все предусматривавшей. Когда Джеймз увидел их вместе, она с головой погрузилась в успокоительный бальзам его восхищения, сознавая, однако, что на этот раз хвала предназначалась не только ей.